Лицензия на happy end

Голощихин с тоской тогда еще вспомнил, как сам плужил на такой технике много лет, имел приличный заработок, и даже семья у него была. Жена, дочка и внук. Они и сейчас имелись, но, правда, уже без него. Переехали за реку в многоэтажку, бросив его тут одного, горемычного. Не нужен он им стал в таком вот новом образе – безработный, стареющий и спивающийся. Дочка нет-нет да заедет с мальчишечкой, а жена и думать о нем забыла. Денег он, видите ли, не зарабатывает теперь, а что в квартире живут, им полученной, про то забыли…

В жгучей обиде на семью и судьбу Голощихин развернулся с намерением пойти хлебнуть скороспелой бражки, три дня отстояла – хватит. И тут обратил внимание на шалаш, каждое лето заселяемый местными пацанами. Шалаш никто специально не делал, он получился сам собой из упавшего забора и сиреневых кустов. Внутри было достаточно просторно, и сам Голощихин не раз там засыпал, разогнав непрошеных жильцов. По осени, он точно помнил, выгреб оттуда все старые ящики, телогрейки, картонные коробки и сжег прямо на поле. Большой костер тогда получился, он даже картошки в углях напечь успел. И ел ее прямо там же, возле костра, с пересоленными огурцами, что Машке-соседке было жаль выбрасывать и она ему снесла.

Так вот убрал он там все по осени, чего же там опять торчит какой-то хлам?!

Голощихин и полез в кусты, обдирая лицо и руки о жесткие сухие ветки. Залез, отдышался, сел прямо на утоптанную землю и тут же потянулся к вороху тряпья. Только тряпье оказалось совсем не тряпьем, а курткой, и вполне приличной. Он ее в тот же день очень выгодно толкнул. Но не куртке обрадовался Иван, а тому, что в нее было завернуто.

Он когда сдернул куртку, то опешил моментально, даже рот открыл. Под курткой оказалась сумка. Спортивная, черная, с синей полосой по боку и буквами какими-то заграничными. Голощихин не был силен в иностранном, прочесть не мог. Он поспешил сумку ту открыть. И когда открыл, то чуть не расплакался.

Деньги! Сумка битком была набита деньгами. Только не нашими рублями, а другими, иностранными, с портретами серьезных незнакомых Голощихину мужчин.

Доллары он никогда в глаза не видел, но почему-то сразу подумал, что это они и есть. Сумку закрыл. Обернул ее снова курткой. Ухватил поклажу в охапку и бегом бросился к своему дому.

Он теперь богач!!! Он теперь может себе все купить, что захочет!!! Пускай теперь жена локти кусает. Пускай жалеет, что бросила его когда-то. Уж он над ней покуражится, он поизгаляется, прежде чем простит ее и примет обратно.

Иван Голощихин заперся в избе. Занавесил окна, включил свет и стал выкладывать тугие, пахнущие неожиданным счастьем и богатством пачки на стол. Стола не хватило, хотя он и выкладывал их очень тесно. Принялся перекладывать деньги на пол, заняло полкомнаты. Попытался сосчитать, но куда там! С его-то умом и образованием! Сбился, конечно же, и оставил эту затею для жены и дочки. А пока решил удачу свою сбрызнуть коньяком, да тем, что подороже.

Осторожно вытащив из одной упаковки одну бумажку, Голощихин схватил паспорт и помчался в банк. Пока торопился, воображение рисовало обеспеченную старость, сегодняшнее богатое застолье, новый дом где-нибудь на море. Радужные мечты его осадила отвратительная тетка в обменной кассе.

– Я не могу вам обменять валюту, – прокаркала она, перед этим минут десять изучая купюру под всеми имеющимися в ее конуре детекторами.

– Почему? – возмутился Иван и тут же испуганно спросил: – Она что, фальшивая?

– Нет, она подлинная, но вот ваш паспорт… – Она вложила импортную десятку в его паспорт и вернула обратно. – Он просрочен. Вам еще четыре года назад его нужно было обменять. А вы не обменяли.

– И что? – не понял Голощихин.

– Он у вас недействителен, вот что! – тявкнула она из-за стекла. – А по недействительным документам я не имею права обменивать валюту. Поменяете паспорт, тогда и приходите.

Он ушел несолоно хлебавши. Долго бродил по городу, но другого обменного пункта у них не было. У ребят, что крутились с валютой возле центрального универмага, Голощихин обменивать побоялся. Прознают про его находку, убьют, к чертям собачьим. Ограбят сначала, а потом убьют. Уж он потерпит.

Терпел, доколе было можно. Даже плакать однажды принимался с досады. Это надо же: у него полная сумка денег, а он нищий. Через три дня не выдержал. Достал из паспорта все ту же бумажку, сумку спрятал глубоко в подполе за пустой кадкой, где раньше жена капусту квасила. И пошел по улице по знакомым, предлагая купить у него задешево десять долларов. Народ тут же принялся скалиться над ним, задавать вопросы глупые. Он в какой-то момент не выдержал и брякнул, что клад нашел. И пошло-поехало…

– Так обменяли вы десять долларов или нет? – снова прицепилась незнакомая девица, когда Голощихин замолчал.

– Обменял. Потом еще и еще, – он вздохнул. – Потом слух разнесся далеко по округе, пришлось деньги мне и сдать.

– Кому?

– Милиции, кому же еще! – воскликнул Иван, но глаза от нее спрятал за веками, будто снова дремать собрался.

– А почему они говорят, что никаких денег в глаза не видели?

– У них спроси! – возмутился он. – Я вообще ничего больше про эти деньги знать не желаю. А то ходят тут, спрашивают!..

Голощихин врал. Катерина Старкова поняла это без особого труда. Деньги были. Несколько десяток он успел обменять, и установить это, опросив здешних жителей, будет несложно. Но вот куда он их потом дел?! Может, пропил за бутылку?

Эта мысль показалась ей не столь уж глупой. Тетя Маша уже успела рассказать, почему ушла от Голощихина жена, бросив на произвол судьбы дом и хозяйство. Тот спьяну тащил из дома все. Пропил даже цветной телевизор. И если в какой-то момент сумка с долларами показалась вдруг Голощихину неконвертируемой обузой, он мог ее и обменять. Вопрос: с кем у него состоялся этот обмен?

Катерина Старкова шла по улице Дзержинского к дому, где поселилась, и размышляла, не забывая посматривать по сторонам.

Мог Голощихин продать кому-то сумку с долларами из местных? Мог. Но этот местный должен был обладать достаточной силой и могуществом.

Для чего Голощихину понадобилось всем врать, что он якобы снес деньги в милицию? Ответ рождался моментально. Для того чтобы все от него отстали и прекратили допытываться, что, где да откуда. А к милиции ни у кого никаких претензий возникнуть не может, разве что…

Кстати, она совершенно упустила из виду самое главное. Откуда вообще взялась эта сумка с долларами, завернутая в куртку?! Кто спрятал ее в кустах сирени под завалившимся забором Ивана Голощихина, кто потерял или просто оставил? Не с неба же она упала, в самом деле! Надо бы расспросить тетю Машу, уж она наверняка должна знать.

Глава 7

Дедков проснулся оттого, что у него страшно затекла шея. Не открывая глаз, он попытался повернуться и не смог. Надо было окончательно проснуться и посмотреть, в чем дело, но ему было лень. Проснется, сразу увидит, во что они с Савостиным превратили за два дня квартиру, сразу вспомнит про бегство Татьяны, и жить расхочется тут же. А пока лежал с закрытыми глазами в полудреме, было ничего. Не ощущалось всей полноты кошмара.

Проснуться окончательно его все же вынудили. Откуда-то издалека раздался то ли стон, то ли плач, то ли скрип какой-то, и через минуту охрипший от бесконечных споров о дурах бабах Савостин его беспардонно растолкал:

– Вставай, Кирюша. В Москве полдень.

– Да ну! – попытался удивиться Дедков, но тут же понял, что ему безразлично, который час, ему сейчас все буквально безразлично, кроме неповорачивающейся и ноющей шеи. – И что с того?

– На работу бы сходить, – прохныкал Савостин. – Меня моя крыса живьем сожрет. Одна надежда на Ленку. Если она прикроет, все обойдется. Если нет, мне звездец! Вставай, что ли! Пожрать организуй!

– Почему я? – Дедков чуть приоткрыл один глаз и с удивлением обнаружил, что лежит на узком диване в кухне.

– Ты же хозяин, – аргументировал свою просьбу Савостин и тут же полез в холодильник. – Во! У тебя тут бифштексы размороженные, можно пожарить. Для салата всего полно. И картошка с грибами замороженная, высыпай на сковородку и…

– Вот ты и высыпай, – хмуро посоветовал Дедков, сел на диване, потер ладонями шею и глянул на стол, заставленный грязной посудой.

Рюмок и бокалов под минералку оказалось четыре. Оп-па!!! И с кем же они вчера тут зависнуть успели? Не с двух же рук с Савостиным хлебали. Факт, кто-то еще был. Вон и след от губной помады сохранился на двух рюмках.

– С кем это мы? – Кирилл брезгливо покосился в сторону напомаженных стаканов.

– А ты че, не помнишь ничего? Ну ты даешь, Кирюша.

Игорек достал из ящика под духовкой сразу две сковородки. В одну высыпал картошку с грибами, распоров пластиковый мешок острым ногтем на мизинце. Во вторую плотно уложил бифштексы, посолил, поперчил, налил масла, накрыл крышкой и присел к столу.

– Так то же Ленка наша была с подругой.

– А зачем?

Секретаршу Ленку он вспомнил. Трещала тут без умолку и по комнатам носилась, все осматривала, ощупывала, будто приценивалась. Он даже накричал на нее, помнится, когда она в руки ползунки Марка взяла и начала с ними кривляться. А вот подругу…

Подругу Дедков так и не вспомнил, сколько ни старался.

– Слушай, Игорь, – Кирилл продолжал разминать затекшую шею. – А у меня с этой подругой что-нибудь было, нет?

– Смеешься! – Савостин деловито ворочал бифштексы на сковородке. – Ты ужрался моментально! Думаешь, почему ты уснул прямо здесь, на кухне?! А она была ничего девочка. Стильная. Разочаровалась, конечно, не без этого. Но, приняв во внимание твои обстоятельства, ушла не без надежды. И свой номер телефона оставила на зеркале.

Никаких телефонов и подруг, к ним прилагающихся, Дедкову было не нужно. Хотелось в душ, потом плотно позавтракать. Савостин развил такую бурную деятельность на его кухне, что аппетит все же разыгрался. А потом непременно захотелось увидеть Катьку Старкову. Он же собирался к ней, для того и липовую командировку оформил. Как-то она там? Позвонить или нет?

Решил нагрянуть без звонка. Ведь могла наговорить ему гадостей в трубку, после которых он вряд ли поехал бы. Нет, лучше уж как снег на голову.