Обмани меня красиво

Ирка молчала минуты три, не больше. Потом спросила:

– Во сколько он вчера вернулся?

– Не вчера, а уже сегодня! Ближе к трем. – Полина вдруг насторожилась. – А почему ты спрашиваешь? Что-то узнала, да?

– Ничего я не узнала, просто… – Сестра замялась. – Не поздновато для делового ужина?

– Ну… не знаю, он обычно так с деловых встреч возвращается. Никогда у меня вопросов не возникало. Считаешь, должны?

– Ох, я, Полин, и правда не знаю, что сказать. Знаю только, что мой Антон с таких деловых встреч на четвереньках приползает, так и он ухитряется управиться только часам к двум ночи. Вот задачку нам задала твоя дамочка! Что делать-то будем? Может, в милицию позвонишь?

– Ты с ума сошла? – зашипела на нее Полина гневно. – Какая милиция?! Что я им скажу? Что кто-то взялся меня будить по утрам таким вот образом? Знаешь, что они мне ответят?

– Что? – недовольно буркнула Ирка.

– Что это всего лишь хулиганство. И посоветуют мне на работу устроиться, а не валяться в постели до полудня или что-нибудь в этом роде. К тому же я не хочу сюда никого впутывать.

– Почему это? Огласки боишься? – Голос сестры стал подозрительно вкрадчивым. – Ну, мне-то ты уже рассказала.

– Так то ты! А люди посторонние мне в этом деле ни к чему. Буду сама разбираться. – Полина потерла свободной рукой лоб и тяжело вздохнула. – Раз уж так получилось…

– Интересно, как ты это собираешься делать? Наймешь частного детектива? Представляешь, что будет, если Женька об этом узнает? Он тебя в порошок сотрет. – Ирина снова выругалась.

– Нет, частного детектива нельзя привлекать. У нас хоть и большой город, но на самом деле такой тесный, что непременно на кого-нибудь нарвешься. Попробую сама.

– Ага! Сама! – возмущенно фыркнула сестрица. – Наденешь маскировочный халат, прибор ночного видения, насуешь ему везде «жучков», заляжешь в овраге и будешь прослушивать все его разговоры. Это же бред, Полина! Опомнись!

– Тебе легко говорить, – плаксиво вставила Полина, свешивая ноги с кровати, намереваясь встать. – Твой Антоха весь из себя пьяный и понятный. С ним никогда и ничего не происходит, кроме похмелья.

– Да иди ты!..

Ирка бросила трубку. Обиделась, наверное. А что же на правду обижаться? Полина под каждым своим словом подпишется раз семьдесят. Более безобидного человека, чем Антон, ей встречать не приходилось. Заподозрить его в чем-то, кроме любви в зеленому змию, было просто невозможно. К тому же Ирку он обожал до душевного трепета и терпеливо сносил все тумаки и оплеухи, которыми она его награждала при встречах в прихожей. Антон лишь виновато мотал хмельной головушкой и приговаривал:

– Ирусик мой, любимый мой, ты только не нервничай! Я тебя умоляю, сладенький мой…

Кончалось все это тем, что Ирка тащила его волоком в ванную, стаскивала с него всю одежду и засовывала под ледяной душ. Антон повизгивал, как щенок, трясся всем телом, но и в этом случае лишь благодарно улыбался. Ирка кутала его затем в теплый халат и волокла в спальню, где Антон тут же засыпал сном праведника. Утром, как правило, он извлекал откуда-нибудь из своих карманов миленькую золотую безделушку или энную сумму денег и принимался ходить вокруг супруги кругами и вымаливать прощение.

Все всегда было предсказуемо до уныния. Ирка к этому давно привыкла и, если Антон вдруг неделю никуда не выходил из дома, начинала к нему с подозрением приглядываться и маяться от бездеятельности. Зачем тогда было на Полину обижаться-то?..

Полина заправила кровать, долго и с тоской глядела на след на подушке, оставленный Женькиной головой. Она даже не слышала, как он пришел. Время его возвращения Ирке назвала просто так, от фонаря. В два часа ночи его еще не было. Потом она уснула. Когда вставала в половине четвертого попить воды, Женька уже спал, широко раскинувшись на своей половине кровати. Дышал ровно и спокойно. Так, по ее понятиям, мог спать человек с незапятнанной совестью и чистыми помыслами. Утром он осторожно собрался, боясь ее потревожить. Перед уходом, как всегда, нежно поцеловал ее. Полина даже сквозь сон всегда чувствовала, как он ее целует. Все было как обычно, ничто, как принято говорить в таких случаях, не предвещало несчастья. Чего же тогда нужно той злобной тетке, которая названивала ей уже второе утро подряд?!

После душа и легкого завтрака, состоящего из овсянки и сока, который она заставила себя проглотить, Полина почувствовала себя немного лучше.

Нет, ее старшая сестра права на все сто. Не стоит впадать в раж из-за какой-то психопатки. Мало ли кому взбрело в голову портить ей кровь, не идти же из-за этого на поводу у чужой злобы? Нужно все спокойно обдумать, сопоставить, проанализировать имеющиеся у нее факты, а затем уж…

Полина накинула на плечи теплую мохеровую кофту и вышла на веранду.

Канун майских праздников выдался теплым и солнечным. На небе ни облачка. Легкий ветерок лениво шевелил широкопалые листья двух пальм, которые они с Женькой вытаскивали с первым теплом на улицу. Меж кадок с пальмами стояла пара плетеных кресел и плетеный столик. Здесь они с Женькой часто коротали теплые вечера, мечтали о чем-то, строили планы, обсуждали прожитый день. Это со временем стало почти ритуалом. Каждый из них по-своему этим дорожил, и если возникала нужда поговорить о чем-то важном, то они всегда шли сюда.

Полина взобралась с ногами в одно из кресел, зажмурила глаза, подставив лицо теплому весеннему солнцу, и долго сидела без движения задумавшись.

Что ни говори, а задуматься было о чем. И сколько бы ни брала под сомнение Ирка серьезность намерений незнакомки, отмахнуться от всего этого просто так не удастся. Другой вопрос – нужно не психовать, а постараться успокоиться и разобраться во всем трезво. Полина всегда славилась умением выуживать из огромного потока информации рациональное зерно. Редко поддавалась беспричинной панике. Ей удавалось сохранять самообладание даже в бесчисленных баталиях со злобной мачехой. Отчего же тогда так тревожно у нее на душе сейчас? Не потому ли, что все происходящее не просто чья-то хулиганская выходка, а вполне нешуточное предостережение ей конкретно? Страшно поверить в это, почти невозможно, но усилие над собой сделать все же придется, и придется все же что-то предпринимать, а не вопить каждое утро на ухо сестре о своих неприятностях. В конце концов, у нее своя жизнь и свои проблемы.

Итак, с чего начать?

А начинать нужно с Лилечки. Видимо, неспроста незнакомка завела о ней разговор. Да и вчерашний визит Полины в офис мужа не привнес в ее душу успокоения. Почему они оба так растерялись, увидев ее? С какой стати Лилечка прильнула грудью, которая, к слову сказать, едва угадывалась, к плечу ее мужа? Потом без стеснения начала влезать в их разговор, что совсем уж было неумно с ее стороны…

Так, что еще ей не понравилось в тот момент? Женька! Да, точно. Можно сколько угодно обманывать себя, но он выглядел каким-то потерянным. И когда она напомнила ему о приглашении на вечер, он просто не знал, куда себя девать.

Как же выяснить, с кем и где он мог ужинать, а заодно навести справки о его услужливой секретарше? И где можно раздобыть такие сведения?

Полина раздумывала всего минуту. Стремительно поднялась с кресла и едва не бегом ворвалась в дом.

У каждого делового человека, если он действительно деловой, есть в доме компьютер, в котором должна была находиться масса всевозможной информации. Женька не был исключением. Правда, дома он ограничивался портативным, его ноутбук всегда лежал на видном месте в их спальне – на инкрустированном столике у окна. Полина могла поклясться, что не видела его там уже неделю. Правда, раньше у нее не было причин заинтересоваться: почему так? А сегодня… А сегодня она облазила весь дом, включая крохотные кладовки с зимним снаряжением для рыбалки и для лыжных прогулок. Компьютер ее мужа исчез бесследно.

– Почему? – Полина нахмурилась, сдувая со лба прядь волос, выпавшую из прически. – Куда ты его дел, Женька? И почему? У тебя же есть еще один, который ты всегда возишь с собой…

Отвечать было некому. Тут еще так некстати пришла Нина Ивановна, и поиски пришлось прекратить. Полина вышла к ней в холл и уставилась на домработницу, которая вертела в руках какой-то клочок бумаги и, беззвучно шевеля губами, что-то пыталась на нем прочесть.

– Доброе утро, – окликнула ее Полина, заинтересованно поглядывая на то, что было в руках у Нины Ивановны. – Почта?

– Даже не знаю. – Нина Ивановна недоуменно развела руками и тут же протянула ей листок. – Взгляните сами, Полиночка.

Это был обычный листок из обычной школьной тетради в клетку, вернее, не целый листок, а третья часть его, аккуратно обрезанная ножницами. На нем не было ни имен, ни фамилий. Просто в самом центре его значилась дата: 21.06.98 г. – и все, больше ничего не было. Цифры были выведены черным маркером. Аккуратно, чертежным шрифтом, обведены несколько раз.

– Что это? – Полина недоуменно разглядывала тетрадный листок.

– Не знаю, Полиночка! Лежало в почтовом ящике. Я обычно в это время туда не заглядываю: рано еще для почтальона-то. А тут смотрю: уголок бумаги какой-то торчит. Дай, думаю, загляну – опять сорванцы что-нибудь засунули. А там вот это…

Почтовый ящик располагался по ту сторону забора. Он был закреплен на длинной ножке слева от въездной дороги, ведущей к гаражу, это было очень удобно: не нужно было вскакивать всякий раз и нестись к калитке, чтобы встретить почтальона. Но опять же, это европейское новшество имело ряд неудобств. Некоторые несознательные граждане, в основном подзагулявшая молодежь, иногда могли позволить себе вольность и втиснуть в их ящик какую-нибудь дрянь. Пару раз Нина Ивановна, жутко краснея, выуживала оттуда порнографические фотографии, несколько раз – скомканные сигаретные пачки и окурки. Но такого вот послания не случалось никогда.

– Как думаете, что это такое? – Стараясь говорить спокойно и не вслушиваться, как тут же бешено скакнуло ее сердце, Полина пристально посмотрела на домработницу.

Та казалась на редкость спокойной и, переодевшись, уже вооружилась пылесосом.

– Не знаю, деточка. – Нина Ивановна недоуменно пожала плечами. – Я так думаю, что это какая-то дата.

– Какая? – продолжила приставать к ней Полина, теребя поясок утреннего халата.

– Откуда же мне знать?! – Нина Ивановна вдруг озадачилась, притормозила и с плохо скрытым изумлением уставилась на свою хозяйку. – Если бы это было двадцать второе июня, то я бы еще поняла, потому что это дата начала войны. А двадцать первое… Нет, ни о чем мне эта дата не говорит. К тому же год-то уж больно не юбилейный. Понятия не имею.

Она повернулась к Полине спиной и ушла, что-то недовольно бубня вполголоса в адрес необязательных людей, рассылающих всякий вздор. А Полина продолжила изучать злополучную бумажку.

Имеет она или нет отношение к утренним звонкам? Скорее всего, да. Иначе как объяснить появление этого клочка бумаги в их почтовом ящике? Молодежь, которая бродит по окрестностям, не стала бы изощряться таким вот образом. Там все незатейливо: либо порно, либо мусор. Такими заморочками они себя утруждать не станут. Стало быть, дама, звонившая утром, устала от ее непонимания и решила подсунуть ей подсказку. Так, что ли? Возможно, да, а возможно, и нет, потому что в таком случае она могла бы вместо этой дурацкой даты подложить в их ящик послание с чем-нибудь более конкретным. Полине, например, эти несколько цифр ни о чем не говорят. Никаких значительных событий, чрезвычайных происшествий либо светопреставлений летом девяносто восьмого года не происходило.

Она сама тогда училась в институте. В это время у нее наверняка была сессия или практика. У Женьки, кстати говоря, тоже. И если эти каракули имеют целью обличить его, то в какой связи? Он что же, пользовался на экзаменах шпаргалками или нагрубил преподавателю? А может быть, они всей группой изнасиловали весь преподавательский состав?

Последнее предположение Полину рассмешило. В подобных домыслах можно упражняться сколько угодно, не приблизившись к истине ни на шаг. А истина, видимо, не так уж и далека. Разгадка кроется в этих вот нескольких цифрах, которые к настоящему моменту уже стали историей.