Маша дождалась, пока мать пройдет через удерживаемую ею дверь на тяжелой пружине, забрала одну из сумок и молча поплелась с ней вверх по ступенькам.
Мать продолжала бухтеть ей в спину:
– Нашла себе друга! Лучше ведь поискать, да негде. И хулиган, и учиться не учится, и семья у них вся ненормальная!
– Чем же она ненормальная, ма? – слабо возразила Маша, постоянно с теплом вспоминающая о семье Макса. – Очень хорошие люди.
– Ага, хорошие. Мамаша на мотоцикле в кожаном костюме носится, как проститутка какая-нибудь. Курит! Отец до сих пор по бильярдным ошивается. А братец чуть в тюрьму не сел, во как!
– Он не был виноват. Это была ошибка!
– Ага, рассказывай, – мать фыркнула, останавливаясь возле двери Фенечкиной квартиры, порыскала по старомодной сумке в поисках ключей, нашла их в кармане и вставила в замочную скважину, тут же не удержавшись, чтобы не уколоть, спросила: – Разве отец твой когда-нибудь ошибался?
– Папа… Он…
Маша замялась, не зная, что и сказать. Мать была великим провокатором, она запросто могла обронить эту фразу лишь для того, чтобы снова наговорить кучу гадостей об отце. А вовсе не за тем, чтобы доказать безупречность несения им службы. Она оказалась права. Мать тут же обрадовалась и понесла:
– Папа, он, конечно, не ошибается. Папа же у нас кто? Ангел! Это другие милиционеры способны на ошибку, на беспредел, на бессердечность, на выходки всякие, а папа нет! Папа у нас – супермент! Папа у нас… А ты знаешь, как мне с ним весело жилось все эти годы?! Знаешь, как это жить с мужиком, будто по протоколу! Будто на допросе каждый раз пребываешь?!
– Не врала бы ему, он бы и не допрашивал.
Маша всегда обижалась, когда мать начинала говорить так об отце, и спорила всегда с ней, но ни разу прежде не решалась ей намекнуть на то, что мать изменяла отцу. А теперь вот не сдержалась.
– Что-о-о?! Да как ты… – Мать швырнула на пол свою сумку, там что-то звякнуло, булькнуло, не иначе опять вчерашние щи из своей столовки притащила. – Как ты смеешь, мерзавка, говорить мне такие вещи?! Кто ты вообще такая?!
– Вообще-то я твоя дочь, – бунтовать так бунтовать, решила Маша. – И вещи я тебе говорю правильные. Ты же все время врала отцу. Врала, изменяла ему с дядей Федей. Деньги жилила отцу даже на сигареты, не говоря уж о том, чтобы дать ему на обед в кафе.
– Нечего! Не бариня, чтобы по кафешкам харчиться! – заорала мать, присела перед сумкой на корточки, ощупала ее, убедилась, что банка не разбилась и похлебка цела, повеселела чуть. Тут же ткнула по банке ногой. – Щи, вишь ли, ему мои не нравились! А какая разница?! Не такие, что ли, щи ему в его кафе подавали? Только эти бесплатные, а за те нужно было деньги платить. И от котлет морду вечно воротил. Ты, говорит, своих наделай. А эти чьи, морда ментовская? Эти чьи? Эти тоже мною выделаны… А что врала и изменяла… Правильно и делала. Бабий век короткий, пока он своих урок по подворотням ловил, я бы сорок раз состарилась.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: