Историю про ее соседей Филипп Иванович знал назубок. И посмеивался над ее возмущением. Прожила бы, говорил всегда, ты со своим мужем не один десяток лет бок о бок, не такого бы наговорили друг другу. Но Лия ему не верила и каждый раз, возвращаясь с городской квартиры на свою дачу, рассказывала ему все новые и новые истории про супругов Кариковых.
– Соседи тебя волновать ну никак не должны, – проворчал Филипп Иванович и снова вдруг полез в карман за кисетом. – Будешь спорить со мной, щас снова закурю.
Лия спорить не стала. Первая его самокрутка закончилась долгим судорожным кашлем. Никто не знает, чем может закончиться вторая. Лучше уж она перетерпит и смолчит. А вернется сразу же, как отпразднует день рождения давней приятельницы.
– И не вздумай приехать раньше времени, коза, – погрозил ей пальцем Филипп Иванович, безошибочно разгадав ее хитрую молчанку. – Телефон у меня есть, так что звони.
Мобильный она подарила ему в прошлом году к юбилею. Он долго отбрыкивался и ругался, но подарок взял, потому как Лия пригрозила, что расплачется. Ее слез он не терпел, и стоило ей расплакаться, тут же терялся и становился похожим на большого неуклюжего ребенка. Трусил за ней по хате с кружкой воды, платком носовым или грелкой, и все приговаривал и приговаривал что-нибудь нескладное и доброе.
Телефон-то он взял, но пока что еще не ответил ей ни разу. Сколько она ни билась, трубку в руки Филипп Иванович не брал.
– Дык, раздавлю я эту игрушку блестящую, – объяснялся он потом ей с самым виноватым видом. – Покрупнее-то нету? Уж больно хрупкая...
Но Лия небезосновательно полагала, что отмалчивался Филипп Иванович намеренно. Чтобы она, значит, быстрее возвращалась. Чего можно по телефону решить, да еще когда тот словно сумасшедший секунды отсчитывает да деньги крутит? А так, за столом, да под самовар...
Надо же, а сейчас сам ее отправляет, и даже про телефон вспомнил. Наверное, действительно дела серьезные творятся в районе. Надо будет позвонить бывшим коллегам и подрасспросить что и как. По старой дружбе не откажут в услуге, просветят.
Оставшееся перед отъездом время Лия перетаскивала из своего дома к соседу приготовленную для него еду. Знала, что едет на пару дней, потому и наготовила. Щей из свежей капусты наварила кастрюлю. Картошки сделала с тушенкой. Ватрушки, что остались от утреннего чаепития, сложила в эмалированную миску. Расставила все по полкам в крохотный его холодильник. Ватрушки на столе оставила, накрыв чистым полотенцем. Выслушала его пятнадцатиминутное ворчание на тему: куда ему одному столько, и за неделю не съесть, и пропадет только. И через полчаса уехала.
Глава 2
Дом, в котором ей в качестве отступных купил квартиру ее бывший муж, располагался в самом центре города и относился к так называемым элитным новостройкам. В их доме, на самом верху даже пентхаус имелся, но кто там обитает, Лия не знала. Ей это было неинтересно.
Еще имелся подземный гараж с лифтом. Шлагбаум перед въездом во двор, ухоженная растительность и разбитная консьержка. Но это, правда, только в их подъезде. Как дело обстояло в двух других, она не знала. Хотя и интересовалась неоднократно, всем ли так повезло, как им, или нет.
Этой молодой дамочке с внешностью увядающей оперной певицы – в наличии имелись пышный бюст, выдающееся лицо с крупными надбровными дугами и глубокий сильный голос – ничего не стоило, к примеру, начать интересоваться у нее подробностями их с Мишаней развода. Мишаня был бывшим мужем Лии. Или начать стрелять у нее денег до получки. О сигаретах разговор был особый, их Лия таскала в сумочке исключительно для нее. Сама курила редко, только в моменты глубокого душевного дискомфорта. Правда, после общения с консьержкой Надин ее частенько на это тянуло. Сдерживалась...
Консьержка по имени Надин, это она так всем представлялась, встретила ее сегодня на редкость умиротворенной и не особо разговорчивой. Обошлась короткой сплетней про жильца из соседнего подъезда, о котором Лия не имела ни малейшего представления. Повышением цен на бензин. Завозом новой партии товара в местный конфи-сток. И под занавес о том, что Кариковы с утра бранятся.
Лия едва не застонала вслух, услышав предостережение.
Дела были плохи. Если Кариковы начинали с утра, то к обеду их скандал постепенно набирал обороты, к вечеру достигал апогея, а заканчивался обычно глубокой ночью дракой или битьем посуды. Причем сор они обычно предпочитали выносить из избы, то есть, начиная за закрытой дверью, завершали все это дело на лестничной клетке.
Лия давно бы спровадила их дней этак на десять в кутузку, для профилактики, так сказать. Но дело осложнялось тем, что Кариковым было по семьдесят лет каждому, раз. И то, что в родстве эти двое имели сына-придурка. Придурком его опять же окрестила Надин. Лия от подобной категоричности воздерживалась, но великовозрастного чада Кариковых откровенно побаивалась. Был он весь какой-то огромный, нескладный и жутко некрасивый. К тому же сынок имел в активе три судимости, нигде после отбывания последнего срока не работал и периодически принимал участие в родительских разборках. При этом принимал то одну, то вторую враждующую сторону, чем вносил еще большую смуту.
Каким образом удалось Кариковым заполучить себе квартиру в дорогом элитном доме, для Лии оставалось загадкой. Мишаня неоднократно вызывался навести по этому поводу справки, но дальше обещаний дело не шло. Да и Лия не настаивала.
Двери лифта с осторожным шипением разъехались в стороны, и Лия с опаской вышла на лестничную клетку. Было относительно тихо. Отголоски скандала витали где-то далеко в квартире Кариковых. Сейчас нужно осторожно, не производя лишнего шума, открыть свою дверь. И поскорее за ней скрыться. Если Кариковы уловят ее присутствие, тут же вырвутся на лестничную площадку, как черти из табакерки, и начнут призывать ее в свидетели.
Лия даже представить себе не могла, чем заслужила подобное доверие со стороны неугомонных супругов. Другого соседа, что жил слева от них, они никогда не трогали. Ей же, без ее на то согласия, отвели роль третейского судьи. Чему она всегда категорически противилась и с поразительной виртуозностью иногда увиливала. Но попыток Кариковы не оставляли.
В квартиру она вошла почти беспрепятственно. То есть был один момент, когда Лия откровенно струсила. Но страхи оказались напрасными. Дверь приоткрылась у соседа напротив. Приоткрылась и тут же захлопнулась. А она-то уж думала...
Лия закрыла свою дверь почти без единого звука. Дважды повернула ключ в замке и только тогда смогла выдохнуть с облегчением. Вот уж никогда бы не подумала, что будет так страдать от шумного соседства двух пожилых пенсионеров. А ведь страдает, да еще как! И не она одна! Бедная Софья Николаевна, что живет прямо под Кариковыми, раз в неделю делает демонстрационные походы в местное домоуправление с перевязанной головой. Не помогает.
Лия поставила свою сумочку на тумбочку под зеркалом. Стащила с себя тонкую кожаную куртку, свое очередное бесполезное – на взгляд Филиппа Ивановича – приобретение, и аккуратно пристроила ее на плечиках в шкафу в прихожей. Никогда она не научится с шиком швыряться дорогими вещами, никогда. И понять никогда не сможет, как это можно сбросить с плеч дорогую норковую шубу прямо себе под ноги у порога и шагнуть через нее.
– Барство это, Мишаня, – пеняла она своему бывшему, когда тот заваливался на ее диван в штучном пиджаке.
Мишаня никогда ее не понимал, чаще обижался. Уезжал и не звонил потом месяца два. Лия не роптала, ей было все равно.
Она прошла на свою кухню и пристально оглядела ее прямо с порога. Если ее бывший являлся сюда в ее отсутствие, а он мог, значит, должен был быть оставлен какой-нибудь след. Либо крошки на столе. Либо забытый ломтик хлеба с сыром. Или стакан из-под вина не на своем месте. Мог оставить и мокрое скомканное полотенце в ванной...
Нет, на этот раз, кажется, все по своим местам. До нее доехать он еще не успел. Зализывает раны в своем особняке за городом. Там когда-то жила и Лия. Не выдержала, сбежала. От чего конкретно сбежала, и сама не знала. То ли не смогла играть роль праздной роскошной женщины, а Мишаня ежедневно этого требовал. То ли не смогла играть роль именно его женщины, а он и этого требовал, что логично – она же жена. То ли еще какая причина имелась, очень-очень скрытая и очень-очень глубоко в подсознании. Так глубоко, что ни один психоаналитик, а Мишаня без устали ее к ним таскал, не сумел оттуда извлечь. Один Филипп Иванович, занавесившись сизым дымом, как древний мудрый джинн, безошибочно угадал причину.
– Любила бы ты его, Лийка, по-настоящему, ни за что бы не сбежала. И жила бы с ним все равно где, лишь бы рядом. Они вон, твои соседи-то... Бранятся день за днем, сама говоришь, дерутся даже, а ведь рядом всю свою жизнь. А почему? Потому что у них любовь...
Любовь, подобную той, что проповедовали Кариковы, Лия категорически отвергала. Она не знала точно, какой должна быть эта самая любовь между мужчиной и женщиной, но что не такой, как у соседей, в этом была уверена.
В прихожей вдруг ни с чего тренькнул звонок. Она вздрогнула, тут же взглянула на часы над дверью в кухне и растерялась. Звонить в дверь ей было совершенно некому. Мишаня почти всегда открывает дверь сам. Когда забывает ключ, всегда звонит предварительно по телефону. Кариковы – те бесцеремонно молотят кулаками о тонкую благородную сталь. Либо прочно держат палец на звонке, и тот надрывается, доводя ее до бешенства. Надин, если ей что-то нужно, пользуется домофоном.
Тогда кто?..
Осторожно, на цыпочках, словно на лестничной клетке можно было слышать ее невесомые шаги, Лия приблизилась к двери. Глянула в глазок и тут же опешила.
По ту сторону топтался ее почти всегда небритый, вечно хмурый и вечно неразговорчивый сосед из квартиры напротив. С чего бы это?
– Слушаю вас. – Она чуть приоткрыла дверь и глянула на него сердито и без участия.
Общаться с ним совершенно не хотелось. И не хотелось по нескольким причинам одновременно. Но, кажется, он об этом не догадывался, потому что тут же сунул ногу в клетчатом тапке в образовавшуюся между дверью и притолокой щель.
– Есть разговор, – кратко изложил цель своего визита мужчина и в буквальном смысле ввалился к ней в квартиру.
– Что вы себе позволяете? – А что еще могла воскликнуть благовоспитанная женщина в подобной ситуации, не в морду же ему бить. – Как вам не стыдно?! Вы не находите, что...
– Да все я нахожу, Лия Андреевна. – Он толкнул задом ее дверь, и та с мягким щелчком закрылась.
Надо же, он знает ее по имени и отчеству. А она вот не имеет ни малейшего представления...
Ну, живет он и живет себе в квартире напротив. Раз в два дня выносит мусор. Ездит на стареньком «Фольце», который паркует в дальний угол в их подземном гараже. Не имеет ни собак, ни кошек. Женщин и детей, кажется, тоже нет. Она их, во всяком случае, никогда не видела ни входящими, ни выходящими из его квартиры. Даже если учесть то, что она могла бы их и просмотреть, отлучаясь, Надин бы давно ей сообщила, а та молчит. Одинок, стало быть.
Одинок, угрюм и теперь еще, оказывается, и нахален.
– Меня зовут Дмитрий, – проговорил он, скрестив сильные загорелые руки на выпуклой груди. – Дмитрий Игоревич Гольцов.
Слава богу, что не Голицын, почему-то сразу подумалось ей.
– Именно Гольцов, а не Голицын, – угадал сосед из квартиры напротив скороспелое течение ее мыслей. – Это нормальная реакция на мои имя с отчеством и фамилию. Потому я и угадал.
– Мне-то что? – Лия пожала плечами, запоздало вспомнив, что стоит перед ним босиком в одних колготках, она этого терпеть не могла.
– Мне тоже.
Дмитрий, который был Игоревичем, да еще Гольцовым, хотел улыбнуться, но потом, видимо, передумал, да так и застыл с разведенными в разные стороны углами тонких губ. Глядел на Лию недобрыми темно-серыми глазами и молчал.
– Был разговор, – напомнила она, устав любоваться на его вытянутый в нитку рот. – И?..
– Пора с этим завязывать, вы не находите, Лия Андреевна? – пробормотал он, встрепенувшись. Уронил руки вдоль тела и кивнул головой себе куда-то за плечо. – Так больше продолжаться не может. Разве не так?