Красотка печального образа

– Ты идешь, или мне тебя силой сюда тащить?! – прикрикнула из недр чужой лачуги Ксюша.

Александра вошла. Вошла и без лишних осложнений огляделась, потому что солнце беспрепятственно проникало сквозь пыльные стекла – хвала небесам, хоть они оставались прежними.

Фанерный щит стоял на полу рядом со столом. Вешалка с кучей заплесневелой ненужной одежды, которую все вечно тащат из дома на дачу, а с дачи на помойку, тоже была на месте. Кучи старых газет по углам. Диван. Куски старой пакли все также свисали из щелей. Даже муха в паутине по-прежнему покачивалась между потолком и столом, не свиристела теперь уже, нет, но все еще была на прежнем месте.

Не было только Ромки.

Правильнее, не было Ромкиного трупа. Того самого, из чьей спины торчала наборная рукоятка самопального ножа. Так мало этого, ничто в доме не указывало на то, что он тут вообще когда-то был. Никаких следов на диване или на полу, никаких разводов, темных капель, ничего!

– Катька, зараза! – прошептала Александра, побледнев так стремительно, что даже щеки заныли. – Это она!

– Что она? – Ксюша с явной угрозой и раздражением уперла кулаки в свои крутые бока и посмотрела на подругу с сомнением. – Что твоя Катька-зараза?

– Она примчалась и все тут убрала, вот что! – выпалила Александра, опустилась на корточки и принялась внимательно рассматривать пол возле дивана и входа. – Я была у нее и…

– И что?

– Ничего! – огрызнулась Александра.

Она вспомнила, что так ведь и не сказала Катьке про свою «находку» на ее даче. А значит, непонятно, как тогда эта зараза могла узнать и среагировать так быстро? К тому же одной Катьке не под силу выволоть из дома труп молодого здорового мужика и спрятать его где-то.

– Она его спрятала, – выдавила из себя Александра, поднимаясь на ноги.

Она была не просто разочарована, она была огорошена, сбита с толку и чувствовала себя сейчас если не полной идиоткой, то кем-то сродни. Ведь сколько она ни вглядывалась в пыльные некрашеные доски пола, она не нашла ни единого пятнышка на полу, ни единого намека на то, что здесь могли волочить окровавленный труп. Не под мышкой же его несли, в самом деле! Откуда было взяться силам у такого утонченного и нежного создания, как Катерина?!

– Все! Идем! Мне все ясно! – провозгласила Ксюша, снова вцепилась в шлевку на ее джинсах и поволокла Александру к выходу.

Они выбрались на улицу, повторив маневр с болтающейся на одной петле калиткой. И тут же без лишних слов двинулись в обратную сторону, взяв курс на автобусную остановку.

Молчали всю дорогу. Александра в растерянности поглядывала на задумчивую Ксюшу, не решаясь задать вопрос, изводивший зудом ее язык.

Куда мог подеваться труп?! Куда и когда?!

Он же был! Она же не дура, в самом деле, она же видела все! А рукоятку эту наборную помнит, наверное, даже отчетливее, чем все остальное.

Широкая такая, из разноцветных пластиковых пластинок, меняющихся попеременно: черная, прозрачная, потом грязно-розовая и снова черная. Помнит же? Помнит! Что тогда могло произойти за то время, что она сидела в траве на соседней дорожке, потом навещала Катьку, а следом Ксюшу?! Что произошло?!

– Я не знаю, – твердо ответила Александре на это Ксюша, провожая ее с автобусной остановки до самого дома. – Я не знаю, что произошло, Сань! Либо кто-то его умыкнул и все тут убрал, пока ты носилась по городу, как чумовая. Либо…

– Либо что?

– Либо с тобой что-то не того, мать. – И Ксюшин пухлый палец легонечко так тукнул себя в висок. – У тебя, как с психикой? Никаких кошмаров в последнее время не снилось? Или, может, дряни какой-нибудь насмотрелась по телевизору, а?

– Ага, давай, давай, объяви меня сумасшедшей. Это, пожалуй, выход, – покорно согласилась Александра, притормозила возле низенькой лавочки напротив бабушкиной калитки и уселась на нее. – Только, что бы ты ни говорила, Ксюша, труп там был. И я видела его своими глазами так же отчетливо, как вижу тебя! И…

– И?! – Ксюша, попробовав лавочку на прочность, осторожно на нее присела.

– И на нем была Ромкина рубашка, Ромкины штаны и… волосы, понимаешь!.. Волосы Ромкины! Их же ни с чьими перепутать больше нельзя! Кудрявые, светлые, по подушке вот так. – И Александра, вывернув голову, распушила хвост собственных волос именно так, как увиделись ей Ромкины волосы сегодняшним утром. – Ну, могла мне мышь привидеться! Ну, крыса там, к примеру, но не человек же! И уж если вспомнить ту самую дрянь, которую я обожаю смотреть по телевизору, как ты говоришь, то там…

– И что там? – фыркнула Ксюша, покосившись в ее сторону с материнской снисходительностью.

– Там десятки прецедентов подобных! Если не больше, – запальчиво ответила Александра. – И сумасшедшими объявляли, и до сумасшествия доводили, и до самоубийства.

– Надеюсь, ты не того?! – переполошилась Ксюша и полезла обниматься. – Ты смотри, не дури! Разберемся мы со всей этой ерундой! Разберемся, куда твой труп ушел, черти бы его побрали…

А труп ведь и в самом деле ушел, как оказалось! Ушел на своих ногах! И вполне живой, и совершенно здоровый, и по-прежнему симпатичный, и жизнерадостный возник вдруг на ее пороге уже этим вечером.

Глава 4

Она смотрела финальную сцену очередной «дряни», как именовала такие фильмы Ксюша. Смотрела и почти ничего не видела из-за распухших от слез глаз. По экрану бегали вооруженные боевики, стреляли, убивали кого-то, падали, поднимались и снова стреляли. Наверное, кому-то из них было больно, и значение каждый выстрел наверняка имел. Но ей сегодня было не до этого. Она сегодня упивалась собственным горем, которого оказалось слишком много для нее одной.

Александра уже и пожалела, что отпустила Ксюшу, хотя та напрашивалась на ночлег и даже вызывалась накормить ее вкусным ужином. Отказалась. И теперь вот, уливаясь слезами, жалела об этом. Вместе-то было бы не так гадко. Вместе, глядишь, они что-нибудь да придумали бы. Нашли бы объяснение тому, куда подевался убитый Ромка. Почему его убили, они бы ни за что не догадались бы, ни за что. Но вот куда могло подеваться его тело…

Фильм закончился, и по экрану бегло заскользили трехкилометровые титры. Александра нащупала на диване пульт от телевизора и нажала красную кнопку. Экран потух. Комнату моментально накрыли сумерки, от которых ей стало еще хуже. То хоть чье-то присутствие ощущалось. Нет, надо все же вызывать либо Катьку, либо Ксюшу. Первой можно устроить допрос с пристрастием. Она это умела. Глядишь, подружка и проболтается. А вторая накормила бы и уговорила не плакать, а то просто прорва какая-то слез. И поделать с этим ничего нельзя.

Опустив ноги с дивана, где она просидела, скорчившись, все три часа, пока шел фильм, Александра встала и пошла к окну. Обычно она редко запирала окна на ночь, как-то не приходилось ей бояться. Может, просто пуганой не была. Теперь же оторопь брала буквально от всего. От неясных теней, мелькающих по углам. От неясных скрипов и шорохов, которыми был наполнен старенький бабушкин дом. Даже от уличного фонаря, болтающегося на ветру, и то делалось жутковато. Куда там было выйти в огород и посидеть полчасика на ступеньках заднего крылечка! Это она раньше могла так: взять и просидеть, не замечая времени и наблюдая за звездами. Теперь же ни-ни, теперь что-то странное творилось.

А может, она и правда с ума сходит от одиночества, а?! Может, того, крыша ее взяла и съехала потихоньку. Она вот все искала себя, искала пути самореализации, все ждала какого-то чуда или счастья, рецепта которого ей не оставила бабушка, и незаметно так превратилась в идиотку.

Могло такое случиться? Наверное. С другими ведь случалось, она тоже могла не быть исключением. Тем более что простимулировали ее с утра будь здоров. Подняли ни свет ни заря и отправили на эти чертовы дачи убедиться в подлости собственной подруги и любимого. И вот пока она ждала автобуса, ехала в нем, а потом блуждала по дорожкам, ее сознание взяло и свихнулось.

– Черта с два! – вырвалось у нее внезапно, и получилось очень громко для пустого темного дома, в котором, как известно, все слышится много громче и отчетливее.

Александра со злостью хлопнула створкой рассохшейся рамы, со скрипом шмыгнула шпингалетом, задернула занавеску и пошла включать свет и вот тут…

Нет, она все же чокнулась! Несомненно, с ней что-то не так! Сначала ей привиделся труп, теперь мерещатся привидения!

Правильнее, самого привидения она не увидела, но это пока. Зато стук, характерный для этого самого привидения, она услышала более чем отчетливо.

Ну, да! Тот самый неповторимый стук, которым обычно скребыхался в ее дверь ее ненаглядный Ромочка! И она его слышит снова и снова. Она же не могла его позабыть, она его точно помнит и, кажется, слышит теперь очень отчетливо.

Так мало стука! Голос!..

Черт возьми, она уже слышит его голос! Ромкин голос! И он зовет ее по имени, именно так зовет, как делал это обычно.

– Сашуня! Сашуня, открой, малыш!

Ухватившись одной рукой за сердце, которое то останавливалось, то принималось колотиться с удвоенной силой, она медленно двинулась в сенцы. Свет решила не включать. Привидения, как известно, боятся света. Если она его включит, то все исчезнет: и стук, и голос. Она лучше так, в темноте. Она же его не боится! Это же не чье-нибудь, это же Ромкино привидение заявилось к ней поздним вечером. Его-то ей с чего бояться, она же любила его живого, полюбит и…

Дверь-паразитка, будто нарочно, заскрипела так протяжно, что пятками Александра немедленно вросла в пол у порога. Распахивалась нарочно так медленно, будто и не служила им с бабушкой верой и правдой последние десятилетия, будто и не сроднилась с ними всеми своими гвоздями и занозами.

Распахнулась наконец-то! И…

На самой нижней ступеньке, заделанной из самой узкой доски, которая только и смогла найтись у соседа дяди Коли, совершенно живой и здоровый стоял Ромка.

То, что он живой, Александра поняла сразу, невзирая на слабоумие, в котором начала себя подозревать с некоторых пор.

Почему поняла? Да потому что!..