Лицензия на happy end

Женщина стрельнула в Катерину лукавым взглядом из-под края белоснежной косынки, развернулась и проговорила с улыбкой:

– Вы тут без меня осмотритесь. Понравится, оставайтесь. Нет, что же… Я на улице буду. Осмотритесь.

Тетя Маша ушла, сграбастав рыжего Ваську за мощный загривок. А Катерина еще раз прошлась по небольшому домику.

В кухне было немного тесновато, но чисто. Ровный ряд посуды в металлической сушке над умывальником. Слева от умывальника вплотную к подоконнику стоял обеденный стол с тремя табуретками. Справа газовая плита о две конфорки. Возле двери, напротив окна, нашел себе место старенький холодильник с распахнутой настежь дверцей.

Катерина повертела в руках перевитый изоляцией в нескольких местах старый шнур и тут же воткнула вилку в розетку, захлопнув плотно дверцу.

Она остается, решила. Пускай диван в комнате намертво приколочен гвоздями. И койка односпальная, и тумбочка возле нее явно казарменного вида, она все равно остается. Хотя бы назло тому же Дедкову.

– Я остаюсь, – сказала, выходя из дома на улицу. – Мне понравилось.

– Вот и славно. Идемте за мной. Выдам вам постель, я ее сама стираю.

Еще полчаса ушло у Катерины на заселение. Они оговорили цену. Тетя Маша взяла с нее за две недели вперед. Выдала ей два комплекта постельного белья, кучу бесполезных советов и ушла к себе, пожелав приятного отдыха. Да, напоследок не забыла добавить:

– В доме не курить, если вы курите! Строго запрещено и хозяевами, и мной! Вы ведь не курите, Катя?!

При этом она посмотрела на нее с таким благоговейным ужасом, что Катерина не хотела, да затрясла отрицательно головой.

– Умница! – тут же похвалила ее теперешняя соседка по огороду. – Где это видано, чтобы бабы курили!!! Срам же и отрава! Изо рта – что из помойки! Да и домик ветхий, не приведи господь, полыхнет, вся улица займется. Да и хозяева не велят курящим дом сдавать. Ни мужикам, ни бабам. Ну, обживайтесь!

Обживать дом она не спешила. Для начала нужно было осмотреть окрестности и определиться с местом для курения. Она же не бросит курить из-за глупых предрассудков случайных людей. Вот и пошла, переодевшись с дороги в шорты и футболку, по саду, огороду, высматривая себе укромный уголок.

Минут через десять Катерина расстроилась. Не было укромных мест, способных защитить ее от вездесущего ока тети Маши! Не было, хоть плачь. Попробовала нырнуть в яблони, как тут же услышала звонкое с другой стороны забора:

– Вы яблочек-то набирайте вон из-под той, что молнией стебануло. Они очень сладкие. Остальные ближе к августу годятся. А эти теперь в самый раз…

Катя промычала в ответ что-то невразумительное и поспешила обогнуть угол дома.

Там дело обстояло много хуже. Вся растительность, что буйствовала позади дома в огороде, едва доходила ей до колен. И разговора не могло быть, чтобы укрыться в пышных морковных метелках или в луковых грядках.

Она прошлась взад-вперед по огороду, начала было подумывать о том, чтобы съехать, когда усмотрела в изгороди, венчающей огород, крохотную покосившуюся калитку. Подошла, потрогала ее, убедилась, что всех запоров на ней – это двойной ряд ржавой проволоки, и тут же принялась ее распутывать.

– Зря вы это, Катерина, затеяли, – укорила тут же ее тетя Маша, ее голубое платье в белый горох мелькало уже в огороде, правда, в своем. – Там обрыв крутой. Внизу, правда, пляж был когда-то, но заросло все. Но обрыв дюже крутой. Не ровен час, ноги поломаете…

– Это ничего, тетя Маша! – Она так обрадовалась, что позабыла подосадовать на любопытную соседку. – Пройдусь, осмотрюсь, может, и искупаюсь.

– Ну, гляди, я предупредила. – По тону было заметно, что затея новой жилички ей не по душе.

Она поворчала еще немного и убралась, забрав с собой изо всех сил упирающегося рыжего кота. А Катерина, распутав проволоку, пошла вниз, осторожно ощупывая тонкими подошвами летних сандалий почву крутого склона.

Склон и в самом деле был достаточно крут, но совсем не казался непроходимым. В одном месте Старкова обнаружила довольно-таки прилично утоптанную тропу. Она начиналась откуда-то слева, от дома других соседей, и серпантином спускалась вниз, к самой воде.

Ага! Катерина заулыбалась. Не все, оказывается, подвластно любопытству тети Маши. Пляж, куда Катерина спустилась, не казался столь уж запущенным и заросшим. Им явно кто-то пользовался, причем совсем недавно. На огромном валуне, возле самой воды, в центре недавно сорванного лопуха – тот даже увянуть не успел под палящим солнцем – валялся кусок мыла. И кусок этот был еще влажным. Катерина специально проверила, слегка коснувшись его кончиками пальцев. И еще песчаная кромка запечатлела оттиск мужской стопы приблизительно сорок второго размера. Значит…

Значит, по соседству с Катериной жил мужчина. Возможно, что и одинокий. Будь у него жена, он ни за что не забыл бы мыло на пляже. И возможно, мужчина обеспеченный. Мыло было дорогим, о чем свидетельствовал еще не замыленный фирменный оттиск в самом центре куска. Это было совсем неплохо, она снова улыбнулась, на сей раз не без удовлетворения.

Не все так плохо, черт возьми! Может, ее отдых, немного подгаженный Дедковым, еще и окажется приятным. Может, все еще и получится и ее перестанут наконец терзать противные мысли о том, что было бы, если бы Дедков снова не женился…

Скучно ей стало уже на третий день. Первые два она колесила по городу, знакомилась с достопримечательностями, покупала продукты, пыталась даже что-то готовить, а потом заскучала.

Каждый последующий день был похож на предыдущий, и она знала, что так и будет: ничего не изменится ни в среду, ни в четверг. Она так же будет вставать в половине десятого утра, бегать на пляж под бугор. Затем возвращаться, попутно завернув в заросли глухой крапивы покурить. Потом приготовит себе кофе с яичницей. Без аппетита позавтракает, снова проедется по городу, может быть, даже сходит в кино, но…

Но веселее ей от этого не станет. Тут еще, как на грех, Дедков как сквозь землю провалился, не звонил, паразит, третий день. А ей звонить первой гордость не позволяла. В конце концов, это он должен позвонить первым и извиниться. За старую дуру, к примеру.

Не звонил!

Он не звонил, а она наливалась глухой непроходимой тоской и каждый вечер перед сном загадывала, что завтра она непременно уедет. И уехала, как бы не интригующее любопытство, разбуженное ее соседом.

Сначала ее заинтриговали его ноги, потом интересное мнение о нем, а уже потом…

А потом случился тот самый его телефонный разговор, после которого Катерина Старкова не могла себе позволить, просто не имела права взять и уехать, не докопавшись до истины.

Ну, все по порядку.

Ноги его она увидела на второе утро своего пребывания в этом забытом богом городишке, поначалу показавшемся ей таким благословенным местом. Она забралась в заросли глухой крапивы покурить. Сначала сбегала на реку, быстро искупалась, потом на берегу фыркала и отряхивалась совершенно по-собачьи. И все озиралась по сторонам, не видит ли ее кто. Купалась ведь голышом. Оделась и только тогда уже полезла в бурьян. Уселась на дощечку, специально для этого дела принесенную из хозяйской пристройки. Вытряхнула сигаретку, взяла зажигалку и вот тут-то и услышала его шаги.

Мужчина – она не ошиблась, разгадывая оттиск его голой стопы на мокром песке, – шел шумно, не остерегаясь. Старкова встала на четвереньки и чуть подалась вперед, раздвигая носом бархатистые стрельчатые листья.

Да, она снова не ошиблась, приписывая соседу состоятельность. Кроссовки, в которых он ступал по тропе, стоили баксов четыреста, никак не меньше. Крепкие загорелые икры, хорошо развитые колени, стройные бедра, наполовину скрытые шортами. Все, дальше видно ничего не было. Попробуй она рассмотреть, чуть задрав голову, непременно обнаружила бы себя. А это казалось ей постыдным. Начнет задавать вопросы, еще подумает, будто в бурьяне она сидела по нужде какой-нибудь. Фу, стыдно. Она и затаилась. И пока мужчина шумно плавал, она быстро выбралась из своего укрытия, так и не покурив, и помчалась наверх.

Этим же днем Катерина Старкова очень подробно допросила тетю Машу, завуалировав свой интерес тем, что кто-то якобы топтался возле задней калитки.

– Этого быть не может, – отрезала та, насупившись. – Здесь отдыхающих ты да вон тот, что к Мокроусовым заселился.

– А кто это? – тут же поспешно вставила Катерина, подсунула под локоток пожилой женщины пакетик с жареными орешками и подхалимски предложила: – Угощайтесь.

Тетя Маша тут же жадно зачерпнула из пакетика и принялась хрустеть, приговаривая:

– Кто его знает, кто это? Машина дорогая. При-ехал один. Вроде бизнесмен какой-то. Только Нинка Мокроусова, у которой он угол снимает, говорит, что мужик какой-то себе на уме. От ее кухни отказался наотрез. Обедает в ресторане. Дружбы ни с кем не водит, вроде как не с руки ему. А третьего дня видели его у Голощихина двора. Выходил вроде из калитки. А чего он там забыл, спрашивается? Голощихин Ванька спился до такой степени, что себя не помнит по утрам. Бывает, что и одеколон пьет, и морилку и ходит потом с синей рожей по поселку. Чего такому важному мужчине делать у Голощихина?

– Кто его знает! – поддакнула в тон ей Катерина, вроде как с осуждением, а внутри все тут же зазудело, зачесалось от любопытства. – Действительно же, слишком разные люди для общения!

– Вот и вот. И телефон его!.. – Тетя Маша даже сплюнула, не пожалев ореховых крошек. – Нинка говорит, и звонит, и звонит без конца. То он, то ему! То он, то ему! Это какие нервы надо?

– А чего же он тогда этот дом не снял, в котором я остановилась? – задалась Катерина резонным вопросом. – Жил бы себе и разговоры вел без конца, никому не мешая.

– Так он только освободился, дом этот! Тут до тебя еще жили. Другой вопрос: почему в гостинице не поселился?!

– Вот-вот, – снова подхватила Катерина.

– Денег у него куры не клюют, Нинке заплатил даже с лихвой. Мест в гостинице полно.

– А надолго он поселился?

– Никто не знает. Нинка спросила было у него. А он сказал, как с делами закончу, так и съеду. А какие у него дела, прости господи?! Голышом купаться по утрам, возле Голощихиного двора крутиться да по телефону трепаться без конца. А, еще на машине гонять по городу, вот! – Тетя Маша еще что-то говорила и говорила нелестное в адрес Катиного соседа, но та ее уже не слушала.