– Еще раз прогуляешь – убью!..
Дверь с шумом захлопнулась.
– Еще как прогуляю! Черта с два я туда пойду! – мрачно пообещала ей вслед Лика и тяжело вздохнула – тучи над ее головой начали сгущаться основательно.
В школу она не ходила уже две недели по одной простой причине – ей не в чем было туда ходить. Не то чтоб она была совсем раздета, но тот прикид, который имелся, ее совсем не устраивал. Все усугублялось еще и тем, что паренек, за которым она пошла бы и в огонь и в воду, ничем, кроме презрения, ее не одаривал.
Добило Лику то, что как-то после урока физкультуры он сказал своему приятелю, кивнув в ее сторону:
– Слышь, Витек, а Анжелка неплохая телка… Помыть вот только да приодеть…
Их отвратительный смех больно ударил по ее юному самолюбию. Глотая злые слезы и высыпая учебники в мусорную кучу на заднем дворе школы, она решила, что с карьерой школьницы покончено.
Мать о ее решении не знала, да и не старалась узнать. Временные промежутки между запоями становились все короче и короче и сопровождались вспышками беспричинной злобы или тоски. Потом добрый Ванечка, раздобывший неизвестно откуда денег, приносил в дом водку, и жизнь сразу налаживалась.
На Лику до недавнего времени почти не обращали внимания. Но сегодня, видимо, что-то произошло, раз мать решила заняться ее воспитанием, и не когда-нибудь, а в три часа ночи.
Прислушиваясь к пьяным выкрикам на кухне, Лика осторожно вылезла из-под одеяла и на цыпочках пробралась к двери. Голые половицы неприятно холодили босые ступни. Взявшись за угол письменного стола, стараясь производить как можно меньше шума, она подтащила его и уперла одним боком в дверь.
– Вот так… Попробуй теперь зайди! – отразился эхом от пустых стен комнаты ее громкий шепот.
Тоскливо глядя по сторонам, она опустилась на краешек стола и задумалась. Жизнь ее являла собой картину безрадостную, и чем больше она размышляла, тем безрадостнее казалось ей будущее.
Ее отец, попав пять лет назад в автомобильную катастрофу, оставил после себя кучу долгов. Кредиторы, как их называла ее мать, стучались в их дверь с утра до вечера, с каждым новым визитом освобождая квартиру от мебели. Один из этих визитеров однажды остался у них на ночь, и мебель из дома пропадать перестала. Зато начала пропадать мать…
С вечера ткнув ее в щеку накрашенными губами, пахнув на прощание легким ароматом духов, она хлопала дверью и исчезала до утра.
Прижимая к груди мягкую игрушку, очередной подарок матери, девочка свято верила, что жизнь их скоро наладится и все будет хорошо.
Но хорошо не стало…
Однажды, придя из школы, она обнаружила в комнате троицу здоровенных детин, которые методично хлестали мать по щекам, требуя вернуть какие-то деньги. Чем все это закончилось, она так и не узнала – ее бесцеремонно выставили за дверь, но с этого дня мать пропадать перестала.
Она сидела на кухне, тупо уставившись в окно, и курила сигарету за сигаретой. На присутствие дочери перестала реагировать вовсе. Лишь в конце каждой четверти, подписывая дневник, она с нескрываемой злобой роняла:
– Ишь ты, отличница!.. Вся в папашу своего премудрого.
– А чем был плох отец? – слабо пыталась возразить Лика. – Все-таки два высших образования…
– Он лучше бы денег после себя оставил, академик!.. – визжала мать. – Что мне с его дипломов?.. Он вон издох, а я одна осталась…
Но одна она оставалась, как правило, недолго. Череда отчимов сменяла друг друга, как времена года за окном. Лика уже давно потеряла счет их именам, отчествам и годам рождения.
Последний – Ванечка, как нежно называла его мать, – задержался чуть дольше других.
Ей он был особенно неприятен. Это объяснялось тем, что в отличие от остальных он уделял ей более пристальное внимание. И внимание это не было продиктовано заботой о ней, а скорее наоборот…
Страсти на кухне между тем разгорались. Звон битой посуды чередовался с пьяными криками изрядно подгулявших родителей.
– Когда все это кончится?! – помимо воли ее глаза наполнились слезами: день грядущий ничем не мог отличаться от дня ушедшего.
Вернувшись в постель, Лика уткнулась лицом в тощую подушку и разревелась. Слезы не принесли облегчения, лишь добавили головной боли и душевных терзаний, с чем она и уснула.
Утро следующего дня было воскресным, поэтому вставать и изображать сборы в школу не было необходимости.
Потянувшись, девушка отбросила одеяло и подставила свое тело ласковому майскому солнцу. Лучи его беспрепятственно проникали в комнату и заливали своим нежным светом ее жилище, немного скрашивая убогость и унылость обстановки.
Громкий стук входной двери окончательно ее разбудил.
«Так… начинается, – мысленно простонала она. – Похмелье – дело тонкое, поэтому нужно сваливать, пока не поздно».
Осторожно выглянув в окно, она увидела, как мать быстрыми шагами удаляется в направлении к центральному универмагу. Обвешанная с двух сторон сумками с пустыми бутылками, она обошла стороной скамейку с дежурными старушками, неодобрительно смотрящими ей вслед, и исчезла за углом соседнего дома.
Печальные размышления Лики были прерваны осторожным стуком в дверь:
– Анжела, ты спишь?
Первым порывом было не отзываться, но отчим был упрямой скотиной. Поэтому он повторил свой вопрос, сопровождая его уже более уверенным подергиванием за дверную ручку.
– Чего тебе надо?
– Поговорить. Ведь у тебя проблемы, а я могу помочь.
– Пошел ты… – Ее тон мог убедить в неприветливости кого угодно, но только не его.
– Будь хорошей девочкой, открой мне дверь, – не унимался он.
– Я сказала, отвали. Дождешься – матери расскажу.
– Мать ушла, придет не скоро, – продолжал скулить он под дверью.
Взгляд Лики лихорадочно забегал в поисках вещей, которые, как всегда, были разбросаны в беспорядке по всей комнате.
– Анжелочка, открой, – хрипло потребовал отчим, налегая на дверь.
Ничего ему не отвечая, она принялась лихорадочно натягивать на себя белье. Очевидно, шорох одежды пробудил его и без того воспаленное воображение, потому что стол под напором его грузного тела пополз в сторону, и она предстала перед отчимом во всем своем семнадцатилетнем великолепии.
– Ух ты!.. – выдохнул он, обшаривая ее взглядом. – Хороша-то ты, Анжелка!
– Убирайся отсюда! – взвизгнула она, пытаясь прикрыться руками.
– Ладно, не шуми. Выпьем давай, я тут одну бутылку от твоей мамаши заныкал. – Он извлек из-за спины бутылку кагора. – Посидим, потолкуем.
С этими словами он по-хозяйски развалился на стуле, преграждая ей путь к двери.
– Слушай ты, скотина, я ведь не шучу… Или ты уходишь, или я вызываю милицию, – голос ее дрожал от страха и напряжения.
– И как же ты ее вызовешь – по сотовому? – он противно заухмылялся, извлекая из-под своей задницы ее спортивные штаны. – Иди, доченька, я тебе штанишки надену.