Псевдоним украденной жизни

– Знаю, выпивать не любишь. Поэтому купил тебе удочку. Крутая, дед. Я отзывы читал. Скоро на дачу перебираться. Теплеет с каждым днем. А там озеро. Слышал, рыбалка знатная. Будешь нам уху варить. Жаркое из карпа делать…

– В сметане? – Корнеев любовно поглаживал новенькую удочку.

– Можно и в сметане…

Саша вышел к столу уже одетым: темные брюки, черный форменный свитер. В ППС, куда он собирался, его не взяли. Предложили оперативную работу, узнав, что он уже поступил заочно на первый курс.

– Дед, это и престижнее, так ведь? – радовался внук, вернувшись с собеседования.

– И опаснее, – не стал ему поддакивать Корнеев. – Понимаешь всю ответственность? Готов?

– Ты прямо как подполковник Зотов, – фыркнул тогда Сашка. – Он пафосные речи полтора часа толкал. Все больше он говорил, а я слушал.

– Зотов? Все работает? – удивился Иван Сергеевич. – И подполковник?

– Ну, да. Зам по кадрам.

– Пристроился, стало быть… – недовольно проговорил Корнеев и от объяснений воздержался. – Окунешься, сам все поймешь.

Саша проработал уже полтора месяца. Пока ему все нравилось. Правда, видеться стали реже.

– Бутерброд сделать?

Корнеев искоса наблюдал, как внук ест, и болезненная нежность, всегда казавшаяся ему ненужной, лишней, затопила душу. Он любил его ребенком, потом подростком. Сильно любил – он был единственным у них с сестрой. Когда Саша вырос и превратился в юношу, а сестры не стало, к любви Корнеева добавилось кое-что еще.

Страх!

Он выедал ему душу день за днем. Стучался в затылок тупой болью. Подкрадывался бессонницей. Страх за внука изводил его так, что он даже похудел за последний месяц. Иван Сергеевич сам себе был противен за то, что вел себя как наседка: без конца звонил Саше, уточнял, когда придет, поел ли, как самочувствие?

Сашка пока терпел: на звонки всегда отвечал, не раздражался. А что будет дальше, когда у него появится любимая девушка? Останется ли в его жизни место для деда?

– Не, бутерброд не надо. Объелся. – Внук пил чай из любимой бабушкиной кружки. – И с собой не надо, дед. Не съедаю же – некогда, – а выбрасывать жалко. Чего ты?

Саша поставил кружку на стол и взглянул на него внимательнее.

– Похудел чего-то. У тебя ничего не болит? – Голос внука зазвенел тревогой. – А то давай я тебя в ведомственную клинику свожу.

То, что внук заговорил о сброшенных им килограммах, было приятно. Заметил! Не пустое он для него место, стало быть. И тут же мысленно прикрикнул на себя: чего это распустился? Что за сопли? Его всю жизнь все жалели. Теперь внук принялся?

– Все будет хорошо, сынок. – Он и так его иногда называл. – Похудел, потому что ходить стал много. Специально, чтобы не зажиреть на вольных-то хлебах. А в клинику не пойду. Со мной все в порядке.

– Точно?

– Точно, – стойко выдержал он подозрительный взгляд внука. – Сегодня как? Опять поздно?

– Не знаю. Как правонарушители… – Внук подмигнул. – Сам же знаешь.

– Интересное что-нибудь есть? – Иван Сергеевич встал и, невзирая на запрет внука, начал сам убирать со стола. – Какие дела сейчас у вас в производстве?

– Ой, дед, скажешь тоже! – Сашка рассмеялся, встал и принялся помогать. – На рынке из-за места подрались. Нас вызвали.

– А вас зачем?

– Один из подравшихся пистолетом размахивал. Оказался детской игрушкой.

– Гм-м… – Иван Сергеевич уступил Саше место у раковины и отряхнул руки. – Знаешь, что я тебе скажу, дружок… Сейчас он игрушкой размахивает, завтра травматическим пистолетом, а послезавтра за боевой схватится. Любовь к бряцанью оружием сидит в башке. Ты себе на будущее пометку сделай и запомни его – этого парня.

– А чего мне его забывать. Он всем знаком. Это Федоров.

– А-а-а, знаю такого. – Корнеев поморщился. – Вот ведь не уймется никак. По молодости за колья все хватался. Потом биту возил в багажнике. В девяностых… Теперь вот игрушкой людей пугает. Может, не игрушка то была, сынок? Может, игрушка в кармане, а ствол под прилавок скинул? Знавал я таких хитрецов. Место драки осмотрели?

– Вроде нет, – неуверенно произнес внук после паузы, закрыл кран и глянул растерянно. – Драчунов в машину усадили и в отдел увезли. Протокол составили и отпустили. Квалифицировали как административное правонарушение.

– Запомни, Саша…

Иван Сергеевич взялся за чайник, налил себе полную кружку кипятка и бросил туда лимон. Чай он старался не пить: с детства не был приучен из-за болезней.

– То, что на первый взгляд кажется пустяком, может потом оказаться большой проблемой. И наоборот. Все надо проверять. Прямо там. На месте. Не проверишь, можешь потом пожалеть. А проверишь, лишишь себя сомнений.

– Понял дед. Учту!

Саша вытер руки кухонным полотенцем, которые Иван Сергеевич менял каждый день, и пошел в прихожую. Уже оттуда крикнул:

– Пока, дед. До вечера. Позвоню…

Сашка не позвонил до пяти вечера ни разу, и Корнеев не выдержал, набрал его сам. Телефон внука неожиданно оказался вне зоны. Не то чтобы он сразу перепугался, нет. Просто испытал легкое волнение. Поначалу.

Через час он повторил попытку. То же самое: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». В ту же самую минуту Корнеев запаниковал с такой силой, что перестал чувствовать левую сторону груди, где у него билось сердце. И рука, которой он пытался натянуть левый ботинок, онемела. Он выпрямился, отдышался, но не помогло. Левая сторона тела словно перестала существовать.

– Это от волнения, это от волнения. Это не то, что я подумал…

Он подошел к зеркалу, висевшему над полочкой в прихожей, и принялся строить рожи. Лицо послушно корчилось улыбкой, горестной гримасой, морщилось удивлением. Левая рука поднималась, пальцы сжимались в кулак.

«Это от волнения».

Так и не обувшись, он в тапках дошел до соседней двери и позвонил. Дверь открылась сразу. Молодая соседка Тонечка все поняла и за рукав втащила его к себе. Усадила на низкий табурет, обнажила его левую руку и принялась мерить давление.

– Ну! И чего столько паники? Все нормально. Сто двадцать пять на восемьдесят. Позавидовать можно. Вы чего, Иван Сергеевич?

– Тоня… Перепугался что-то. Сам не пойму. Сашкин телефон выключен и я…

– И вы решили, что подстреленный два часа назад на рыночной площади молодой оперативник – это непременно он? Я вас умоляю, Иван Сергеевич. – Тоня протянула ему стакан с водой и крохотную таблетку. – Вот, выпейте. Это от нервов. И новости в следующий раз смотрите внимательнее. Фамилия погибшего оперативника не Корнеев. Сашка ведь носит эту фамилию, так?

– Да, да, он Корнеев. Александр Иванович Корнеев. Отчество сестра ему мое дала. Так мы решили. А фамилия у нас с ней одна… Он Корнеев, Тонечка, да…

Он понял, что плачет. Щекам сделалось горячо и мокро, а Тоня неспроста протягивала ему бумажные полотенца. Корнеев прикрыл лицо ладонью. Плечи дергались. Он их чувствовал. И сердце проснулось, начав молотить в грудь и спину.

Сашка жив! Ни о чем другом он сейчас думать не мог. Сашка жив!