Сказка со счастливым началом

– Деньги возьми! – не выдержала Соня. – У тебя что, кончились?

Когда приходил Костик, она положила в сумку десятку, но мало ли что… Анька не реагировала, она уже подобрала сапоги и натягивала их, прислонясь к стене.

– А, да, как я забыла! Я же тебя из дома выгнала, в чём была, надо, чтоб все поверили, как твой папочка, да? – горько сказала Соня.

Но на этот раз на сестру ничего не действовало. Не отвечая, она пыхтела над сапогом-гармошкой, который никак не хотел натягиваться и выпадал из рук. Наконец, справилась с обувью, сунула руку в рукав тоненькой курточки и, позабыв про второй, ринулась к выходу.

– Оденься немедленно! Холодно! Бомжиху изображаешь? Не стыдно так по улицам ходить? – в отчаянии выкрикнула Соня, кидаясь ей вслед. Голова у неё сразу же закружилась.

– Стыдно? – Анька обернулась. – Если мне не стыдно быть маминой дочкой и твоей сестрой… то мне уже ничего не стыдно!

– Что… – в глазах у Сони потемнело, и она привалилась к шкафу.

– Что слышала. Да, кстати, сколько можно человека морозить? Отмёрзнет у него всё – и ни себе, ни людям…

Анька метнулась на кухню, распахнула окно и заорала:

– Димон! Иди сюда! Путь свободен!

Соня бросилась к ней:

– Ненормальная… прекрати… закрой!..

Но сестра всем телом загораживала форточку, выглядывая в окошко.

– Чёрт… В подъезд, что ли, спрятался?

Она сиганула к дверям, и её каблуки застучали по лестнице.

– Иди, давай, тебя зовут! – раздался её крик на весь подъезд.

Одновременно внизу хлопнула дверь, и послышался новый топот – кто-то взлетал вверх – через ступеньку.

Незакрытая дверь скрипнула, и на пороге показался он.

* * *

А с Соней происходило необъяснимое. Она была больна, с высокой температурой. Только что убежала из дома сестра – раздетая, неадекватная… Соседи слышали её крик.

Но всё это вмиг перестало беспокоить Соню. В голове теперь было только одно: какая она больная и некрасивая…. почему он застал её в таком виде… Но и это исчезло, пропало, как только они встретилась взглядами. В одну секунду Дима заполнил всё пространство души, а оставшийся мир уменьшился, скукожился, отошёл на второй план.

Дима выглядел жутко замёрзшим. Он стоял всё в том же тоненьком плащике, шея – голая, на ногах – модная, совсем не зимняя обувь. Обоих колотило: его – не меньше, чем её. Соня не могла удержать своих рук – они тряслись. Не могла произнести ни слова, только дала ему войти и закрыть за собой дверь – не хватало ещё разборок на лестнице.

– Ты, правда, звала меня? – выпалил он.

Соня попробовала прийти в себя. Остатки разума в её голове ещё сопротивлялись нахлынувшему безумию, но с каждой секундой всё больше и больше проигрывали битву.

– Нет… Нет! – выдохнула она. – Митя, уходи…

– Как… как ты меня назвала?

Ноги у неё подогнулись.

– Не знаю… У меня температура. Я не могу… Пожалуйста, умоляю, не теперь…

– Ты заболела? Что с тобой? – он подхватил её под локоть.

Если ещё можно было что-то сделать, то надо было делать сейчас. Соня резко дёрнулась, отшатнулась, но голова у неё закружилась сильнее. Всё вокруг поехало – быстрее, быстрее. Потом свет в глазах погас, и она начала куда-то сползать.

* * *

Она боялась открыть глаза. Вдруг весь мир продолжает крутиться, или снаружи окажется полная темнота?

Соня сознавала, что лежит на подушке, другую зачем-то подложили ей под ноги. Но главное, мама гладила её по голове – те же движения, тот же ритм. Конечно же, это была она, никто другой не смог бы касаться Сони вот так – с затаённой нежностью, едва сдерживаемым – лишь бы не в тягость – порывом. Мара дотронулась губами до её лба, наверное, проверяя температуру – губы были прохладными и несли облегченье, в их прикосновении чувствовались потерянность и испуг – мать всегда легко впадала в панику, если кто-то заболевал.

В ту же секунду Соня очнулась. Мамы, конечно же, не было. Рядом с диваном, на котором лежала Соня, стоял на коленях Дима. Его бледное испуганное лицо нависало прямо над ней. На нём была чёрная рубашка, плащ валялся на полу. Поняв, что Соня пришла в себя, Дима порывисто сжал её руку.

– Слава Богу…

Она попробовала приподняться, но ощутила дикую слабость. Испугавшись нового головокружения, опустилась обратно.

– Лежи, пожалуйста, лежи! У тебя есть что-то от жара?

– Да, там… на кухне. Около хлебницы, на столе, – Соня сама удивилась, что может говорить, да ещё так спокойно, о бытовых вещах.

Дима вернулся через пару минут, в одной руке он держал стакан, в другой – мокрое полотенце. Приподняв Соне голову, поднёс лекарство. Соня перехватила стакан, но Дима руку не отпустил, пока она не выпила всё до дна. Потом в несколько раз сложил полотенце и положил ей на лоб. Аккуратно вытащил из-под неё одеяло и укутал, как маленькую.

– Я вызову скорую. У тебя сорок, не меньше!

– Не надо… – слабо возразила она, но Дима не слушал.

Он позвонил с мобильного и вызвал неотложку, совершенно точно назвав Сонин адрес. Снова сел рядом и взял её руку в свою.

Они ничего не говорили. Соня и не могла ничего сказать, да и не знала, зачем. Всё её тело ломило, в голове звенело, но рука чувствовала Димино тепло. Ничего не нужно – только его рука. Всё казалось оправданным, всё разрешено. Они просто смотрели друг на друга. Иногда Соня, устав, закрывала глаза, но и тогда ощущала его взгляд, и знала: пока Дима смотрит на неё вот так, ничего плохого с ней не случится. Впервые за эти два месяца она чувствовала себя такой защищённой.

Да – Женя… она помнила, знала, он – самый надёжный мужчина на свете, на которого можно положиться во всём, в любом житейском вопросе. Мамина мечта о счастье… Сама она не могла стать для Сони подобной опорой. Но, оказывается, этого вовсе не надо. Или надо кому-нибудь… но не ей.

Женя? Соня сама удивлялась, что её не мучает совесть. Её больное тело подчинялось только своим желаниям, доводы рассудка стали ему безразличны. Если бы Женя был сейчас здесь и держал её руку… хотелось бы только одного – чтоб он отпустил, ушёл… чужой человек в таком положении был бы невыносим… Чужой? Слово это напугало её – так, словно что-то перевернулось в ней раз и навсегда, встало с головы на ноги… или наоборот?

Дима держал её руку, но будь он даже теперь далеко, Соня всё равно осталась бы с ним – в этом прочном невидимом коконе, неуязвимом для врагов, болезни и смерти. Защита его, как и мамина, была иного свойства, иного уровня. Когда чья-то душа так близко с твоей, что они сливаются – потеряться уже невозможно. И чего же бояться тогда? Ничего уж не страшно…

Но может… может, она просто бредит – слияние душ, кокон, яркий сон больного сознания… и стоит ей только прийти в себя, подняться с постели, как всё изменится, станет пустым и смешным? Что происходит… откуда это странное знание – что Дима здесь на своём месте, что он должен быть здесь? Ещё вчера она не то чтобы допустить, представить себе не могла… Как это возможно – вот так, вдруг, в одночасье? Или это нелепая опечатка, бессмысленный ляп? Соня в очередной раз открывала глаза – и все сомнения снова уходили далеко-далеко. Потом… всё потом… Сейчас она не хочет и не должна ничего решать. Сейчас всё должно быть именно так. Сейчас только так – правильно. Хотя бы на время… ещё немного… пожалуйста…

Скорая приехала минут через тридцать. Два молодых коновала вошли в квартиру, как к себе домой. Выслушали сбивчивый Димин рассказ. Первый, высокий и лысоватый, принялся что-то писать, затребовав у Сони страховой полис. Она показала Диме, где его найти. Другой, чернявый, небритый, пощупал ей пульс, измерил давление.

– Тахикардия сильная. Может, от температуры высокой. Сердечко раньше шалило?

– Нет… Но пульс часто вот так… дышать нечем.