Сто причин поверить

– Твою мать! – выругалась негромко, скидывая с себя потную простыню. – Какого черта, Долдон?

Долдоном она называла будильник – старый, механический, с двумя блестящими крышками сверху, которые при сигнале дребезжали так, что мозги закипали.

Вообще-то, Долдоном изначально был ее дед – хозяин этого будильника. Беспутный, одинокий, периодически проваливающийся в запой. Настино сиротство свалилось на него неподъемной ношей, и, едва забрав ее к себе из детского дома, где она прожила почти полгода, он так сильно запил, что девочка, проголодав неделю, готова была вернуться в детский дом. Вовремя одумалась. И повзрослела, сумев с семи с половиной лет начать готовить себе еду из продуктов, которыми дед перед запоями забивал холодильник.

Все-таки он вырастил ее. И даже как-то контролировал, чтобы она с пути не сбилась и не связалась с дурной компанией. А Настя могла. Грязь к ней липла постоянно. Но Долдон лет за пять до окончания ею школы неожиданно заделался трезвенником и вывел ее в совершеннолетие с вполне себе приличной бритой мордой.

Настя поступила в школу полиции с первой попытки, хотя абитуриенты и шептали зловеще, что это «бесполезняк», если у нее нет поддержки. Поступила, отучилась, как положено. Получила назначение в хороший город. Долдон за нее порадовался, но решил, что это невозможно от него далеко. Снова запил и помер во сне.

Из всех вещей Настя забрала из квартиры только этот вот старый будильник. Все остальное она свезла на свалку. Квартиру продала. Деньги положила на депозит, с намерением подкопить как-то с чего-то и купить себе какое-то жилье в Москве.

Пока никак не выходило, и Настя жила в съемной двушке. Квартира была невозможно ушатана прежними жильцами, и хозяйка смущенно улыбалась, навязывая Насте ремонт в счет арендной платы.

– Нет, – отрезала Настя категорически. – Никаких ремонтов. Только скидка. И меня все устроит.

Та вздохнула с облегчением и сделала ей шикарную скидку. Решив за счет подобной экономии начать копить деньги, Настя перешагнула порог неухоженной квартиры, да так и осталась тут. И уже восемь лет собирается съехать, а все никак…

Украденные Долдоном десять минут – это время на зарядку, которой Настя не пренебрегала никогда. Решив, что лучше не позавтракает, она вышла на огромную лоджию – единственное достоинство этой квартиры – и начала тренировку. Потом в душ, потом натянуть черные джинсы и рубашку серого цвета, кроссовки, с собой поясную сумку, и на выход.

Любимая машина, которую она купила в кредит три года назад и любила и стерегла пуще глаза, встретила ее пыльным капотом и стеклами. Ночью было ветрено, потом еще и дождичком побрызгало. Вот вам и результат.

– Привет, малышка, – привычно поздоровалась она с машиной, усаживаясь за руль. – В обед на мойку сгоняем. Не печалься. Сейчас ну никак. В отдел надо.

В отделении полиции было малолюдно, это удивляло и радовало. Настя не терпела, когда на ходу надо было каждому второму козырять и вежливо улыбаться. Опять же, когда мало народу, очереди к кофейному аппарату нет. Она взяла себе сразу два стаканчика, помня, что в столе припрятана упаковка печенья. Хватит для первого завтрака.

В кабинете никого не было. А должен был быть ее начальник, майор Смотров Арсений Сергеевич – сорокалетний, удрученный семейными буднями многодетный отец. И Валера Грибов, попросту Гриб, тридцатидвухлетний старший лейтенант из ближнего Подмосковья. Он, к слову, давно и безуспешно оказывал Насте всяческие знаки внимания. Намекал на отношения. Даже пару раз приглашал в лес за грибами. Хвастался, что регулярно таскает из леса корзинки белых.

Настя категорически говорила ему «нет», хотя не была уверена, что прогулка по лесу ей не понравится.

Когда она жила у деда – подпольная кличка Долдон, – то часто сбегала с пацанами в лес, расположенный по соседству с маленьким городком. И их даже однажды искали спасатели, вот как. Искали два дня. Нашли голодными. Искусанными комарами. Кто-то даже хныкал. Только у Насти глаза горели.

– Сумасшедшая! – ахнул Долдон, крепко держа ее за руку, когда отводил домой. – Ты сумасшедшая, азартная дура, Настюха! Глаз за тобой да глаз.

Кажется, после того случая дед и перестал пить…

– Явилась?

Майор Смотров вошел в кабинет с кофе и заложенной за ухо сигаретой. Сейчас полезет в окно, выходящее на широкий козырек над входом, обрамленный, как по заказу, густо посаженными у входа в здание соснами. Ветки тесно сплелись, образовав для их отдела прекрасное тайное место. Там Смотров будет курить и ронять на свою серую футболку пепел. А потом станет отряхивать ее и ворчать тихо-тихо.

– Ну что за жизнь такая, а! – как-то расслышала Настя его нытье. – Вот почему обязательно так?..

– И вам доброе утро, товарищ майор. – Настя протянула начальнику пару печений. – Угощайтесь.

Смотров покосился на упаковку, вздохнул и печенье принял.

– Ты давай тут побыстрее с трапезой, – проговорил он прежде, чем выйти в окно на козырек – покурить. – У нас выезд.

– Что за тело?

Настя подхватила второй стаканчик с кофе – первый был уже пуст – и полезла за ним.

– Да бытовуха вроде. – Майор закурил, привычно провокационно глянув на нее. – Подымишь?

– Нет, – привычно отреагировала Настя.

Она работала в этом отделе уже восемь лет. И все восемь лет ее пытались склонить к порокам. Правда, безуспешно, но пытались. Кто напоить, кто соблазнить, кто сигареткой угостить. А был случай, когда и на взятке ее пытались поймать. Правда, тоже безуспешно.

– Проверка на вшивость, Настюха. Не обижайся, – извинялся потом один из сотрудников. – Такое не тебе одной устраивали.

Сейчас тот чел уже не работал. Видимо, сам не прошел какую-нибудь проверку на ту вшивость.

– Гриб где? – Настя мелкими глотками пила горячий, крепкий кофе. – Хлопочет?

– Так точно, капитан. Сейчас покурю, и поедем.

– Так кто преставился?

– Девица какая-то с балкона шагнула. На глазах у соседей. Никакого подвоха. Никто не толкал. Не выбрасывал. Дома вроде была одна. Соседка по телефону успела сообщить, что в последний год супруги часто ссорились.

– Замужем, значит.

– Вроде да.

– Мужу сообщили?

– Участковый хлопочет.

Это слово было любимым у Смотрова. Он хлопотал на месте происшествия, хлопотал дома, хлопотал на совещаниях.

– А мы тогда зачем, если она сама?

– Положено, капитан. Чего ты начинаешь? – с явной тоской глянул на нее Смотров.

Ясно, утро дома не задалось. Либо собаку ему самому пришлось выгуливать. Либо у кого-то из детей обувь порвалась, либо жена приболела. Иногда Настя майору сочувствовала. Иногда он ее бесил. И все его проблемы она считала надуманными.

Знал бы Смотров, как они порой с Долдоном выживали на ее и его крохотные пенсии! Как дед изворачивался, ухитряясь ее достойно кормить и как-то одевать, Настя не представляла до сих пор. У нее сейчас и зарплата была приличной. И хата съемная почти задаром, а копить не выходило. И машину пришлось брать в кредит. К слову, погасила она его месяц назад. И считала себя абсолютно счастливым человеком.

– Поехали на адрес. – Смотров затушил окурок в банке с водой, ту поставил под оцинкованным подоконником. – Может, там и правда ничего такого. Отпишемся, и все. Пусть потом думают, возбуждаться им или нет. Хорошо еще, что рядом. Десять минут пути.

– А где это? – спохватилась она, хватая кобуру с пистолетом из сейфа.

Смотров назвал адрес уже на выходе из кабинета. Настя даже приотстала, сообразив, что это та самая улица, на которой живет ее подруга Саша Воронова. И даже номер дома рядом. Только у Саши четная сторона, а место происшествия на нечетной.

Может, Сашка дома? Навестить бы ее под видом поквартирного обхода. В последний раз они как-то не очень хорошо расстались. Саша все своего Гришу расхваливала. А Настя отпускала всякие замечания. Ненужные! Только потом сообразила, что надо было вовремя прикусить язык. Третья их подруга – Томочка Гарцева – помалкивала, время от времени округляя глаза или подергивая плечами. Что тоже, по сути, было выражением эмоций. Но бессловесным и не замеченным Сашей.

А Насте все время больше всех надо.

Валера Грибов уже сидел в дежурной машине, придерживая для Насти место рядом с собой.