Последнее прибежище негодяя

–?Так, для порядка. Узнаю, что за божьи одуванчики там справки о нас наводят. Может, и они в нашу схему пристроятся? – И, заржав по-жеребячьи, Степа отключился.

Филонов просидел еще какое-то время без движения, мысленно сочиняя историю оставшейся жизни Лопушиных по Степкиному раскладу. История выходила криминальная. Это печалило. Потом со вздохом все же он признал, что другого выхода у них просто-напросто нет. Эти Лопушины обнаглеют просто со временем и станут шантажировать их без конца. Вишь, уже и радиаторы им за свой счет покупай! Это уже сверх наглости. Это уже он никак не спишет.

Он достал из стола пузырек корвалола и принялся интенсивно им трясти над крохотным стаканчиком…

– Ты идиот! – зашипела на мужа Валечка, стоило им выбраться на улицу из душного жэковского коридора. – Ты просто идиот, Ванечка!

–?В смысле?

Потяжелевший за последний год Иван Сергеевич медленно повернулся в ее сторону всем телом. Смерил супругу – тоже не молодеющую – с головы до ног неприязненным взглядом. Особое внимание уделил ее ногам с выпирающими во все стороны вздувшимися венами. Долго смотрел, пристально, заведомо зная, как страдает она от отвратительного вида своих икр.

Валентина взгляд уловила, все поняла, вспыхнула до корней седых волос.

–?Сволота! Гнида! – принялась она шептать ругательства, тем не менее все же продолжая удерживать своего мужа за руку, когда шла с ним от ЖЭКа в сторону дома. – Как же я тебя ненавижу!

–?Я тебя тоже, – коротко кивнул он, не отнимая своей руки у нее.

–?Когда же ты сдохнешь наконец? Когда? Ненавижу тебя, гнида мерзкая!

–?Я тоже, – снова повторил он, улыбнувшись одними губами ее раскрасневшемуся гневному лицу. – Я тоже дико ненавижу тебя, Валечка. И тоже жду твоей смерти. А ты? Ты когда сдохнешь, Валечка?

Какое-то время они шли рука об руку молча, не замечая никого и ничего вокруг. Потом одновременно вкинули головы на молодую уборщицу, выпархивающую из их подъезда с мусорным пакетом в руках. Улыбнулись ей синхронно.

–?Уже уходите? – вежливо поинтересовался Ванечка.

–?Нет, еще вымыть надо, – кротко ответила женщина. – Пока только мусор собрала. Очень мусорно, очень.

И ушла к контейнерам.

–?Мусорно… – задумчиво повторил Ванечка, глядя ей вслед. – Где-то когда-то я уже это слышал.

–?Мусорно! – фыркнула супруга. – Так вчерашняя корова этот мусор только по углам лестничных клеток разогнала, и все. Она и убирать-то не убирает. Вот и мусорно. Бардак! Полный бардак у этого Филонова! Кстати…

Они как раз вошли в подъезд. Тяжелая металлическая дверь за ними мягко шлепнулась о притолоку, щелкнул кодовый замок. Их никто не слышал и не видел, можно было не держаться за руки, не улыбаться и не таиться теперь.

–?Кстати, Ванечка, – развернулась к мужу всем телом Валентина. – Ты за каким чертом потребовал радиаторы? У нас же с тобой все куплено! Зачем?!

–?Пусть свои ставят. А эти я продам. – Иван медленно пошел к лифту.

–?А за какой счет они тебе их поставят? За чей счет-то есть? Ты что, ветеран?!

–?Ветеран, может, и что?

–?Ух ты! – Она протиснулась мимо него в кабину лифта, уставила на него мелкие злые глазенки. – Ветеран чего, можно полюбопытствовать?

Двери лифта с легким шипением замкнулись. Иван повернулся к жене, процедил сквозь зубы:

–?Ветеран, потому что слишком долго тебя терплю. Я ветеран твоей подлости! – закончил Иван со злостью и, вытянув руку, сцепил пальцы на ее шее: – Удавить бы тебя, гниду. Просто взять и удавить.

–?Попробуй, – прохрипела она, задергалась, завозилась, царапая ему предплечье, пытаясь вырваться. – Только попробуй, и бумаги обо всех твоих подвигах сразу лягут на стол ментам!

Рука Ивана упала, повиснув плетью вдоль тела. Он отвернулся от жены, уставившись невидящими глазами в расписанную граффити стену лифта.

Они ненавидели друг друга уже давно. С тех самых пор, как закончили с бизнесом, считавшимся семейным. Сразу исчезли хорошие деньги, остались просто деньги. Потом и их не стало, остались гроши. Пенсионные гроши, на которые едва можно было сводить концы с концами, если бы…

Если бы не их запасы, которые они тщательно скрывали друг от друга, они бы давно влачили жалкое существование. А так складывались из месяца в месяц, тщательно следили за расходами, отчитывались друг перед другом с демонстрацией кассовых чеков.

Иван, конечно, подозревал, что супруга накопила финансов куда больше него, так как ему приходилось возить ее на отдых, платить за наряды, украшения. И за это он ее ненавидел.

Валентина подозревала, что она в сравнении с мужем нищая. Он распоряжался всеми средствами, когда бизнес велся на широкую ногу. Он принимал конверты с деньгами. Кто и сколько туда вкладывал, знал только он. И, конечно, накопил куда больше нее. И за это она его тоже ненавидела люто.

–?Ладно, ладно, Валечка, – миролюбиво произнес Иван – упоминание о тайных каких-то бумагах всегда вгоняло его в ужас. – Не кипятись. Понервничали, и будет.

–?Это ты снова во всем виноват! – надула она вялые синюшные губы. – И так много лишнего сболтнул этому Филонову, и еще обнаглел окончательно с этими радиаторами. Как он тебе их установит?

–?Как-нибудь, – неуверенно произнес он и замолчал. Лифт подъезжал к их этажу. На площадке могли быть люди. – Как-нибудь спишет потом.

–?Это нас с тобой спишут, дурак! – успела произнести Валечка, прежде чем двери лифта распахнулись.

Из кабины они выбрались сердитыми, надутыми, с невыплеснувшейся злобой. И тут красной тряпкой для них замаячила спина соседа возле мусоропровода. Старик, как всегда, наронял мусора на пол. Уронил скомканную пачку из-под сметаны, пару грязных салфеток, целлофан с какой-то упаковки. И вместо того чтобы собрать все это с чистого, только что вымытого пола, он стоял и растерянно таращился.

–?Чего стоишь смотришь, старый пень?! – заорала тут же на него Валечка и ткнула в бок локтем мужа: – Смотри, Ваня, смотри! А мы все думаем, кто же это гадит и гадит возле мусоропровода?! Кто же та свинья, что гадит и гадит?!

Ванечка протянул обе руки, уложил их на старые плечи соседа и с силой придавил, пытаясь заставить нагнуться старика. Тот не поддавался. Настырно стоял, выпрямившись.

–?Нагибайся, старая сволочь! Нагибайся! – пыхтел Лопушин, усиливая натиск. – Или заставлю тебя все это сожрать! Будешь жрать сейчас весь этот хлам с пола, слышишь?! Ну!

Колени старика согнулись и с грохотом опустились на бетонный пол. Старик застонал.

–?Ну! Чего воешь? Подбирай, гадина! – громко шипела ему на ухо Лопушина, поддевая туфлей мусор старику на коленки. – Подбирай, а то и правда жрать станешь!

Старые морщинистые руки в артритных пятнах сильно тряслись, когда старик подбирал пачку из-под сметаны, грязные салфетки и скомканную упаковку с коленок. Он справился. Он все подобрал, выбросил. Мерзкие люди, напавшие на него сзади, отошли. Отстали. Через минуту щелкнул замок их двери. Они скрылись у себя. А он просидел еще, не помнит сколько, на коленках перед распахнутым зловонным зевом мусоропровода. Может, и умер бы там от боли и унижения. И не поднялся бы никогда. Но спасла молодая женщина, что стала с некоторых пор убирать в их подъезде.

–?Не надо так переживать, – попросила она тихо. – Давайте я вам помогу.

Она помогла ему подняться, проводила его до двери.

–?Вы не обращайте на них внимания, – уборщица кивнула на дверь напротив. – Они плохие люди. Не обращайте внимания. Берегите себя…

Она помогла ему переступить порог, захлопнула дверь, вскоре он услышал, как чавкает мокрая тряпка по полу возле его двери. Она снова начала убираться. «Чистоплотная девочка», – похвалил он ее про себя. Тут же вспомнил о другой девочке и трясущейся рукой набрал ее номер.

–?Дед, ты чего? – переполошилась Саша. – Случилось чего?

–?Случилось, – обронил он упавшим до шепота голосом.

–?Что?! Сердце, давление, что?!

–?Опять эти… эти сволочи… Я уронил немного мусора на пол, только собрался поднять, и тут они, – начал он жаловаться, не замечая, как обильно текут слезы по его морщинистым щекам. – Я еле сдержался. Еле сдержался, Сашок. Если бы не эта девочка, я бы точно разрядил в них всю обойму, Сашок!