Они любили друг друга как ненормальные, путаясь в его рубашке и в ее халате и ночной сорочке. Бормотали что-то, жаловались на неуклюжесть, хихикали, как дети. Потом долго не могли отдышаться и снова смеялись так, будто одержали над кем-то долгожданную неожиданную победу. Доели все же завтрак, что Ваня принес в спальню. И даже остывший кофе показался славным. Потом он быстро собрался, велел ей не хандрить, приказал ждать к ужину чуть позже обычного, потому что ни черта теперь не успеет из-за неурочного баловства. Так и сказал – баловства! И уехал.
А Лариса влезла в ванну с компрессом на лице. Провалялась полчаса, нашла свое отражение в зеркале вполне сносным. Выпила лекарство, закапала в нос. Чуть подретушировала щеки тональным кремом, пудрой, подвела припухшие веки, подкрасила губы. Стало еще лучше. Надела джинсы, толстой вязки белый свитер, подхватила свою любимую сумку, в которую запросто вмещалось два пакета молока и батон, и пошла на улицу.
А машины и нет! Ее машины – маленькой любимой малолитражки нежно-лилового цвета с неосторожной царапиной на заднем левом крыле на стоянке не оказалось!
– Вань, а где машина? – тут же позвонила она мужу. – Я на стоянке, а ее нет! Угнали, что ли?!
– Черт, Лара! Так я ее забрал, – отозвался муж с явным раздражением. – Я же вчера свою возле офиса оставил, чуть коньяка принял и оставил. Приехал на такси. Я же говорил.
– Говорил, помню. И?
Она не помнила. Ввалилась домой с дикой головной болью, плохо соображая, как добралась до дома. Где уж тут помнить о его рюмке коньяка, пропущенной им в конце рабочего дня.
– И думал, ты сегодня дома останешься. Вот и уехал на твоей, такси не вызвал. А ты что же, лапуля, сорвалась все же?
– Сорвалась, – призналась она и тут же подняла руку вверх, тормозя выезжавшее со двора такси. – Дел невпроворот, Вань.
– А у тебя всегда дела, Лара! – вдруг взорвался муж. – Даже помирать станешь, о делах не забудешь! Господи, ну неужели один день ты не могла дома остаться? Один хотя бы день, сегодня!
И неожиданно разъединился. У Ларисы обиженно задрожали губы. Чего он, а? Ей и так нехорошо. И не потому что простыла, а потому что тоска жует внутри уже неделю. Она, может, и из дома удрала, чтобы думать поменьше обо всякой ерунде. А он…
– Вам куда, дамочка? – Немолодой таксист, заросший седой щетиной по самые глаза, смотрел недобро. – Едете, нет? У меня график!
– Еду. – Лариса села на заднее сиденье, назвала адрес.
– В ментовку, что ли? – Взгляд, который она поймала в зеркале заднего вида, показался ей отвратительным.
– Нет, в магазин, – соврала она. – Там бутик верхней одежды. Мне туда.
Зачем объясняет? С какой стати? Какое дело вообще этому небритому угрюмому человеку, куда и зачем она едет? Решил своим недобрым взглядом окончательно испортить ей день? Так ее не проймешь этим. Она и не на такие взгляды напарывалась за годы службы. А последнее дело вообще жесть, как сказал ее помощник Вадик Харламов.
– Лариса Иванна, это вообще жесть! Если доведем дело до суда и нам позволят его не развалить и не отберут его у нас, то это бомба! Это жесть!
Отбирать дело банды, не успокоившейся с девяностых, у них никто не собирался. И разваливать его тоже никто не приказывал, но…
Но вот звонки им с Вадиком странные начали поступать. Будто и не угрожали, нет. Просто звонили, задавали нелепые вопросы, глупо хихикали в трубку. И все!
Звонили каждый раз разные люди. Мужчины, женщины, подростки. Звонили на их рабочий телефон. Продолжительность звонков оказывалась как раз такая, чтобы невозможно было отследить звонок.
– Лариса Ивановна, может, охрану вам приставить? – озаботилось неделю назад начальство.
– Зачем? – делано удивилась она. – Разве мне угрожают?
– Нет, но… – Начальство понадувало губы, а потом обескураженно развело руками: – Да и людей-то, честно говоря, нет…
Вот вам и программа защиты свидетелей, о которой дядя мечтал. И уж если быть честной до конца, то не верила Лариса в вездесущую силу приставленных к кому бы то ни было охранников. Верила в то, что не столь она важная персона, чтобы ее желали физически устранить на момент следствия. Существует масса других рычагов и способов. И всех следователей не перестреляешь. А что касается звонков, то это просто чьи-то злобные забавы.
– А я вас знаю, – сказал водитель такси, не поворачиваясь и принимая у Ларисы деньги, просто выбросив ладонь ковшом. – Вы следователь. И в бутик вам ни в какой не надо. И еще я знаю, что вы плохой следователь.
– Да? – совершенно искренне удивилась она, это утверждение шло в разрез с ее репутацией. – Почему это?
– С вами невозможно договориться, – пожал он плечами.
– А с хорошим можно? – Она усмехнулась, вылезая из машины.
– С хорошим можно, – кивнул водитель. И криво ухмыльнулся в ее сторону. – Они и живут подольше…
Глава 2
Вовкины руки тряслись от азарта и запоздалого страха. В кошельке, в том самом, который казался на вид и на ощупь тощим и нищенским, оказалось пятьсот евро! Целых пятьсот евро! Это по курсу…
Сколько же это, сколько? Вовкин конопатый лоб покрылся глубокими морщинами. Под ним, под этим лбом, напряженно работал калькулятор. Сосчитать в уме не удалось. Но все равно он знал, что это хорошие деньги, очень хорошие. Потому что его мать зарабатывает триста долларов, она говорила. А это больше десяти тысяч рублей. А тут евро! И целых пятьсот! Это гораздо больше десятки!
Вовка судорожно сглотнул, нежно погладил разложенные на письменном столе заграничные денежные знаки. Ему сегодня фартило! Сегодня был его день!
С самого утра началось везение, между прочим.
Сначала мать с виноватой улыбкой сообщила за завтраком, что они с отцом впервые за долгую жизнь решились слетать на отдых в Египет.
– Ты не против, Вов? – очень тихо поинтересовалась мать, тиская ладонь отца под столом.
Вовка точно знал, что она тискает отцову руку под столом. Она всегда так делала, когда волновалась и когда нужно было заставить его замолчать. В этот раз не сработало, потому что отец тут же воинственно вскинул острый подбородок и спросил с вызовом:
– А чего это ему быть против? Мы за его счет, что ли, летим, мать? Мы за свой счет летим, между прочим, мать!
Вот тут Вовка запросто мог бы поспорить, поскольку основную часть семейного бюджета составляли деньги деда с бабкой, которые они ежемесячно перечисляли на Вовкино содержание из какого-то ближнего зарубежья. Потому мать и виноватилась. Знала, что Вовка может при случае бабке с дедом настучать, и канал помощи перекроется запросто.
– Вова, чего молчишь? – Мать смотрела как побитая собака, продолжая дергать отца за руку.
– А чего я скажу? – отозвался Вовка. – Мне-то что! Вот если бабка позвонит, правда, не знаю, что говорить стану.
Мать с отцом стремительно переглянулись и сцепили теперь уже обе руки и уже на столе.
– Ты это, сынок, чего сказать, что ли, не знаешь? – Отец заискивающе улыбнулся, бабка, снабжавшая их деньгами, была его тещей. – Скажи, что дома нет. На работе в ночную смену. Или в больницу слегли с отравлением. Так пойдет?
– Подумаю, – дернул Вовка плечами, уже придумав цену выкупа. – Только… Только что я буду иметь взамен?
– А что ты хочешь?! – в один голос воскликнули родители.
– Сколько будет длиться ваш отдых? – деловито осведомилось чадо.
– Десять дней, – ответила за обоих мать.
– Десять дней! – присвистнул Вовка. – Нехило стоят путевочки, думаю!
– Что ты хочешь? – насупился отец, желание отцепиться от руки жены и врезать сыну по макушке было просто невыносимым.
– Все это время я не стану ходить в школу, – тоном, не терпящим возражений, оповестил родителей Вовка. Но на всякий случай добавил: – Или так, или никак.