Пока смерть не разлучит нас

– Уже нет, – она качнула головой. – Уже все в порядке.

Ох, сколько бы он отдал, чтобы вернуть вчерашний вечер, заставивший его уехать в их загородный дом. Чем бы ни пожертвовал, лишь бы его настиг ее поздний звонок.

Ведь она же хотела попросить его о чем-то, это точно! А она никогда его не просила ни о чем, никогда! А работали они вместе уже более пяти лет. Он много раз ей свою помощь предлагал, она отказывалась. И тут вдруг она ему вчера вечером позвонила, чтобы попросить о чем-то, а его дома не оказалось.

– А чего на мобильный не позвонила, Вика? – укорил ее Бобров.

– Это неудобно, – покачала она снова головой.

– Так что, что стряслось-то?!

– Уже все нормально, – упрямо повторила она.

– Нет, так не пойдет, Виктория. – Бобров строго шлепнул ладонью по столу, он мог быть строгим, когда этого требовали обстоятельства. – Я хочу знать все о твоих проблемах!

– Хорошо, – она испуганно покусала нижнюю губу. – Я хотела попросить вас устроить моего мужа на работу к нам. Дело в том, что у него в фирме проблемы и…

– Кого устроить?! Мужа??? Ты замужем?! – Бобров выпучил глаза, едва не задохнувшись. – Вика, когда?.. Когда ты вышла замуж?!

– Да уже два года, – она растерялась. – Я уже два года замужем за Виктором.

– А почему я этого не знал? – Он почувствовал, что закипает, снова все мимо него, снова все мимо. – Кольца ты не носишь, фамилия осталась прежней, даже на свадьбу не пригласила!.. И тут вдруг оказывается, что ты уже два года замужем! Это как-то неправильно, что ли!

– Может быть, вы и правы, – она погрустнела. – Виктор мой гражданский муж, и свадьбы у нас никакой не было. Сошлись и живем. Кольца оттого нет, и фамилия у меня прежняя. Но я счастлива с ним, Николай Алексеевич, поэтому считаю все остальное ненужными формальностями.

– Да, да. – Он громко отхлебнул из чашки, обжегся, недовольно сморщился и приказал: – Ты иди, Вика, иди, я позову, если что.

Она ушла, а он тут же уронил чашку прямо себе на коленки. Конечно, обжегся, и пятно на дорогих брюках поставил. Он не любил неопрятности и едва не захныкал, но сразу сумел забыть об испорченных брюках.

Не это сейчас заботило и угнетало, а другое.

Как же он теперь станет мечтать втихаря о ней, а?! Как будет строить планы, что подаст на развод с Маргаритой – та не могла не согласиться, условия он для нее готовил идеальные, – как же теперь под вечернюю рюмку коньяка он станет дни считать до того момента, когда вызовет Викторию в свой кабинет и…

«И» уже не случится, потому что его мечта оказалась утопией!

Да, он может частично воплотить ее в действительность. К примеру, развод оформить. С женой разъехаться по разным домам. И даже Вику может вызвать в кабинет и, пользуясь своим начальствующим правом, принудить ее к роману. Это ведь теперь обычное дело, когда босс говорит своей секретарше: либо спи со мной, либо увольняйся. Он мог бы все это сделать, но…

Нет! Не мог! Он не мог себе этого позволить, хоть плачь!!!

Не просто же так к нему клеймо добропорядочного гражданина и приличного мужика прилепилось, не просто так. Чем-то он заслужил такое право. Из каких-то его нечаянных промахов, обнаживших его потаенное, трепетное и честное, оно сложилось. И каким бы гадом он теперь ни захотел казаться, ему всяк и каждый будет орать – не верю!

Потому-то вот и Ритку травмировать за здорово живешь смысла не видел. К чему разводиться, мучить ее и настраивать против себя детей, если будущего с Викторией у него нет? И приказать своей секретарше спать с ним, пользуясь своей властью и деньгами, Бобров тоже не мог. В любви ведь либо по согласию, либо никак. Именно так считал он всю свою жизнь. Здесь не может быть никакого принуждения.

Ах, Вика, Вика, когда же ты успела-то, а?! И кто же это такой шустрый – Виктор, кажется?

Наверняка дрянь какая-нибудь, решил он тут же, вспомнив, что гражданский муж уже нагружает Викторию проблемами. Она ведь даже решилась его – Боброва – попросить о чем-то, хотя никогда прежде не позволяла себе подобных вещей.

Допек, стало быть! Допек, загнал в угол, заставил ее унижаться перед своим работодателем! Дрянь и неудачник, который при каждом удобном случае спешит переложить свои проблемы на хрупкие плечи жены.

Конечно, неудачник!

Бобров вдруг повеселел, вспомнив, что муженек-то ее безработный теперь, кажется. Она ведь насчет трудоустройства хотела за него хлопотать, не так ли? Да, точно! Стало быть, доработался до того, что никуда его уже не берут, и их фирма осталась последним шансом для этого Виктора дрянного.

Ну, ничего! Он еще с ним поборется! Муж, понимаете ли, гражданский! Невидаль какая! Чего же не расписывается с ней, а? Кольца почему не дарит, фамилию свою почему ей не предложил вместе с сердцем и телом?

Чувства подобным образом проверяют, стало быть! А чего их проверять? Они либо есть, либо их нет вовсе! А что касается совместимости…

Характерные сейчас все! Это раньше все в строгости у мамы с папой воспитывались, а теперь личность подавлять нельзя уже с пеленок. Комплексы будто уже в утробе матери формируются, а этого допускать никак нельзя. Вот потому-то и с амбициями все непомерными – его детки, кстати, тоже не исключение – и с капризами. Оттого и характер у девяти из десяти не мед и не сахар. Так надо прилаживаться как-то, чем-то уметь поступаться. Ведь если есть чувства, разве это трудно? Разве трудно попросить прощения, к примеру, если обидел? Разве трудно помочь в чем-то, если в помощи твоей нуждаются? Главное, чтобы чувства были! А уж гонор свой, считал Бобров, можно и подавить ради любимого человека.

Он-то вот с Риткой быстро общий язык нашел. Вернее, языком все больше она молола, а он только кивал, будто соглашался. Делал потом все по-своему, но все равно кивал. Знал, что это ей приятно, вот и кивал. А что толку орать было, спорить, пытаться отстоять свою точку зрения?! Это с Риткой-то?! Да она никого никогда, кроме себя, не слышала. И если бы даже он попытался до нее докричаться через громкоговоритель, дело было бы – швах. Поэтому он молчал и кивал, а делал все всегда по-своему.

А почему он так делал? А все потому, что любил ее! Боялся обидеть, боялся сделать ей больно. Вот и молчал всю жизнь и кивал. А теперь…

А теперь либо разлюбил ее, либо молчать устал, но кивать что-то Боброву расхотелось. Захотелось Вику, милую, добрую, красивую и смышленую.

И тут вдруг какой-то неведомый Виктор, понимаешь!

– Вика, скажи, чтобы Чаусов ко мне зашел, – приказал он по внутренней связи, недолго поразмышляв.

– Который?

Она не была бестолковой, его милая, не сбывающаяся пока мечта, она была очень умненькой и рассудительной. И она правильно спросила его – «который», потому что Чаусовых у них в фирме было двое. Отец и сын. Отец заведовал автопарком. Сын возглавлял службу безопасности.

– Иван, Иван пускай зайдет. – Это он так сына называл, без отчества.

Пускай он его еще заслужит! Отец вот его заслужил, и то Бобров ему вечно тыкал и Степаном звал. Станет он какого-то тридцатилетнего пацана по отчеству! Еще чего!

О приходе Ивана Вика доложила уже через пять минут.

– Разрешите, Николай Алексеевич? – Иван заглянул в приоткрытую дверь.

– Входи, Вань, входи, – разрешил Бобров, с прищуром разглядывая своего подчиненного.

Нет, ну что хорошо, то хорошо! Вот такого мужика Бобров Виктории бы еще простил: высокий, крепкий мускулами, с мозгами все в полном порядке, физиономия опять же – не урод. Да и свой, елки-палки! На глазах рос, просиживая в транспортном у отца все каникулы.

А то Виктор какой-то безработный! Что за Виктор? Откуда взялся? Когда успел их красавицу у них из-под носа увести? Здесь, понимаешь ли, только мечта вырисовываться стала, как из-под гнета собственной добропорядочности выбраться, а тут Виктор какой-то!..

– Ты присядь, Вань, присядь. – Бобров указал пухлой ладонью на стул напротив. – Разговор есть к тебе серьезный.

Иван уселся напротив и внимательно уставился на босса.

– Вань, ты вот ответь мне, только честно… – Бобров мягко улыбнулся, а когда он так улыбался, многих слеза прошибала. – Не соврешь?

– Никак нет! – не ответил, а прямо протявкал сторожевым псом Иван.

– Как тебе наша Виктория?

– Которая? – Чаусов заметно напрягся.