Любовь окрыляет

– И что?

Симе уже не терпелось поскорее в душ, потом к зеркалу, а потом к телефону, они же обменялись телефонами с легкоатлетом. Какое ей дело до банды, грабящей инкассаторов.

– А то! – прикрикнула на нее Кристина, они хоть и были ровесницами, но Симка ей всегда казалась юным несмышленышем. – Что в городе орудует банда, а некоторые легкомысленные дамочки ранним утром шастают по кустам с незнакомцами.

– Он легкоатлет, – обиделась за парня Сима.

– Это на нем крупными буквами было написано?

– А обязательно?

– Нет, не обязательно, но подумай сама, милочка. – Она снова взяла тон взрослой дамочки. – Если там тренируется целая группа легкоатлетов, как уверял тебя твой Костик, то почему этот, со скулами, был один?

– Он еще и с руками, и с какими, Тина! – с подвыванием подхватила Симка и заржала в полный голос. – Он, может, от них отбился.

– Ага, как Серая Шейка!

– Может, он меня заприметил позавчера, когда я возвращалась с пробежки, а они только приступали всей гурьбой? Что скажешь?

– Может, так, а может, и эдак, – чуть мягче проворчала Кристина. – Но прошу тебя, пожалуйста, пока этих бандитов не переловили, не тусуйся ты там, а! Обещаешь?

Сима быстренько соображала.

Если она сейчас откажет Кристине в ее просьбе, та надуется. И надуется надолго. Они однажды целых три недели не разговаривали. Сима извелась тогда вся. Соврать она ей не может, они друг другу не врали никогда, успев договориться об этом в раннем детстве. Что было делать? Отказывать себе в удовольствии видеть каждое утро красивые загорелые тела с сильными загорелыми руками или обидеть подругу отказом?

А, и ладно. Она, главное, телефон одного красавца уже заполучила. Остальные-то ей зачем? Сейчас вымоется, приведет себя в порядок и позвонит. Раньше никак нельзя было. Вдруг он моментально созреет для встречи, а она начнет мямлить, что ей нужно время, что она еще не готова. Он ведь запросто передумает! Мало разве желающих на такую-то красоту?! У них, у легкоатлетов этих, все ведь быстро: подъем, потом переворот, потом еще что-то, а потом соскок.

Соскочит – и поминай, как звали! Нет, она будет во всеоружии, она этого с невероятно вылепленными скулами не упустит ни за что. Она просто каждым нервом чувствует: это он!

– Обещаю, – с легким сердцем вымолвила Сима.

– Умница, – на сердце Кристины потеплело. – Может, пообедаем сегодня? Поболтали бы. Мне тебе нужно что-то рассказать. Тут Наталья Ивановна на днях такое отмочила! А потом…

– Миленькая, ну никак не могу, – взмолилась Сима, твердо уверенная в том, что сегодня к вечеру она уже может грезить о помолвке с загорелым спортсменом. – Давай в воскресенье, а?

– В воскресенье я у родителей. – Кристина догадливо ухмыльнулась. – А тебе желаю удачи, милочка.

– В чем? – прикинулась непонимающей подруга.

– В личных делах. Только не смей отрицать, что на сегодня ты наметила охмурить твоего со скулами! – шутливо возмутилась Кристина.

– Он еще и с руками! – снова рассмеялась Сима. – Да еще с какими!..

Вот дуреха, а! Кристина улыбнулась, пристраивая телефонную трубку на аппарат. Снова порхает, снова глазки загорелись, сердечко екает в предвкушении. А что потом? А потом станет рыдать на ее плече, проклинать всех Сережей, Тимуров, Стасов и так далее, зарекаться и грозить всему миру своим монашеским постригом.

– Ох, и дуреха, – улыбнулась своему отражению в зеркале Кристина и снова нахмурилась: – А вот крем ты мне продала совершенно никуда не годный, милочка…

Она обошла по привычке квартиру, выбралась на балкон, потрогала глянцевые листья громадного фикуса. Пообещала ему, что на этой неделе непременно перенесет его в гостиную, на его любимое место в углу возле дивана. Вот как только выкроит время и желание для прихода Сережи Шипова, так он – фикус то есть – моментально вернется домой. А пока пусть немного поежится на балконе. Не так уж тут и холодно, между прочим. Застекление почти герметичное с тройным стеклопакетом. Вчера вечером, когда она выходила сюда с чашкой ромашкового чая перед сном, немного даже душновато было.

– Потерпи, – шепнула ему ласково Кристина и попятилась с балкона.

Ей вдруг почудилось, что фикус печально вздохнул, едва заметно шевельнув широкими пятнистыми листьями, и она улыбнулась.

Она все любила в своей квартире. Цветы, столы, стулья, диваны, кресла, полки и посуду. Все выбиралось тщательно, гармонировало друг с другом, Кристина не любила конфликтов нигде и ни в чем, в стиле и цветовой гамме в том числе.

Правда, в последнее время ее стало немного огорчать зеркало. Все не то отражение дает, которое она привыкла видеть многие годы. Неужели мама права и Кристина стареет? Но ей еще и тридцати нет! Пусть, ладно, тридцать, но через неделю же! Разве это возраст для женщины?

– Нет, это крем Симкин виноват! – сделала она вывод через полчаса, избавившись от нездоровой синевы под глазами с помощью розовой воды, приготовленной мамой по старинному рецепту ее бабушки. – Вот наподдам я ей, только она мне попадись!..

Сегодня Симка попадаться ей на глаза категорически отказалась. Причина была в легкоатлете, и карты не раскладывай. Подруга никогда не могла выдержать паузу и бросалась с головой в очередной любовный омут. Сегодняшний случай не исключение.

А и ладно. Она сейчас сделает себе завтрак. Потом водные процедуры. И все неспешно, тщательно, без ежедневной будничной суеты, а по– субботнему, с наслаждением. Потом пройдется немного по проспекту, заглянет в магазины, хотя и нужды особой нет. Просто по давнишней привычке. А к вечеру засядет за компьютер.

Надо все же узнать, что творится в родном городе, буквально под ее окнами. Кто набрался такой дерзкой кровожадной наглости грабить и убивать инкассаторов на глазах сотен свидетелей.

Это снова она придумала или Симка тоже что-то говорила насчет количества очевидцев?..

Глава 2

Он закрылся от них газетой, чтобы сыну не было видно, насколько взбешен, а теще – насколько ее ненавидит. Контролировать эмоции он еще хоть как-то ухитрялся, не орал, не матерился, а хотелось жуть, но вот мимика не поддавалась. С мимикой этой просто беда. Аж щека задергалась, честное слово!

За что же ему такое наказание-то по субботам, скажите на милость?! У нормальных мужиков либо баня, либо рыбалка, на худой конец непредвиденные работы в гараже. У него же по субботам обеды у тещи, будь они неладны! Главное – обвинить в этом некого. Сам когда-то давно, лет восемь назад, согласился ввести семейную традицию – обедать у тещи в этот день.

Светка тогда, помнится, жутко гневалась на него за какую-то глупость. Да наверняка глупость, если он теперь о ней даже не помнит. Так вот Светка гневалась, грозилась уйти, за чемоданы хваталась и все упрекала его и упрекала, тоже не помнит уже в чем. Зато помнит, как перепугался, когда понял, что она не шутит и уйдет от него навсегда. А у них ребенок должен был вот-вот родиться. И они на радостях скупали всякие детские премудрости. И ползунки, и пеленки, и горшки, и бутылочки, и соски.

Он уже успел собрать купленную кроватку, Светка застелила его красивым пушистым одеяльцем голубого цвета. Им уже сказали, что будет мальчик. Пристроила в изголовье кружевную подушечку. Он развесил над кроваткой яркие погремушки с мелодичным треньканьем и…

И вдруг она собралась уйти от него.

Да! Да, он встал тогда перед ней на колени. И умолял, и просил, и руки ее ловил, которые вырывались и вспархивали, как крылья, а он все равно ловил их и целовал, целовал без конца.

– Я умру без тебя, Светка!!! Точно умру!!! – стонал он и ползал вокруг нее на коленях, загораживая проход.

– Никто не умер, – резонно замечала она и силилась протиснуть огромный живот между его лицом и дверным косяком.

Он тогда и живот ее целовал, где спало и ни о чем таком страшном не догадывалось их крохотное созданьице, готовое вот-вот появиться на свет. И снова умолял, и просил прощения, и обещал, обещал все, что мог.

Светка сдалась, когда он разрыдался. Ей ведь удалось все же протиснуться к выходу, оттолкнув его небрежно ногой. Он упал нарочно. Она не обратила внимания и ухватилась за дверной замок.

Тогда он понял – все! И зарыдал. Глухо, страшно, с жутким подвыванием.

И она не ушла, но весь вечер потом напоминала ему о его обещаниях. Он снова целовал ее руки и кивал, соглашаясь на все, и счастливо улыбался оттого, что она вот так близко и он может обнять ее.

Потом родился Ванечка. Они с головой окунулись в родительскую суету. Растили его, кормили, пеленали, бегали за лекарствами, когда он болел, не спали ночами, радовались первому зубу, как дети малые. В общем все было, как у всех нормальных людей.

О том дне, когда он разрыдался, они больше никогда не вспоминали, вычеркнули из памяти. Будто и не было того мерзкого дня, когда он корчился перед ней на коленях и умолял остаться. Все забыли, но вот о его обещаниях Светка ему позабыть не позволила. И, зная его обязательность, периодически оживляла в памяти, чтобы он не расслаблялся.

Он обещал Светке не бросать ее выходными. Он и не бросал. Он обещал ей не посещать всякие мужские посиделки с распитием спиртных напитков и всем отсюда вытекающим. Он и не посещал, и не пил. Никаких рыбалок, охот, бань и бассейнов без нее. Обещал помогать по хозяйству – помогал. И в магазин бегал, и сына в детский садик возил, хотя на работу ему было в другую сторону, и, возвращаясь, потом подолгу стоял в пробках, опаздывал, и врал начальству без конца. И белье на балконе развешивал, и готовил что-то нехитрое тоже. И даже пылесосил иногда.