– Были. Но все… – он неопределенно повел руками, вздевая взгляд в потолок. – У всех оказалось алиби. Доказательств никаких.
– А главными подозреваемыми были одноклассники? Со слов Скомороховой?
Новиков покосился на него недобро и нехотя кивнул.
– Да. Один его одноклассник – сынок тогдашнего мэра – Ильин Глеб. И его приятель, двумя годами старше. Некто Сугробов Александр.
– С него она и начала, когда пришла ко мне, товарищ майор.
Виталий незаметно отлепил от живота ткань рубашки, сделавшейся мокрой от пота. В кабинете начальника была такая же духота. А только начало дня. Что будет, когда время перевалит за полдень? Сгореть же можно на работе. В прямом, не в переносном смысле.
– Да? – рассеянно отозвался Новиков и неуверенной походкой вернулся на место.
– Сказала, что он пропал три месяца назад. Никто его не искал. Никому он не был нужен. Он измучил сестру. Бывшая жена устала от его пьяных визитов. И они наверняка перекрестились, когда он вдруг пропал. А теперь пропал еще один его одноклассник. И это ей показалось весьма подозрительным. И она даже высказала предположение. Весьма смелое.
– Да? И какое же?
Новиков повернулся на него всем туловищем, потому что шея не слушалась. В нее словно огненный прут вогнали.
– Что это Ильин зачищается накануне выборов.
– Что?! – Майор хотел вскочить с места, но не вышло, и он откинулся с глухим стоном на спинку рабочего кресла. – Вот старая сука! Все никак не угомонится! Ходит и ходит сюда, как на работу. Ладно… Ты вот что, старлей, по-тихому смотайся к ней, забери флешкарту. Никаких понятых. Никаких свидетелей твоего с ней разговора быть не должно.
– А девушку Игумнова тоже навестить?
– Навести. Если отыщешь, – он неуверенно хмыкнул. – Сдается мне, что девка слилась по-тихому, почуяв, какие влиятельные люди стоят за похищением ее парня. Если вообще это похищение было, а его не выдумала старая ведьма. Все, поезжай.
Скомороховой Виталий позвонил уже из машины и договорился о встрече. Она будто даже обрадовалась. И сообщила, что дома, не на работе. И всегда рада его видеть. Оставалось заехать домой и забрать записи их разговора. Он не оставил бумаги в кабинете, опасаясь, что они попадут на глаза посторонним. Собирался частным порядком вести это дело, значит, и записям на служебном столе делать нечего.
– Ирина, ты дома? – громко крикнул он, заходя в квартиру.
Она точно была дома, он слышал шум льющейся воды в кухне. Но крикнуть был обязан, таков у них был порядок. Однажды, еще в самом начале, он тихо вошел и перепугал ее до смерти. Она даже расплакалась.
– Дома! – ответила она из кухни. – Завтракать собралась. Будешь со мной?
– Да я ел вроде, – проговорил он, с нежной улыбкой входя в кухню.
– Ты ел яичницу, а у меня сырники, – ответила она рассеянно.
Ирка сидела за столом, подобрав под себя ноги, и листала бумаги. Его бумаги. Записи его разговора со Скомороховой.
– Ты что делаешь? – делано возмутился он и протянул руку. – А ну отдай! Это тайна следствия. Эй!
– Сейчас, сейчас, погоди, – она дочитала до последней строчки, протянула ему бумаги и со странной интонацией проговорила: – Как интересно.
– Что именно? – Он уже сворачивал бумаги в трубочку.
– Все!
Ирка соскочила со стула. Закрыла кран. И подлетела к плите, где в сковородке скворчало масло. Накидала творожных шариков, чуть придавила сверху деревянной лопаткой. Повернулась к нему.
– Расскажи, а?
– Что рассказать?
Виталик неуверенно переступал с ноги на ногу. Он хоть и торопился, но сырники любил. И от Ирки уходить не хотелось. Особенно, когда она такая вот: со сна, растрепанная, в коротких беленьких шортиках, тесной маечке с кружевом, с блестящими от азарта глазищами. Смотрел бы и смотрел, глаз не отводил.
– Что рассказать? – переспросил он, решив, что пятнадцать минут ничего не решат. Он и сырников поест, и с Иркой поболтает.
– Все! – Она снова прыгнула на стул, подобрав под себя ноги. – Что за история с пропавшим четырнадцать лет назад мальчишкой? При чем тут Ильин?
– Ты знаешь Ильина?
– Ильина-младшего? Да, знаю. А кто его не знает?
– Откуда? – удивился он.
– Так его физиономия в нашем районе со всех предвыборных плакатов на нас таращится. Ты чего, Виталик? – Ее глаза широко открылись. – Он рвется во власть, подталкиваемый своим влиятельным тестем. СМИ утверждают, что шансы его велики. Но его оппонент тоже очень серьезный мужик. И по слухам, там ведется какая-то очень серьезная возня. Серьезная! Грязная! Это так…
– Что?
– Это так интересно! Расскажи, а?
– Давай вечером, Ириш. Сейчас не до этого. Сырники не сгорят?
Она спохватилась, засуетилась. Стремительно накрыла на стол. Поставила кофейник на плиту. Они быстро смели с десяток сырников, запивая их горячим черным кофе. К теме Ильина больше не возвращались. Ириша была умницей. Сказано до вечера, значит, до вечера.
К Скомороховой Анне Ивановне он опоздал. И не на пятнадцать минут, как предполагал, а почти на час. И дома ее не застал. Сколько он ни звонил, дверь она не открыла.
– Так вы кто ей? – подозрительно прищурилась женщина из соседней квартиры.
– Ей – никто. Я дознаватель. Из полиции. – Виталик достал удостоверение, показал. – Мы условились о встрече. Я немного опоздал.
– Немного? – фыркнула женщина. – Так вы час назад должны были приехать. Она говорила мне.
– Задержался.
– Пока вы задерживались, с ней случилось происшествие, – сердито отозвалась женщина, втыкая кулаки в бока. – И Аннушку увезли в больницу.
– Происшествие? Какое происшествие? Какая больница?! – Съеденные сырники вздулись огромным комом в желудке. Его замутило. – Объясните толком, что произошло?!
– Аннушка пошла на улицу. Вас встречать. Говорит, дома дышать нечем. Посижу на лавочке, подожду старшего лейтенанта Князева. Не прошло и десяти минут, как на лестничной клетке раздался крик. И Аннушка вверх по лестнице, голубушка, поднимается, за голову держится. Лицо в крови. Говорит, хулиганы напали, сумку украли, по лицу ударили. Я говорю, давай полицию вызовем. Нет, говорит, не надо. Лучше «Скорую». Я вызвала, как она велела. И словом не обмолвилась о том, что было. Упала и упала сама. Оступилась. Да я и не видела, если честно, что там случилось-то, на улице.
Взгляд, которым соседка наградила дверь соседней квартиры, Виталику не понравился. И ее поджатые губы тоже.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, мне то что! – Она начала отступать в квартиру, пытаясь прикрыть входную дверь. – Ударили, упала, я не видела ничего.