Последний секрет на троих

Мелихов был руководителем их отдела. И место в кабинете занимал козырное – главный левый угол, если смотреть от входа. И всяк входящий натыкался на его хмурый подозрительный взгляд, даже если у капитана Мелихова было прекрасное настроение.

Капитан Мелихов считал, что один суровый вид его должен заставить входящего в кабинет трепетать от страха и уважения.

Соня всегда считала такую позицию ошибочной. Неоднократно пыталась капитана переубедить. Потом махнула рукой, смирилась. Сейчас ей было плевать на все мимические экзерсисы Мелихова. Ей сейчас почти на все было плевать, кроме дела об убийства ее сестры Тонечки.

Прошло три недели с момента ее гибели, а следствие топталось на месте. Ее, разумеется, в группу, возглавляемую майором Николаевым, не включили. Особыми сведениями не делились. А несколько дней назад и вовсе отправили в архив с каким-то нудным и, на ее взгляд, никому не нужным поручением.

В архиве она проторчала целых четыре дня. Вернулась именно сегодня и с порога наткнулась на Мелихова, хмуро взирающего на всякого входящего. Идиот! Никто не проникнется. Она так тем более. Она вообще с ним не разговаривала с того памятного трагического дня.

– Привет, – попытался он разбавить строгость мимолетной улыбкой. – Как дела?

– Здрасте, товарищ капитан, – буркнула она в ответ и прошла за свой стол.

– Как дела? – повторил он с нажимом, могущим означать некое недовольство.

– Все так же, – ответила Соня рассеянно. – А где все?

Все – это старший лейтенант Николай Овчинников и сержант Якушева. Та, которая Настя. Якушева Настя с той самой рыбалки, с которой в жизни Сони начался отсчет скверного времени, пришла работать к ним в отдел.

Каким интересным образом ее взяли в их отдел, она не могла понять. То ли Мелихов похлопотал, то ли кто-то за Мелихова. Но в то утро, когда Соня узнала о гибели своей Тонечки, Мелихов как раз метался с бумагами Якушевой, помогая ей с переводом в их отдел.

Такие дела…

– Якушева в архиве со вчерашнего дня, – неожиданно охотно поделился информацией Мелихов. – Овчинников на земле работает.

Соня вчера никакой Якушевой в архиве не увидела. Потерять друг друга из виду они не могли. Следовательно, что? Следовательно, красавица прогуливала.

– Только не думай, что, если не встретила ее там, она прогуливает, – словно услышав ее мысли, тут же встал на защиту своей любовницы Мелихов. – Она в другом архиве сегодня и вчера. Не в нашем.

– Плевать, – едва слышно отозвалась Соня, начав печатать отчет.

– Старший лейтенант! Следи за речью! – прихлопнул свой выговор ладонью по столу Женя.

– Так точно, товарищ капитан.

Какое-то время было тихо. Соня работала. Мелихов делал вид, что работает.

– Кофе будешь? – спросил он спустя полчаса, поднимаясь с места.

– Буду, – ответила она, не глядя на него.

Ей все еще было очень больно. И от гибели Тонечки. И от предательства Мелихова. И от чего больнее, она затруднялась определить. Болело одинаково сильно. Постоянно. Где-то в районе ребер ныло и ныло, изводило и изводило.

– Тебе, как всегда, с молоком, без сахара? – уточнил он уже у двери.

– Да.

Он приоткрыл дверь, тут же снова ее закрыл и шагнул к ее столу.

– Соня! – хрипло и тихо воскликнул Мелихов. – Посмотри на меня!

Она послушалась.

– Я не виноват ни в чем! – продолжил Женя надрываться в громком шепоте. – Я ни в чем перед тобой не виноват!

– Ну да. У нас с тобой был просто секс без обязательств. Ты об этом?

– Нет. Нет же! – Он упер кулаки в край ее стола, наклонился. – У нас все было чисто и красиво.

– С Якушевой так же? – ее голос задребезжал, хотя она не хотела. – Чисто и красиво?

– При чем тут Якушева? При чем тут она? Настя просто друг. Клянусь!

Карие глаза капитана Мелихова смотрели на нее будто честно и расстроенно. Но верить им сил у Сони не было.

– Товарищ капитан, если позволите, я продолжу работать над отчетом?

Она подтянула к себе поближе клавиатуру, уставилась невидяще в монитор. И молила бога, чтобы он не позволил ей заплакать.

Мелихов не терпел женских слез.

– Работай, старлей.

Он отчетливо скрипнул зубами и вышел из кабинета. И почти тут же зазвонил рабочий телефон на его столе. Соня обязана была прореагировать. По этой причине встала и, подойдя к его столу, сняла трубку. Она не успела даже рта раскрыть и представиться, как услышала:

– Женечка, ты не представляешь, что я откопала! Эта Ишутина в девяностых была той еще штучкой! – засвистел в ее ухе визгливый голос Якушевой. – Там передел территорий шел конкретный и…

Соня не дослушала, уронила трубку. Потом осторожно уложила ее на место – на телефонный аппарат. Минуту ничего не видела, все свернулось в темный комок перед глазами: окно, непогода за окном, мотающая верхушки деревьев из стороны в сторону, широкий подоконник с бутылкой воды и парой стаканов на нем.

Что она только что услышала?! Якушева работает по прошлому Тонечки? В архиве? Каком? И она пытается найти какую-то дрянь на Тонечку? Или уже нашла? Или думает, что нашла?

И самое скверное, что все это происходит за ее – Сониной – спиной! Ее не включили в следственную группу, потому что считают, что Антонина Ишутина погибла не от руки какого-то местного психопата, взявшегося убивать людей направо и налево и жечь их дома. Думают, что Ишутину Антонину убил мститель, который…

– Гадость какая! – со стоном произнесла она, на непослушных ногах возвращаясь за свой стол.

Но еще большей гадостью ей казалась ложь Мелихова.

Что он несколько минут назад ей тут говорил? Что у них с Якушевой просто дружба? И по дружбе та называет его в телефонном разговоре Женечкой?

– Гадость какая, – повторила она уже шепотом и заплакала…

Поздним вечером, сидя в обнимку с любимой плюшевой подушкой – подарком Тонечки к какому-то смешному празднику – Соня решила позвонить Николаеву.

– Привет, как ты? – ответил он ей после первого сигнала. – Держишься?

– Привет. Как продвигается расследование?

– Туго. – Денис Сергеевич вздохнул. – Никто ничего не видел. Никто ничего не слышал. Так же, как и в случае с убийством ее соседа Кулакова Станислава.