Второй подарок судьбы

Он не допил до конца, поняв, что сильно охмелел. Нет, голова по-прежнему соображала, хотя лучше бы наоборот. А вот ноги не слушались, и тело сделалось безвольным и словно ватным. Только и сумел, что добраться до первого попавшегося на пути дивана в чужой незнакомой квартире. Рухнул на него прямо в одежде и ботинках, перевернулся на спину и, прежде чем задремать, неожиданно снова подумал…

А зачем все же Ленка поднималась на те проклятые ступеньки, чтобы нанести удар? Она же стояла на них, ежу понятно. С высоты своего роста она не смогла бы ударить Настю по голове, экспертиза это подтверждает. Зачем?! Может, они поскандалили у дверей, и Настя ей все рассказала? Вряд ли. Настя – умная женщина. Не стала бы она трещать о том, в чем у нее самой уверенности не было. Она даже тетке своей родной ничего о нем не рассказала, лишь улыбалась загадочно. Что же там произошло? Что?! Ленка не расскажет. Ой, придется все же идти по соседям, ой, придется…

Тетю Наташу – пожилую женщину с первого этажа, которая с молчаливого благословения всех жильцов объявила себя старшей по подъезду, ему пришлось прождать долго. Ушла за пенсией, подсказала ему ее подруга и соседка по лестничной клетке. Скоро придет. Тетя Наташа шла ровно час. Панкратов весь истомился, без конца прогревая машину. Домой к себе он так с утра и не зашел. Противно было. Да и боялся, что, увидев жену, не выдержит и…

Лучше было не рисковать, а попытаться сперва навести справки. Трое из опрошенных, те, чьи окна выходили во двор, в тот день ничего не видели. Темнеет рано, привычки сидеть возле подоконника, грея ноги на батарее, ни у кого, кроме тети Наташи, не было. А она, как на грех, запропастилась.

– Сереженька, голубчик, как я рада тебя видеть, – расплылась в улыбке полная пожилая женщина, безропотно позволяя взять у нее из рук тяжелые сумки с продуктами. – Почему не на работе?

– А я как раз и на работе, тетя Наташа. Я к вам по делу. Есть несколько вопросов. – Панкратов послушно замер за ее спиной, пока та долго ковырялась ключами в трех замках.

– А-а-а, поняла, поняла, – та сразу подобрала губы в жесткую скобочку. – Это по поводу того происшествия с Настенькой?

– Да, именно. С вами кто-нибудь уже проводил беседу?

– Да нет, никого не было. – Тетя Наташа вошла к себе, едва не споткнувшись о здоровенного черного кота, подлетевшего ей под ноги. – Да и не видела я никого подозрительного в тот вечер. Все как обычно. Рассказывать-то особо нечего.

– А вы, как обычно, сидели возле окна?

– Ну да. Телевизор я не люблю. А тут снежок повалил, красота. Тихо так падает, бесшумно. Я к окошку-то и прильнула. И ничего. Никого чужого. – Она стянула с головы пуховую шаль, обмахнулась ею, поправила волосы, стащила старенькую цигейковую шубу, отдала ее Панкратову и пригласила его в комнату. – Ты проходи, проходи, Сереженька. Сейчас чайку организуем. Я тут за полцены черствые пончики купила в кафетерии. Сейчас распарю их, и чайку…

– Спасибо, тетя Наташа, некогда, – он не стал раздеваться, встав на пороге ее единственной комнаты. – Вы лучше вспомните, кто конкретно и когда входил в подъезд? Не сложно?

– Обижаешь, начальник! – воскликнула она совсем не по-стариковски и сама рассмеялась своей шутке. – О, как я тебя! Не обиделся, нет? Вот и хорошо… А кто входил… кто входил? Сначала мальчик твой пробежал, странный такой, смешной. Потом почти сразу Настенька зашла, сначала, правда, постояла, на небо посмотрела, голову все кверху поднимала, тоже, наверное, на снег любовалась. Потом супруга твоя… Она сначала – Леночка-то – спустилась в подвал, ключи еще у меня брала от входной двери. Потом вышла, ключи отдала…

– А зачем она в подвал-то ходила? – изумился Панкратов. – Что-то не сказала ничего.

Заставить Ленку посетить выделенную их ЖЭКом клетушку под домом можно было только под выстрелом. А тут вдруг поперлась, да еще так поздно!

– Так она за крестовиной для елки туда ходила. Говорит, самого-то вечно не дождешься, а елку, мол, ей обещали с утра привезти. Елку, мол, привезут, а тети Наташи на месте не окажется. Вот она с вечера эту крестовину и достала из подвала. Я еще ей говорю, поругай му- жа-то, Леночка, крестовина железная, тяжелая, наверное…

– Понятно, – перебил ее Панкратов.

Ему теперь стало ясно, чем именно Ленка шарахнула Настю по голове. Металлической крестовиной для новогодней елки! Эту крестовину Панкратов тоже привез из родительского дома и из своего счастливого детства. Прочная была, сваренная на заказ. Ленка ее притащила домой, чтобы с утра поставить елку. Но по дороге сцепилась с Настей по какой-то причине. Крестовину спрятала, и уж не до елки ей потом было – это точно.

– А мальчонка у тебя, Сереженька, забавный! Такой забавный! И на тебя очень похож. Так, может, все же выпьешь чаю, а? Хороший, наверное, мальчик…

– Да, да. – Панкратов двинулся к выходу. – Может, и хороший. Грубит часто, но они все в этом возрасте такие!

– Грубит? Ой, не знаю. Как такой мальчик может грубить? С детишками в школе утренники проводит, он сам мне сказал утром. И вдруг – грубит! Наговариваешь ты на свое дитя, Сереженька. – Тетя Наташа погрозила ему пальцем, провожая до двери.

Он споткнулся, медленно повернулся и, уставившись на соседку неестественно вытаращенными глазами, прошипел:

– Что он проводит с детишками в школе?!

– Утренники! Он сам сказал! – Тетя Наташа от вида его перекошенного страхом лица даже попятилась.

– Вы спросили, а он сказал, – подытожил Панкратов. – А что заставило вас спросить его об этом, тетя Наташа? Чем таким забавным удивил вас мой сын, что заставило вас ему поверить?

– Так он в костюме Деда Мороза был, Сереженька! Летел сломя голову из школы, потому что поздно уже было. Летел домой, подол в руках держал от морозовской-то шубы, глазенки испуганные… Боялся, наверное, что припозднился. Забавный мальчик…

Забавный мальчик! Очень забавный мальчик его сын, по совместительству – преступник, которого разыскивает вся городская милиция! Очень забавный мальчик: состоял в шайке бандитов, которых в тот вечер спугнули. И они бросились все наутек, кто куда. А он вот поспешил к себе домой. Влетел на этаж, начал открывать дверь. За этим его и застукала Настя и, памятуя обо всем, что писали в предостерегающей статье, тут же проявила бдительность. Она бы подняла шум, непременно. Она бы разоблачила преступника, который ковырялся в замке чужой квартиры, намереваясь ее ограбить. Это понимали все, включая Ленку, которая поднялась за ними следом с тяжелой металлической крестовиной для новогодней елки. Она не могла не узнать своего родного сына, если его успела узнать Настя. И первое, что она сделала, пытаясь его защитить, – ударила соседку что есть сил по голове, прокравшись за спину и поднявшись на ступеньку выше. Потом, чтобы не привлечь ничьего внимания, пока Тимоха стоит, роняя сопли на пороге, она открывает дверь соседской квартиры. Втаскивает туда пострадавшую. Прикрывает дверь, опустив ключи себе в карман. А потом…

Потом начинаются разборки с сыном, затянувшиеся до его прихода. Поэтому-то она и сидела в гостиной на диване, забыв переодеться и снять сапоги. Разборки ни к чему не привели. Происшествие решили сохранить в тайне. Он ведь им не защитник! Он ведь может и под суд их обоих оттащить! Честный ведь, гад!

Все было так или почти так. Осталось снять показания с пострадавшей, и дело можно отправлять…

Боже!!! Что же ему делать-то, боже, подскажи! Удавиться, что ли, от беды такой?…

– Рехнулся, что ли, идиот! – попытался заорать на него Ваня Воронин, но язык его почти не слушался, вышло неубедительно. – Удавиться он собрался!

– А как жить-то дальше, как? Промолчать?! А что дальше? Он же – поганец – и дальше начнет творить дела и сядет в конце концов. А Ленка! Сука, что натворила, а! Они же меня без ножа зарезали, Ваня! – Панкратов уронил голову на руки и замотал ею из стороны в сторону. – Что делать-то, Ванька?! Промолчать не могу! Не промолчу – их отдадут под суд! Хоть и сволочная, но семья же! Сын он мой, Ванька!

Они пили уже четвертый час. Пили много и зло, почти не чокаясь. Обмывать было нечего. Заливалось страшное горе, которое случилось у Панкратова. Ванькой было предложено три десятка вариантов, и ни один из них не устроил друга. Потому что утаить это от следствия он не мог. А не утаишь…

– Ладно, давай завтра ты у меня поспи, к Насте своей сходи. Она ведь пострадавшая.

Может, уговоришь ее не подавать заявление, коли все так.

– Я не могу ее об этом просить, идиот! – пытался орать Панкратов и тут же задыхался от резкой боли в груди. – Как я могу ее просить об этом, что ты городишь?!

– Молча попросишь! Одним висяком будет меньше. Ты не попросишь – я попрошу! А с этим Дедом Морозом мы как-нибудь… Замнем, может, а? Вон прокурорский сынок в прошлом году сбил человека на пешеходном переходе. Насмерть сбил, Сереж, пьяный был вдугаря. А дело даже заводить не стали.

– Ты меня с этой гнидой не равняй! – кулак Панкратова навис над Ванькиной головой. – Я откупиться не могу, да и… Да и нечем. Они же столько квартир вскрыли, Ванька! Это же такая сраная статья! А посадят его… Сам знаешь, кем он с малолетки выйдет. Что делать?!

– Спать давай, Сереж. Завтра… Все завтра, идет?

* * *

Снег хрустел под ногами праздничной карамелькой. Сыпал сверху невесомыми ватными хлопьями, долетал до земли и тут же превращался в нарядно хрустящую карамельку. И голова, как ни странно, от этого хруста не болела. Что значит на воле! В больнице даже шорох жалюзи вызывал раздражение. А когда в палату врывались громогласные нянечки с медсестрами и принимались трясти тряпками, градусниками и громыхать тележками с размазанным по тарелкам завтраком, Насте хотелось плакать. И еще домой очень хотелось. Первый раз за последние годы остро хотелось домой, в свои стены. И первый раз с того времени – тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, – захотелось новогодней елки в блестках мишуры. И гуся из духовки с зажаренной спинкой, и пирогов ароматных с курагой и корицей, и чтобы всюду – мандарины, мандарины, и конфет еще чуть-чуть.

Смешно! Смешно и странно: Новый год-то она пропустила! Проспала на больничной койке с перебинтованной головой. И Новый год, и Рождество. Еле-еле ее влиятельная тетя уговорила врачей отпустить ее хотя бы к четырнадцатому января домой.

– Полноте, батенька! – умасливала она всеми правдами и неправдами Настиного доктора. – Девочке давно уже хорошо. А дома будет еще лучше. Хватит ей уже государство объедать, она же здорова!..

Отпустили ее неожиданно, прямо утром тринадцатого. Настя даже суеверно пальцы скрестила, забирая больничный. Что-то ждет ее за воротами клиники в этот день?

А за воротами ждал ее сюрприз в виде мягко усыпающего землю снега. Тишина, никакого ветра, и осторожно слетающие на землю снежинки. И еще – толпы беспокойно снующих по магазинам людей, не желающих вот так, за здорово живешь, расставаться с новогодними праздниками. Они бегали, улыбались и поздравляли друг друга с наступающим Старым Новым годом. Раньше такого не было, этот праздник был не в чести. Теперь по-другому. И хорошо, что так. Настоящий-то она проспала!

Настя медленно брела по улице и тоже улыбалась всем. Кивала хмельным парням, зазывающим ее с собой на вечеринку. И чем ближе она подходила к дому, тем острее ей хотелось, чтобы там ее ждал кто-то. Пусть она откроет дверь своими ключами, которые ей отдал раздавленный недавними обстоятельствами Сергей Панкратов. Переступит порог, а там…

Может, все же тетя догадается поставить елку, а? Может, и пирогов напечет? Ну так хочется потеребить мохнатую еловую лапку, потрогать блестящую сосульку, покрутить любимый шарик с чуть облупившимся краешком. А потом, когда стемнеет, погасить верхний свет, зажечь огни на елке, забраться с ногами на диван и смотреть, как вздрагивает от неуловимых сквозняков разбросанный по новогоднему дереву дождик.

День сюрпризов – тринадцатое января, удался! Да, да, да!!!

Тетя не напрасно вызволяла ее из больничных застенков. Она готовилась заранее. Настя остановилась во дворе, задрала голову и с улыбкой посмотрела на свои окна. Там – в окне гостиной, в ранних зимних сумерках особенно заметно, что-то странно моргало красным, голубым, зеленым. Это не могло быть ничем, только новогодней гирляндой, и она точно на елке! Где же еще ей быть, где?!

И лифт ее дождался, и домчал на этаж без задержек и поломок, хотя и те, и другие в их подъезде случались, и не раз. И дверь ее квартиры открылась сама собой, даже без ключа. Значит, ее там ждут.