Нет, в спецовку простого работяги он не хотел стопудово.
Но и пиджак успел надоесть до такой степени, что казался кандалами. Связавшими его с пяток до макушки кандалами. Пускай и дорогими, но все же кандалами.
– Слуша-аай! – ахнула как-то догадливая Верка, скрестив руки на своем пятом размере груди, которым жутко гордилась. – А может, тебе вообще все надоело, а, Витальча?! Не только пиджак и служба твоя обязательная и унылая, а вообще все, а?!
Да!! Да, хотелось ему орать в тот момент в полное горло, вообще все надоело! Все осточертело!!
Дорогая машина его не радовала! В большой квартире на двоих стало тесно! Холеная красавица-жена – его Вера, ухоженная от розовых атласных пяточек до густоволосой роскошной макушки – не возбуждала его теперь! Вообще никогда не возбуждала, ни днем, ни утром, ни ночью, ни вечером. Он поначалу-то перепугался, подумал, что все, кранты! Довела жизнь офисная до импотенции, пора по врачам, да препаратами стимулирующими разговляться. Верка уже стала коситься, подкалывать, потом и в открытую претензии предъявлять. Он даже знакомому сексопатологу позвонил, напросившись на прием. А потом вдруг…
А потом вдруг однажды у знакомых на даче он увидел ЕЕ. Увидел и сомлел. И не знал уже, куда свое возбуждение прятать. Оно было настолько очевидным, настолько вульгарно топорщилось в джинсах, что он поспешил натянуть на себя кожаный фартук и встал к мангалу, чтобы скрыть все. Но Верка, гадина глазастая, заметила. Фыркнула, многозначительно скосив взгляд на его пах, и пробормотала с угрозой:
– Ну-ну, Прохоров… На меня стало быть времени и здоровья не хватает, а тут на угли встал! Или тебя молодая жена Антона Панова так поддернула? Ладно, дома поговорим.
И ушла в дом, затаив зло на него. А он-то при чем?! Он-то что такого сделал?! Совсем ведь ничего, просто смотрел и все. Смотрел, как молодая жена Антона Панова ходит, как разговаривает, как наклоняется над столом, когда дотягивается до виноградной грозди. Он даже помечтать ни о чем таком не успел, что сподвигло бы его на такой эротический выброс. Честно, не успел! Просто любовался чужой женщиной и все. Почти…
Да ею, если быть откровенным до конца, все там любовались. И он, и хозяин дачи – Хаустов Серега – не мог от нее взгляда оторвать, и еще кто-то из приглашенных, кого Виталий не очень хорошо знал, тоже пялились на Полину Панову.
Она была…
Она была чудо, как хороша! И ведь не выставляла себя на показ, как Верка к примеру. Та все норовила сиськи свои на весь белый свет из-за пазухи вывалить, или ноги повыше обнажить. А Полина, как раз наоборот, в отличие от других женщин, была больше всех одета. То есть, на ней было очень много ткани для такой жары, которая стояла в выходные. Сарафан вроде бы был на ней, но плечи прикрыты, спина тоже не оголена, вырез на груди крохотным сердечком, подол ниже коленок. Все другие бабы были в шортах, таких крохотных, таких мелких, что нижняя часть задницы вываливалась и пупок наружу. Ноги, живот, все на обозрении – гляди, не хочу. Может, потому и глядеть на них не хотелось, а? Потому, что раздеты они были почти полностью? Что там оставалось воображению-то? Ничего, ровным счетом. Только киснуть, принимая все, как видится. А Полина…
А вот над Полиной его воображение трудилось вдохновенно. И подол платья ей задирало. И пуговки крохотные на груди расстегивало лихорадочно. И по плечам гладило, и по спине нежными прикосновениями спускалось. И все казалось именно таким великолепным и желанным, каким угадывалось под ее тонким сарафаном.
И он ведь не ошибся, предполагая, что она нежна, пуглива и стеснительна. Именно об этом потом говорил Антон. Тоже идиот, да? Нашел, о чем рассказывать!
– Полинка моя прелесть просто, – надрывался он от восторга в бильярдной. – Только очень уж скованная, представляете, стесняется заниматься сексом…
За те слова, которые потом произнес Антон для присутствующих там мужиков, Виталий готов был забить ему в глотку кий. Причем не один, а все, что имелись в бильярдной. Нет, ну разве можно о таком говорить на людях, а?! Там ведь, по меньшей мере, человек семь уши грело, двоих из которых они с Антоном вообще впервые видели. А он несет такое! Разве можно о такой женщине, как Полина, на людях говорить?! Да ею нужно любоваться, как дорогой картиной, в тиши своего кабинета в одиночестве, а потом обратно запирать на ключ и никому не показывать. А он такие вещи на обсуждение выносит. Повезет же придуркам, а!
Одно хоть утешало, что Антон Панов осознавал, какой драгоценностью владеет. У него просто взгляд мутью подергивался, когда он смотрел на свою жену. Наверняка из спальни ее не выпускает, решил тогда не без зависти тайной Виталий.
Да, он бы и сам с такой девочкой там пропадал, в спальне-то. Снимал бы пласт за пластом с нее ее природную застенчивость, уничтожал бы в ней ее скованность, кроил бы на свой лад ее женское начало. Это ведь так интересно и волнующе: лепить женщину под себя. Не брать ее уже готовой и состоявшейся, умеющей все, знающую все, направляющую тебя же, а самому ее создавать.
Ему вот так, как Антону, в этом плане повезло меньше. Верка ему досталась уже матерой и распутной. И еще упакованной родителями в квартиры, машины, тряпки и драгоценности. Поначалу его это очень радовало. Не стоило напрягаться, надрываться, тратить силы, средства на приобретение семейного гнезда. На то чтобы это самое гнездо сделать побогаче и поуютнее. Все досталось просто так, свалилось в руки вместе с волнующе дрыгающей шикарными ногами красавицей Верой.
Она ведь и правда была красавицей. Высокой, с роскошной грудью, тонюсенькой талией, длинными ногами. Личико тоже было ничего. То, что не долепила природа, исправила пластика. Волосы густые длинные, черные, как смоль. Тряхнет, бывало, головкой, стрельнет черными глазищами, мастерски подведенными, и все – спекся Виталя. А что Верка вытворяла в постели на тот момент, казалось ему вообще высшим пилотажем. И устраивало все, и приводило в дикий восторг, и не отягощало до поры до времени. А потом…
А потом все повисло тяжелой ношей на шее.
И просторная квартира – которую жена зачастую забывала убирать, а домработницы у них не держались из-за ее характера – казалась тюремной камерой. Он ведь не мог ее продать, обменять, разделить, она целиком и полностью принадлежала Верке. Какая же от этого радость?!
И работа, монотонная, однообразная, приносящая неплохой заработок, но не дающая независимости, надоела до чертей.
И Верка…
Господи, как ему надоела Верка! С ее замороченными постельными кульбитами. С ее бесстыдной привычкой ходить по дому голышом. С ее проницательностью. Она же не просто догадывалась о каких-то его шалостях, она просто мысли его читала! Он иногда даже спать боялся, а ну как приснится что-нибудь запретное, а она уловит. Уловит, поймет, что он прячет на самом дне души своей, которая томилась от тоски и безысходности, и…
И выгонит его к чертовой матери! А куда он пойдет, куда? На улицу? В подворотню? Его ведь и со службы попрут тут же, потому что хозяин их конторы – Серега Хаустов – друг и приятель его тестя, отца Верки.
Замкнутый круг просто какой-то получался, и выхода оттуда не виделось. Да и не очень-то хотелось искать выход, если уж быть до конца честным. Надоесть-то ему все надоело, но альтернативы-то не было. Не в работягах же в родном городишке век доживать, и спать на скрипучем диване с швеей-мотористкой с соседнего предприятия.
Нет, это не для него. Ему такая вот жизнь нужна: упакованная. А что раздражение накопилось и надоедливым кажется все, так это пройдет. Это усталость, да еще нежелание спать с Веркой. Вот тут он, не кривя душой, скажет честно: опостылели ему ее циркулем распахнутые ноги. И грудь ее, бесстыдно целившаяся в него темными сосками, надоела тоже. Выход есть?
Выход всегда есть. Надо было срочно завести постоянную любовницу, что он и пытался сделать, и не один раз. Не понравились претендентки, ни одна не понравилась. То алчная до денег. То в постели, будто за станком, монотонно все, без азарта и огонька. То дура какая-то занятая вечно, уговаривай ее, завоевывай на каждом свидании. Цветочки чтобы обязательно, знакомство с родственниками. А оно ему нужно?
Вот Полину бы он точно завоевывал. На нее времени было не жаль. И вот кого иметь в любовницах постоянных, так именно ее. Во-первых, скромна. Во-вторых, не болтлива. В третьих – желанна, вот! Надо, надо подумать об этом на досуге и наметить план серьезных действий по ее обольщению, тем более что Антоном, кажется, она не очень довольна. Оно и понятно: стал бы умный мужик болтать такие вещи о своей жене, с которой и женат-то всего ничего.
– О-оо, мой муж вернулся!
Верка вынырнула из арки гостиной почти голышом. Считать стринги, шлепанцы и браслеты на руках одеждой Виталий не мог. Тут же ткнулась ему губами под подбородок, чего он терпеть не мог с их первого дня совместной жизни, у него там после бритья вечно случалось раздражение. Взяла у него пакеты и пошла, виляя голым задом на кухню.
– Что там на улице? – спросила она.
– Жара, – ответил Виталий лаконично, стащил с себя пиджак, швырнул его на вешалку и поспешил укрыться в ванной, закричав оттуда: – Вер, сделай мне, пожалуйста, салат мой любимый и…
Господи, о чем это он?! Какой салат? Да она хлеба самостоятельно нарезать не может, не то что салат приготовить. И хотя его любимым салатом был простейший: помидоры с мелко нарезанным чесноком, заправленные оливковым маслом, надеяться на такое чудо из Веркиных рук было большой смелостью.
– Чего? – заорала жена из кухни, разумеется не поняв, что он от нее хочет.
– Ничего! – рявкнул он в ответ и добавил много тише: – Сам сделаю. Оденься лучше!
Странно, но, кажется, жена его последнее желание если не расслышала, то угадала. Когда он вышел из ванной, она сидела за столом в легком спортивном костюме и кромсала прямо на стеклянной столешнице хлеб.
– Вера! – сморщился он, поспешив отнять у нее нож. – Ну что ты делаешь, а?! Ну, есть же разделочная доска!..
– Да? Где?
Она как-то очень странно посмотрела на него, с каким-то истеричным вызовом, что его не могло не насторожить.
– Так, где доска, Витальча? – Губы у жены задрожали, будто она собралась зареветь. – Я в кои-то веки собралась накормить тебя ужином, а ты!.. Ты вечно всем недоволен, скотина!
– Ужином?!
Это было равносильно тому, что жена сообщила бы ему о том, что ее записали в сборную по футболу. Спорт она ненавидела, равно как и кухню и все, что там следовало делать. Она даже есть не могла в кухне, таскаясь с тарелками по всей квартире и забывая потом чашки, ложки, вилки на подлокотниках кресел и диванов, на столиках, полках. А тут вдруг ужин! Это что-то новенькое.
– Милая!
Виталий нервно улыбнулся, поддернув спадающие домашние шорты. Вера, вытащив их однажды из машинки и не дав просохнуть, сразу начала утюжить, резинку в том числе. Хорошие были шорты когда-то: дорогие и нарядные. Виталий их для форсу надевал на утренние пробежки, когда в деловых интересах вынужден был заняться бегом, труся рядышком с одним из потенциальных клиентов. Очень уж тот любил утречком по городскому холодку дряблым задом потрясти, пришлось подстраиваться. А она взяла и постирала, а потом выгладила, вытянув все до безобразия. Для дома теперь только и годились, но соскакивали.
– Милая! – Виталий подхватила легкий стул и поставил рядом с Веркиным. – Что я слышу, а?! Моя маленькая девочка приготовила мне ужин? Правда? Мур-мур-мур…
И он начал тереться щекой о ее плечо. Потом осторожно погладил по спине, не встретил сопротивления, полез под кофточку. Услышал, как жена судорожно вздохнула, понял, что слезы ее внезапными были, блажными, а не по причине какой серьезной. Встал, подхватил Веру на руки и потащил ее в спальню.
Нет, ну разве можно думать мужчине, когда он несет собственную жену на кровать, о всяких несуразностях? Таких к примеру, как могла бы и сама дойти, не такая уж и невесомая. Роста с ним почти одного, кость широкая, бюст опять же килограммов на восемь тянет. Нет, дай ей романтизмом вечер наполнить. Она его весь день, отупев от безделья, придумывала. Сидела, чавкала орешками, таращилась в ящик, трещала по телефону с подружками и придумывала, придумывала, придумывала.
А чем вот сегодня себя можно было бы позабавить, а? Что такое на сегодня придумать, чего у них с Витальчей еще не было? Секс на балконе на перилах – почти был. В ванную к нему голая врывалась. При включенном свете и не зашторенных окнах, так, чтобы видели их из дома напротив, сексом тоже занимались. И по полу катались на искусственной, но дорогой, зараза, шкуре перед полыхающим камином.
Все уже было перепробовано, все! А скука-то одолевает, и безделье покоя не дает. А чем еще можно занять себя и его, чем, когда он вернется со службы? Как отравить ему еще один домашний вечер, когда он хочет просто прийти, стащить с себя липкие от пота тряпки, и просто рухнуть на диван перед телеком?..