Грех с ароматом полыни

– Для всяких… – Она поставила пустую тарелку на стол, отодвинула чистую ложку, она ею так и не воспользовалась. – Когда надо было ночью сбежать куда-нибудь. Когда еды надо было добыть. А для этого надо было усыпить старшего, он отвечал за кухню и продовольственные запасы. И тогда мы с моим братом выходили на дело.

– На дело? На какое дело? Зачем?

– Чтобы просто пожрать! – Она резко вскочила с места, наклонилась над ним, сузила глаза. Дышала тяжело, с присвистом. – Ты хоть можешь себе представить, столичный мальчик, как бывает страшно, когда дико хочется есть, а тебе не дают?! А тебе всего шесть лет! И ты не понимаешь, почему тебе не дают хлеба. Просто не принимает детский ум, зачем нужно кого-то бить, чтобы получить стакан чая с сахаром.

– Ты… – Он поперхнулся, откинулся на спинку стула, уставился на нее диким взглядом, под лопатками заныло. – Ты голодала?!

– Да, – ответила Ева коротко и вернулась на место.

Сцепила пальцы в замок и постучала ими по столу.

– Мне нужно найти того, кто написал эти статьи, Егор.

– Ну… Если это так важно, я постараюсь что-то сделать.

– Не что-то, а ты найдешь его! Найдешь! – выкрикнула Ева, зажмуриваясь.

Он смотрел на нее и будто видел впервые. Ее безупречная выдержка и хладнокровие затрещали по швам, выворачивая наизнанку что-то нежное, уязвимое, пульсирующее острой болью. Ему даже стало казаться, что он видит капли крови, которыми сочится ее душа. Его захлестнула такая жалость, что он тут же совершил ошибку. Он произнес:

– Бедная… Бедная моя! Как же тебе…

Договорить не вышло.

– Не надо меня жалеть, понял! – заорала Ева, поднимая на него прежний пустой взгляд, и еще раз с силой пристукнула сцепленными в замок пальцами по столу. – Жалеть меня не надо! Мне просто надо найти этого человека.

– С которым ты воровала еду?

– Который написал статьи обо мне.

– А разве это не один и тот же человек? Ты ведь сказала, что эти слова были известны только тебе и твоему брату. И если в статьях упоминались именно эти слова, то это значит…

– Это ничего не значит, Минаков. – Ева холодно улыбнулась. – Моего так называемого брата давно нет в живых.

– Нет в живых?

– Что ты, как попугай! – снова взорвалась она, вскакивая. – Повторяешь за мной по слову! Нет в живых. Нет! Он умер, погиб.

– Погиб? – повторил он.

И тут же прикусил язык, потому что Ева в беспомощной ярости закатила глаза и принялась беззвучно ругаться.

– А как он погиб? – зачем-то спросил он.

Может, за тем, чтобы не повторять за ней попугаем ее же фразы. Может, чтобы отвлечь ее. Ему совершенно точно не была интересна судьба давно погибшего мальчишки. Во всяком случае, до тех пор, пока Ева ему не соврала.

Она точно соврала! Он не мог ошибаться. Он знал ее достаточно хорошо, и еще лучше чувствовал. Как бы она ни пыталась отгородиться от внешнего мира, всегда оставаясь вежливой и безучастной, каким бы пугающе пустым ни был ее взгляд, Егор всегда ее чувствовал. И совершенно точно понял, что она соврала, когда ответила:

– Тимур погиб в результате несчастного случая.

Глава 4

– Даниил Игоревич, надо что-то срочно предпринять, иначе к концу четвертого квартала мы окажемся в минусе!

Левая щека его главного бухгалтера нервно дергалась. Лицо женщины и без того было непривлекательным, и даже страшным, а тут еще этот ее нервный тик.

Хотелось закрыть глаза и гнать ее прочь. Чтобы не видеть дурацких кривляний ее некрасивой рожи. Чтобы не морщиться от отвращения. Чтобы не запивать его потом непозволительно ранней порцией скотча.

И зачем он ее терпит? Уже двадцать лет терпит. Специалист хороший? Так их много сейчас. Потому что не ворует? Тут тоже вопрос спорный. Он сам проверить не мог. Поскольку был совершенно безграмотен в бухгалтерских вопросах. Конечно, нанимал аудиторов, те подтверждали порядок во всех отчетностях. Но сам он ни черта в этом деле не смыслил. А с аудиторами она могла и договориться.

Он пытался. Много раз пытался освоить эту науку. Приходили преподаватели, читали ему на дому лекции, устраивали зачеты. Кого-то он выгонял, кто-то ухитрялся дочитать ему курс лекций до конца. Те, кто молча терпел его похрапывания во время занятий.

Ну, не давалась ему бухгалтерия с экономикой, хоть убей. Да, да, он не был конченым дебилом и знал, конечно, что, если в одном месте прибыло, в другом непременно убудет.

Он умел считать деньги. У него получалось их удачно вкладывать. И прибыль подсчитывать он тоже умел. И даже дружил с двойной бухгалтерий. Не сам. Помогали. Но вот всякие там счета, субсчета и банковские проводки он не понимал и даже ненавидел.

Как ненавидел сейчас своего главного бухгалтера Марину Степановну Гровец. Мало того что она была старой, страшной, так еще и явилась к нему с раннего утра с гадкими новостями.

Они, видите ли, могут оказаться банкротами! С какой это стати?! Отчеты прошлого месяца были великолепными, что могло случиться за две недели?

Не иначе старая дрянь ворует! Пора от нее избавляться. Посадить в ее кресло опытного бухгалтера лет тридцати пяти, с достаточным опытом и позитивным настроем. Еще лучше, если она окажется с красивой мордашкой, длинными ногами и крохотной грудью. Большую грудь Даниил не терпел. И большие задницы у баб не терпел тоже. Всем этим в достатке обладала Марина Степановна Гровец, и за это была ему ненавистна особенно.

Надо будет дать указание отделу по персоналу, пусть подыскивают кандидатуру. Хватит уже, насмотрелся на эту страшилу.

– Ваши предложения, Марина Степановна, – буркнул он, лениво шевельнувшись в удобном кресле с высокой спинкой. – Я готов их выслушать.

– А…

Она заткнулась так внезапно, что ее рот остался открытым. Отвратительный тонкогубый рот с дергающимся левым углом.

Его чуть не стошнило, стоило представить, как из ее рта сейчас потечет тонкая струя слюны.

– Что – а?! – повысил он голос. – У вас нет предложений?!

– Пока… Пока нет. Я не готова.

Ее редкая шевелюра с торчащими в разные стороны нелепыми кудряшками задергалась, как от порыва ветра. Огромные сиськи, которые он ненавидел, заходили вверх-вниз. Она тяжело задышала. Видимо, так его главный бухгалтер пыталась справиться с замешательством – дышать, как загнанная лошадь, и ворочать громадной грудью.

Тьфу, мать ее…

Все! Хватит! Если он сейчас ее не уволит, он ее просто убьет. Прямо в своем кабинете. И его личному охраннику придется потом отмывать пятна крови с пола и мебели. Потому что убить ее ему хотелось изощренно.

– Ступайте, – скрипнул он зубами, зажмуриваясь.

– Что? – Ее здоровенный зад оторвался от стула сантиметров на пять и повис. – Вы что-то сказали, Даниил Игоревич?

– Ступайте к себе. Я вас вызову, – произнес он не своим голосом.

Свой беззвучно надрывался в мерзких матах глубоко внутри его. Он оскорблял, унижал, втаптывал в грязь эту старую трясущуюся тетку.