Как карта ляжет

Мы говорим

Алёна Иванкова

«Они за нами следят!

Они видели тебя голым.

Они слышали твои тайны.

Оглянись…»

– Послушай, они сбрендили. Ты только послушай, – возмущалась пятиэтажка по кличке Дюжина.

– Да не слышу я твоих людей. НЕ СЛЫ-ШУ. У меня тут свой галдёж сторис, – гаркнул ей дом, что стоял по улице Тучина 13.

– Ну Туч. Она бросила двухлетнюю малышку, – уже обиженно протянула сердобольная.

– И что? Это же человеческий детёныш, а не твой. Чего распереживалась? – посмотрел Туч на неё окнами, полными безразличия.

– Она целую неделю одна, в пустой квартире. Представляешь, обоями питается. Я так и так стараюсь усилить шум её проползов да пробегов, чтобы соседи услыхали. А они, походу, оглохли. Но и малышка совсем некрикливая попалась. Подойдёт с чашечкой к унитазу, попьёт оттуда воды и дальше конструктор собирать. – чуть ли не рыдая рассказывала Дюжина, у которой пробудился материнский инстинкт.

– У меня в доме вообще происходит что-то странное, – влез в их разговор Неб. Он получил своё имя за почти небоскрёбный рост и стремление к неизведанному.

– Рассказывай, не томи, – заинтересовался Туч.

– Парень из тридцать второй по дому ходит в маске и резиновых перчатках. Ещё б скафандр надел. Дверь фигнёй пшикает, а она пятнами покрывается. Аллергия у неё на это средство. Фыркает постоянно, чихает, а до него лишь скрипы и шорохи доносятся. Бесит он её, пальцы ему прижать пытается. Ещё и мусор постоянно выносит, огромными пакетами. Прям огромными. Где он его берет? Ума не приложу, – увлечённо рассказывал Неб, не заметив, что Дюжина обиделась и совсем не слушает.

– О, на тему мусора. У меня тоже есть какой-то прибацнутый тип. Такой весь интеллигент, в очочках, а мусор выбрасывает прям в окно. Хотя мне его жаль, он так бедно живёт. Но почему в окно? Он же на первом живёт. Непонятно.

Общительный этот народ – дома. Наслушаются дрязг, склок и давай кирпичики перемывать. Ни рта, ни ушей нет. Как же их услышать? Как поговорить?

Язык чувств и переживаний господствует в мире. А люди эмоционально оглохли. Жадность и меркантильность откатили их уровень назад, поделив на расы. Чтоб не перегрызлись.

Каждый живёт по-своему. Люди думают, что предметы их не понимают. Предметы понимают, но считают, что лучше жить в неведении. Вот вам рамки мироздания, во всей своей красе.

Наши три дома скромно стоят на окраине. Такой себе бермудский треугольник. Никакой светской жизни тебе – вся канула в лету, одни бытовые вопросы. Кто во сколько пришел, что сказал, почему орал. Вечный сериал.

Дюжина насупилась, от обиды надув окна: «Ну, что же делать? Как спасти ребёнка? Почему они не понимают, что это важно? О, идея! А если я напрягусь и прорву трубы? Неприятно, конечно, но девочка останется жива и здорова».

Дюжина надулась еще сильнее, только теперь от напряжения. Создавалось впечатление, что дом сейчас, как новогодняя хлопушка, выстрелит кирпичами. Надо прорвать трубу ровно под квартирой девчушки, но так, чтоб её не затопило.

Труба громко свистела:

– Не буду! Не буду и всё тут. Не собираюсь я лопаться. Это же потом абы как залатают и останется только плакать от горя. Кап-кап, кап-кап.

– Придётся, дорогуша! Не спорь, там ребенок. Лопайся, где положено, и жди сантехврачей, – пятиэтажка в строгости держала своих подчинённых.

– Нет! – свободолюбивая труба продолжала оказывать сопротивление.

– Заставлю, я сказала. Захотелось вечно в засорах стоять? Так-то я тебе помогаю, а тут могу и промолчать, – поставила Дюжина свою сантехчасть на место.

– Ладно, лопаюсь.

Пшиккккк. Вода вырвалась наружу и давай знакомиться со всеми щелями.

– Здравствуйте. Здравствуйте. Можно пройти? Посторонитесь, – спешила жидкость на встречу к неизведанному.

Когда щели пропускали непрошенную гостью, они тихо бубнили себе в бетон, который предательски увлекался прозрачной красоткой.

– Я ухожу! – сыпучим басом констатировал предатель.

– Ну и вали отсюда, – фыркнули щели.

– Ах так, мы не останемся друзьями, – прошипел Серый и вырвался на голову бабы Веры, что скворчала на кухне кастрюльками.

Её перекособоченное лицо дом запомнит на века. Рыжий ёжик на голове превратился в мокро-грязного ежа, передник-тюльпан опустил свои увядшие лепестки. Непонятная жижа вырвала ее из размеренного выходного. Настроение испортилось, обонятельное наслаждение от ароматного ужина тоже.

Ещё и в розовом потолке пробоины, гармонирующие с потёками, превратили шикарную плитку в серо-буро-малиновое безобразие. Это не может не бесить.

Борщ, сладко благоухавший огородными овощами, поделил первенство с вонью застоявшейся слизи и сырости. Та прорвала воздушный барьер, замулив каждую ароматную нотку. Переполненная впечатлениями Вера заорала мощнее сирены.

– Ивашшшшш,

– Что, дорогая? – муж примчался по первому зову.

Бабу Веру в их семье ценили и уважали. Она сорок лет проработала научным сотрудником лаборатории. Всех детей одела, выучила, кстати, тоже на научных сотрудников. И даже у неё вёлся журнал семейных достижений. Всё учтено. Вложили столько, получили столько. Рассчитано до копейки, до минутки, до самого маленького дельца.

И тут ей, великому научному сотруднику, что всех переучила, на голову вылилось говно…

– Иваша, что это за говно? Это ты опять что-то нахимичил, кода люстру чинил, – посыпались её стандартные обвинения.

– Веруш, причём тут электрика к сантехнике? – развёл руками Иван.

– Это ты должен знать! – топнула ногой разгневанная бабулька, готовая рвать и метать.

– Дорогая, наверное, это соседи нас подтопили, – успокаивал её муж.

– Так пойди разберись. Чего стоишь?

Иваша зашаркал своими прохоженными тапочками. Веруша ему купила новые, ещё два года назад, но он пока эти не исходит под ноль, новые не наденет. Чего добру пропадать?

В квартире возмутились даже кастрюльки. Варева закипятились и перелились, начав источать препротивнейший запах жаренного борща. Амбре горелой свёклы и капусты сроднилось с поверхностью электропечи. Она вскоре тоже взбунтуется.

Веруша уловила носом вонь и принялась покрывать возмущениями всё того же Ивана. Во всём он виноват, ну во всём. Все смертные грехи – его рук дело.

А Иваш барабанил в металлическую дверь нерадивых соседей. Что есть мочи внушал им страх расправы. Он-то не знал, что там ползает маленькая девочка. Ему пришло в голову, что виновники нашкодили и тихушничают.

– Сейчас милицию вызову! Я не шучу! – срывался Иван на закрытую дверь, ведь жене трудно возразить.

Через час приехали и работники власти, и работники местного ЖЭКа. Все в один голос рвались к затопителям. Ситуация накалялась.

– Решено! Вскрываем.

Устрашающе зажужжала болгарка. Двери вжались в стену от страха.

– Оййойоой, оййойоой. Ладно, хоть мелкая эта больше не погрызёт порожек, – смирилась испуганная дверь.

Бу-бух. Хранительница квартиры грохнулась в обморок. Не каждый день тебя с петель снимают.

– О боже, тут же малышка, совсем одна. А где же родители? – возмутилась вездесущая Веруша.

– Женщина, успокойтесь. Сейчас разберёмся! – охладил её милиционер, что заходил в квартиру.

Малявочка отправилась в дeтприёмник. Оказалось, что её мать умотала заграницу, бросив довесок дома. Там ведь ждала новая жизнь, ухажер, а тут какашки и кормёжки.

Вы можете думать: случайность, повезло, но дома всегда на страже. А какие ваши тайны разболтает ваш дом?

Мотоциклистка

Софья Гуревич

«О, как на склоне наших лет

Нежней мы любим и суеверней.

Сияй, сияй, прощальный свет

Любви последней, зари вечерней!»

Ф. И. Тютчев.

– Что? Приглашаете на программу? О чём? О любви? Вы не ошиблись? Мне вообще-то восемьдесят лет! Мало ли что в молодости я плейбоев играл! С тех пор сколько лет прошло! Что? Пушкин сказал: «Любви все возрасты покорны»? Вы плохо его читали, там дальше он написал: «Но юным, девственным сердцам её порывы благотворны.» Оставьте меня в покое! До свидания!

Андрей Михайлович в сердцах бросил трубку. Надоели уже! Если всю жизнь играл героев-любовников, значит великий специалист в любви! Он усмехнулся. Ну что да, то да. Был когда-то. Брутальная внешность, роли.

Девчонки умирали, прохода не давали. Он тоже святым не был, грех не воспользоваться, когда сами в постель прыгают. Но в сорок пять встретил свою Катюшу и как отрезало, был верен и мысли не было ей изменять.

Кто-то из друзей сказал: «Это потому, что ты уже нагулялся.» Нет, просто любил её по-настоящему. Тридцать лет прожили душа в душу. Она была моложе, не думал, что переживёт её, а вот как получилось. За три месяца сгорела от рака. Он не верил, надеялся до последнего.

Уже пять лет один. И никто ему не нужен. Он не понимал своих ровесников, которые в старости женились на молоденьких. Это ведь полный абсурд! Однако, надо в магазин за хлебом.

Андрей Михайлович собрался, спустился и только вышел из подъезда, как сильно закололо сердце. Он опустился на скамейку, чёрт, в глазах темно, какие-то блики мигают. Он потерял сознание, очнулся, когда какой-то молоденький парнишка в кожаной куртке теребил его, спрашивая: «Что с вами? Вам плохо?» Он не мог ответить, снова потерял сознание.

Очнулся уже в больнице. Медсестра подошла к нему.

– Ну как вы?

– А ч-что со мной? П-почему я здесь? – Спросил с трудом, еле ворочая языком.

– У вас сердечный приступ был, хорошо ваша внучка вовремя вас привезла.

– К-какая внучка?

– Ну, девушка-байкер.

Он не помнил, вроде какой-то парнишка был или девушка, черт их разберёт. Вечером заглянула медсестра:

– А к вам посетитель.

И за ней зашла девушка, та, которую он сначала принял за парня. Ну да, в кожаной куртке, в одной руке шлем, в другой – сумка.

– Здравствуйте, а меня Наташа зовут. Это я нашла вас у подъезда. Приехала к друзьям, а тут вы … Вот я вам принесла.

И начала выкладывать из сумки, какие-то баночки, свёртки, фрукты.

– Наташа, – окликнул он её. – Спасибо.

– Не за что, – улыбнулась она.

Наташа навещала Андрея Михайловича каждый день и когда он выписался из больницы, не перестала. Приходила, убирала в квартире, приносила продукты. Он попытался отблагодарить её деньгами, но она так возмутилась, что он оставил подобные попытки. Она не знала, что он актёр, как-то спросила:

– Кем вы работали?

Пришлось признаться, что был артистом и даже небезызвестным.

– Да? – Удивилась Наташа. – Я просто старые фильмы не смотрю, поэтому и не узнала вас.

– Даже если бы и смотрела, вряд ли узнала бы. Я изменился с тех пор.

А про себя подумал: «Ну да, «старое кино»! Это уже совсем другое поколение. Ей то всего двадцать.»

Спросил её:

– А вы чем занимаетесь?

– Учусь на юридическом, ну, и на байке гоняю.

– А это опасно, быть байкером?

Наташа пожала плечами.

– В жизни многое опасно. Просто я люблю скорость.

Андрей Михайлович так привык к Наташе, что, когда она не приходила, тосковал места себе не находил. И сам себя не понимал, своих чувств, своего отношения к Наташе. Осуждал же стариков, которые женились на молоденьких, а сам?

Нет, жениться он не собирался, конечно, голову ещё не совсем потерял, но то, что он испытывал к Наташе иначе, чем любовью не назовёшь. Она приходила, всегда улыбалась, и с ней приходила жизнь. Однажды сказала:

– А я нашла фильмы, где вы снимались! О, какой вы были!

Он польщённо улыбнулся и стал рассказывать о тех, с кем его сталкивала судьба – звёздах мирового кино : Марлоне Брандо, Одри Хепбёрн, Аль Пачино, Софи Лорен. И режиссёрах, с которыми был дружен: Тарковском, Бергмане, Феллини. Наташа слушала, как завороженная.

Иногда рассказывала о себе. Жила она одна. Отец с матерью разошлись, у них другие семьи. А она не хотела мешать никому из них.

– А я на соревнования уезжаю, на три дня, – сообщила Наташа. – Холодильник я вам затарила. Приеду, расскажу, как всё прошло.

– Ну, удачи тебе.

– Спасибо!

И она умчалась. Андрей Михайлович ждал её, но через три дня она не пришла и не позвонила. С трудом выждав ещё один день, позвонил сам. Ответил мужской голос:

– Да, я слушаю.

– Позовите Наташу, пожалуйста.

На том конце ответили не сразу. Потом сдавленный голос произнёс:

– Её нет. Наташа погибла.

Андрей Михайлович выронил трубку. Схватился за край стола. Сердце сжалось. Как-будто кто-то перекрыл дыхание. Он пытался вдохнуть и не мог. И блики, блики в глазах. Потом и они погасли.

Ирада и Марго

Татьяна Нырко

«Каждый кузнец своего счастья»

Часть 1. Знакомство.

Я наблюдала за тобой исподтишка, как за небывалой диковинкой. Провожала исподлобья долгим и жадным взглядом. Как же ты была хороша в обычной белой майке и шортах. С выражением непоколебимой уверенности в своих силах, с изяществом и красотой в каждом движении. Даже твоя небрежность казалась верхом элегантности.

Погрузившись в размышления, я не заметила, как откровенно таращусь. Покраснела, отвела взгляд.

«Может, не заметила? Уф, вроде пронесло. Да разве королевы смотрят по сторонам?» – промелькнула мысль, и я выдохнула: зря переживала.

Что я к тебе чувствовала? Пожалуй, даже сейчас мне трудно найти определение. Зависть? Едва ли. Интерес? Однозначно. Я не хотела быть тобой. Нет, ни в коем случае. Но понять тебя, разгадать…

Как ты стала такой? Что за чашу уверенности осушила до дна? И осталась ли в ней хотя бы капелька для меня?

Опять задумалась и упустила тебя из виду. Где ты, незнакомка? Твой образ настолько ярок, что не выходит из головы.

С надеждой осмотрелась: ты сидела рядом, в упор изучала меня и улыбалась.

Вот так неожиданность. Что за этой улыбкой? Откровенная доброжелательность? День полон сюрпризов.

«Ещё каких,»-мысленно ответила красотка. «Ты даже не догадываешься. Я помогу тебе, как помогли когда-то мне. Я знаю, как это необходимо».

Игра в гляделки затягивалась. Проигрывать не хотелось, но и смотреть надоело. Улыбка непроизвольно промелькнула на моём лице. Дальше – больше. Вскоре мы обе хохотали.

– Марго, – протянула руку красотка.

– Ирада.

– Зейналова? – пошутила Марго. Почему-то многие находят забавным сочетание имени Ирада с фамилией Зейналова. Никогда этого не понимала.

– По лимонаду? За знакомство? – похоже, Марго всерьёз решила потратить совместное время.

– С удовольствием. – хотелось что-то добавить, но собеседником я всегда была на троечку. Даже в глаза смотреть боялась.

Кстати, какие глаза у Марго? Серые, голубые, зелёные? Непонятно. Просто красивые.

– Ты как картинка, – только и смогла выдавить из себя.

Марго кивнула.

– А ты как картина.

Вот так заявление. Тоже красивая что ли?

– В сплошных рамках, – уточнила Марго.

Всё стало на свои места. Рамки. Сплошные рамки. Куда ни посмотри. В этом вся я.

«Неужели так бросается в глаза? Что со мной не так? Или с Марго? Откуда она всё знает?» – мысли проносились в голове, сбивая друг друга.

Я подозрительно посмотрела на новую знакомую. Она расслабленно раскачивала на мизинце левой ноги босоножек на платформе. «С таким ростом да на платформе можно до неба достать.» – улыбнулась я про себя, представляя картину.

– Прогуляемся? Неподалёку есть классное место. Попробуем вытащить тебя из клетки.

Марго не давала время на раздумья. Терять было нечего. Идея познакомиться с собой поближе пришлась по вкусу.

От долгого сидения шорты прилипли к ногам. Жара успешно топила жиры. Белый цвет одежды не спасал. Кепки с панамами тоже: от них волосы потели ещё быстрее. Я ощущала себя серой мокрой мышью.

Марго же вела себя так, будто на улице не 38, а максимум 20.

– Пошли уже, а то не успеем на последний рейс.

Какой рейс? Вроде, собирались пропустить по стаканчику лимонада.

– Океанский лайнер отходит через пятнадцать минут. Решай, Ирада. И начни уже говорить вслух. Я мысли пока плохо читаю.

Кругосветка? В компании с неизвестной? Бредовая идея. С другой стороны, а вдруг это шанс? Билет в новую жизнь. Какие ещё стандартные фразы используют в таких ситуациях? Невозможно находиться долго с бабочкой и оставаться куколкой. Или я преображусь, или я – закоренелая гусеница.

Глубоко вдохнув-выдохнув, я отлепила шорты от ягодиц и встала со скамейки.

«Вперёд, Ирада, вперёд!» – подбадривала я себя. «Я опять молчу? Потерпи, Марго, не так-то легко извлекать из себя звуки, когда привыкла к тишине ».

Энергично перебирая ногами, мы поспешили к лайнеру. Странная парочка: Богиня и Тролль. Так я видела нас и старалась об этом не думать. Но в каждом взгляде прохожих находила подтверждение.

Направлялись мы не в сторону моря, а в район Старого города. Давненько я там не была, поэтому очень удивилась, увидев в центре белый океанский лайнер. Он стоял, как вкопанный, и манил развевающимися флагами.

– Готова? – Марго так спросила, будто это был вопрос жизни и смерти. Ух, дыхание опять подвело. Сердце стучало быстро-быстро, воздуха не хватало.

– Готова. Будь, что будет. – кивнула я, боясь передумать.

Марго потянула ручку: дверь на борт бесшумно открылась, зазывая в гости. По очереди мы взошли на корабль.

Вот тут-то всё и началось.

Часть 2. Лайнер.

Чпок. С мягким лязгом металлический язычок лизнул дверь и скрылся. Клетка захлопнулась. Зловещая тьма проглотила нас.

Именно такого продолжения желало воображение, подпитанное любимыми детективами и триллерами.

Увы, ничего не произошло. За дверью ждал длинный коридор, мягко освещённый причудливыми светильниками в виде ракушек.

Шли в тишине. Вопросы казались ненужными. Внутреннее спокойствие и умиротворение окутало с ног до головы. Почему-то я верила в чудо.

Коридор увёл направо и резко закончился тупиком. Неужели заблудились?

Марго повернула светильник-ракушку на 180 градусов: ракушка щёлкнула и раскрылась. Вместо жемчужины внутри оказалась кнопка. Марго вдавила её до упора. Стена, вдоль которой мы шли, немного отъехала в сторону. Я не удивлялась ничему. Да и зачем? Разве не этого мне так не хватало? Интриг, интереса, жизни.

Мы зашли в зал. В центре расположилась барная стойка, а вокруг столики со стульями и креслами. Не знаю, что выражало моё лицо, но Марго усмехнулась:

– Я же предлагала только выпить за знакомство. Почему тогда такое недовольное лицо, будто я обманула?

– Я ждала большего.

– От меня? Или от себя?

Оправдываться не было желания. Игнорируя вопрос, я подошла к столику на двоих и присела в мягкое кресло. Марго не настаивала на ответе и устроилась напротив.

Есть не хотелось, а вот в горле давно пересохло. Ледяное пиво пришлось бы кстати, но в час дня непозволительно.

– Определилась? – Марго быстро справилась с выбором и озвучила официанту мои желания. – Бокал светлого пива. Похолодней.

– Девушка, что вам? – официант решил ускорить процесс заказа.

– Мне стакан воды. Без газа. – всё, на что я созрела.

– Уверена? Именно это хочешь? – проницательность Марго напрягала.

Неужели она думала, что, мастерски обманывая себя, я не смогу обмануть её?

Пока я давилась тёплой водой, Марго смаковала хмельной напиток. Капельки играли в догонялки вдоль кружки и прятались на шортах Марго. Она не мешала: только слегка вздрагивала от холодного прикосновения и растирала их.

– Как думаешь, зачем мы здесь? – оторвалась Марго от пива.

– Пьём за знакомство. – ничего лучше я не придумала.

– Это да. Но не только. Хочу предложить тебе авантюру. Эксперимент под названием «Познай себя». Всего несколько дней, но ты узнаешь и откроешь много нового.

Да, вот оно! Чуечка не подвела. Только зачем это Марго?

– Зачем тебе это? – продублировала я молчаливый вопрос. – Зачем тебе тратить время на меня?

– Ты – мой выпускной проект. Сейчас тяжело объяснить, позже поймешь. Не переживай: это бесплатно. Можешь отказаться в любой момент, всё добровольно. Моя цель – помочь тебе разобраться в себе.

«А ещё полюбить», – подумала Марго. Она-то знала, как выглядят люди до и после проекта. Успела побывать по обеим сторонам.

«Мне двадцать пять. Жизнь неинтересна и пуста. Может, что-то и получится из этой авантюры?»– подумала я и поспешно согласилась.

– Отлично! – Марго расплылась в улыбке. – Тогда скажи: почему взяла воду, а не пиво, как хотела?

И это знает. Как так? Юлить не хотелось.

– Стыдно брать пиво днём.

– За себя стыдно или за то, что скажут?

– Просто стыдно. Не принято пить днём.

– Никто и не призывает напиваться. Но один бокал безалкогольного можно позволить. Подумай ,Ирада, как часто стыдишься себя и своих желаний; отказываешь во всём из-за мнения посторонних? А я пока отойду на пару минут.

Думать не хотелось. Взгляд блуждал по комнате. Ничего примечательного, только фотографии на стенах. Просто женщины, просто мужчины. Молодые и не очень, красивые и так себе, счастливые и печальные. Какой-то неуловимый порядок был в подборке, но уловить его не получалось. Вдруг из общего полотна взгляд выделил знакомое лицо. Это была Марго. Сгорбленная, с усталым недовольным лицом. Она ли? Черты лица, рост, волосы- всё сходилось. Но глаза…живые глаза Марго на фото были мертвы. Уверенность, сшибающая при жизни, отсутствовала напрочь. С удвоенным вниманием я продолжила просмотр. Вдруг ещё попадётся кто-то знакомый. Буквально через пару снимков вновь Марго. Лёгкая искорка появилась в глазах, но всё равно это была не та Марго, с которой я познакомилась сегодня. Фотография за фотографией я наблюдала за её трансформацией.

И тут до меня дошло: все люди на фото повторялись. Только из несчастных они превращались в счастливых.

– Рассматриваешь? – Марго появилась неожиданно.

– Да. Это ты? – спросила я, указывая на фото, хотя уже знала ответ.

– Да. И ещё много людей, которые прошли непростой путь из ниоткуда к себе. Может, и твоё фото украсит эти стены. А, может, и нет. Выбор за тобой.

Говоря, Марго села за стол и достала колоду карт.

– Сыграем?

– В дурака?

– Почти. Слышала про метафорические карты? Предлагаю сыграть в игру «В поисках себя». Попробуем?

– Попробуем, – выдохнула я и потянулась к колоде.

Часть 3. Метафоры во сне и наяву.

– Задавай картам вопрос и тяни. – Марго подвинула колоду ближе. – Что интересует?

Что интересует? Ничего. Весь день я куда-то летела, спешила, что-то искала, а сейчас перегорела. Хотелось спать. Я давила зевки в зародыше.

– Не стесняйся, зевай. Это нормальная реакция организма на события. Сопротивление новому. Пока придумай вопрос, а я подготовлюсь к игре. – Марго отложила колоду и принялась за дело.

Если я когда-то и мечтала о спиритическом сеансе, то мечты обретали реальные формы.

Марго управляла комнатой, будто та живая. Хлопок ладоней: свет погас. Полумрак окутал предметы.

Маленькое пламя спички пробудило свечи. Лёгкий аромат чего-то забытого, потерянного, но такого желанного растёкся вокруг.

Тишина встрепенулась, задрожала, уступая место божественной мелодии. Тени предметов ожили и закружились в одном им понятном танце под "Обливион" А.Пьяцолло. Я была с ними в круговороте таинственного танго.

Марго разложила на столе карточное поле и кубики, будто мы собирались играть в настольную игру.

– Примерно так и будет, Ирада. Игра с собой. Точнее разговор: честный и откровенный. Попробуем? Задай вопрос и бросай кубик.

– Зачем я здесь?

Кубик брошен, карта в руке. Что дальше? Я не понимала, что с ней делать.

– Играла в Имаджинариум? В ассоциации? Посмотри на картинку и скажи первую ассоциацию, которая приходит в голову. Это будет о тебе.

Что может прийти в голову, когда с карты на тебя смотрит маленькая девочка со свечой в руке? С черным платком на голове и печалью в глазах? Меня передёрнуло. Я увидела в ней себя. Маленькую и беззащитную, потерянную. Я пришла на похороны себя. В глазах плескалась мольба о помощи. «Не хорони себя! Помоги, пока не поздно!». Жуть какая-то. Я не хотела играть. Непросто заглянуть в себя.