Девочка из пробирки

Выпив чаю и немного посидев еще на кухне в раздумьях, Эллина вернулась в комнату, взглянула в окно. Короткий зимний день уступал место сумеркам – они опускались на землю вместе с крупными снежными хлопьями, медленно и неслышно падающими и укрывающими все вокруг.

«Дорогая мама! Я должна тебе сказать кое-что, – Эллина открыла наугад страницу дневника, – мне кажется, я влюбилась в Сережу, а он в меня. Как же плохо, что тебя нет рядом! Ты бы мне дала совет: целоваться мне с ним или нет. Потому что вчера он сказал, что любит меня и поцеловал в щеку, а я испугалась и убежала. Моя милая мамочка, где же ты сейчас, как не хватает мне тебя, мне столько нужно рассказать тебе! – в дневнике ведь трудно все описать…» – Эллина с нежностью вспомнила то ее детское чувство к Сереже. Но ярче всего она помнила ее сжимающую детское сердечко тоску по маме, по родной маме.

***

Когда Эллине было почти двенадцать, Никита Ильич как-то вечером пришел к ней в комнату и сам завел разговор о ее появлении на свет. Он рассказал ей все. И то, что не мог иметь отношений с женщиной, потому что – гей. Эллина, как показалось Никите Ильичу, почти не удивилась сказанному. Ее не удивило даже признание в его нетрадиционной ориентации. Возможно, Нина что-то успела ей рассказать, хотя Никита Ильич не разрешал: «Я сам обо всем расскажу Эллине, когда сочту нужным, тебе не стоит делать этого», – так было сказано сестре.

Эллина действительно знала почти все о своем рождении – о чем-то все-таки рассказала ей мама-Нина, что-то сама прочитала в интернете. Она не знала только одного: как выглядела мама, и она спросила об этом. Когда отец вспоминал зачитанное ему из карты донора: большие голубые глаза, чуть вздернутый нос, ямочки на щеках – и он, и Эллина вдруг поняли, что Эллина, должно быть, как две капли воды, похожа на мать.

«Да, так оно и есть, я ведь видела во сне свою маму, и она точь-в-точь такая, а еще у нее теплые руки и необыкновенный голос. Такой голос я узнала бы из тысячи других», – и вот именно в этот момент Эллина твердо решила, что будет искать свою маму, и чего бы ей это ни стоило – она найдет ее.

– Папа, родной мой, скажи, неужели я никогда не смогу увидеть маму? – тихо, почти шепотом, спросила Эллина.

– Как нам найти мою маму? – ее глаза наполнились слезами.

– Я ее сразу узнаю, она приходит ко мне во сне, и она такая, как ты рассказал, да она такая: и волосы у нее светлые и глаза голубые-голубые, я ее знаю! – Эллина, разрыдалась, обняв отца за шею, – папочка, давай найдем маму, папочка, родненький…

Никита Ильич едва смог выдержать эти слезы дочери, эти слова – в них было столько боли, столько детского горя.

Ради дочери Никита Ильич был готов на все. И, видя ее страдания, он решил разыскать ту женщину-донора. Он прекрасно понимал всю деликатность ситуации: даже если удастся найти эту женщину, вправе ли он тревожить ее? Захочет ли она общаться с ним? Вполне возможно, что спустя какое-то время и к ней пришло чувство раскаяния, и если это так, какова будет ее реакция? Если она захочет увидеть свою дочь, что дальше будет с этими родными друг другу людьми? Много вопросов крутилось в голове. Последнее время Никита Ильич стал плохо спать, осунулся и, как перешептывались сотрудники банка, – «сильно сдал».

Никита Ильич поручил заняться поиском своему помощнику – Виталию. Ему он мог доверить столь личное дело, зная его как надежного и проверенного человека.

– Понимаете, Никита Ильич, закрыли ту клинику еще семь лет назад. В архиве нет данных по вашему донору, видимо их действительно уничтожили, – садясь за стол против Никиты Ильича в его кабинете, начал докладывать первые результаты проделанной работы Виталий.

– Но, дело не безнадежное, – Виталий достал из портфеля папку, перелистал несколько страниц, остановил взгляд на одной из них.

– Вот, Савин Константин Семенович, администратор баз данных. Вот он, как раз-то, работал в этот период в клинике. Правда, за год до закрытия уволился, а еще через год эмигрировал в Израиль.

– Ну, так в Израиль – это же не на Марс, найди его, ты думаешь, у него сохранились какие-нибудь данные?

– Да, не сомневаюсь. Я вышел на администратора, что там работала, так она сказала, что этот Савин как-то проговорился на корпоративной вечеринке, что еще сделает состояние на секретной информации – и ведь как в воду глядел! – тут он осекся, увидев, как подернулось лицо Никиты Ильича.

– Ну, в общем, я уже озадачил людей в Израиле, сегодня-завтра дадут мне знать.

Никита Ильич тоже понимал, что хоть и было написано в том договоре, что после успешного оплодотворения яйцеклетки данные донора уничтожаются и восстановлению не подлежат – не верилось, что кто-нибудь не захочет сохранить эти данные – уж больно заманчива перспектива заработать. Так уж устроено общество: правила и законы, как будто для того и пишутся, чтобы их ловко обходить, да еще и зарабатывать на этом.

***

Елена часто вспоминала свой последний звонок в школе. В коротком коричневом платьице и белом фартуке она спешила к школьной сцене за похвальной грамотой, когда неожиданно подвернула ногу и уже готова была упасть посреди актового зала на виду у всех, как кто-то подхватил ее. Это был Игорь из параллельного класса. Он нравился Елене, но она редко когда даже говорила с ним, и вот теперь он держал ее, обхватив за талию, и их глаза встретились…

Елена и Игорь поженились, будучи на третьем курсе педагогического университета. Он учился на физкультурном факультете, она – на «литфаке».

Через год у них родилась дочь Иринка. Иринка росла маминой копией: такие же большущие голубые глаза, немного вздернутый носик и эти кокетливые ямочки на щеках. А ее светлые густые кудри сводили всех с ума. «Какая красивая девочка, прямо как на картинке!» – говорили прохожие, повстречавшись с нею на прогулке. После окончания университета Елена и Игорь поступили на работу в школу, однако Игорь, отработав год, оставил школу и устроился в пожарное депо: там платили раза в два больше, да и квартиру, хоть и ведомственную, но «дали» сразу. Иринка подрастала, Елена и Игорь мечтали о втором ребенке – уж очень хотел Игорь мальчика. «Надо строить свой дом, – сказал как-то Игорь, его уверенный тон говорил о том, что им все уже продумано и просчитано. – У нас должна быть большая семья». Для строительства дома было решено взять кредит в банке – благо зарплата Игоря позволяла. Так и сделали. И вот уже стены возведены, а вот появилась и крыша, затем окна, двери. Были размечены дорожки, разбиты газоны. Даже несколько фруктовых деревьев, зафиксированных свежими колышками, были высажены вдоль межи и радовали глаз. Елена с замиранием сердца думала, как хорошо им будет в своем доме, какие клумбы она обустроит, какие цветы посадит. Уже подбирались обои, шились шторы, присматривалась мебель. Только не суждено было сбыться мечтам. Случилась беда. Игорь, будучи заядлым рыбаком, поехал, как часто это бывало, на рыбалку с друзьями. И как уж он так неудачно приземлился, прыгнув с высокого берега, только сильно повредил ногу. Оказалось, нога сломана в нескольких местах, да еще и со смещением. И начались его скитания по врачам и больницам. Были и операции, и всевозможные процедуры, но из больницы он вышел инвалидом. Его нога так срослась, что стала теперь короче, и ходить он мог, только опираясь на палку. О работе в пожарном депо пришлось забыть, да и о любой с хорошей зарплатой тоже. Он устроился ночным сторожем в детский сад на совсем скудную зарплату. Но кредит банку нужно было как-то выплачивать. Елена уже не помнит, как ей тогда удавалось со своей учительской зарплаты, и лечить Игоря, и кормить семью, и платить банку.

Игорь пробовал продать недостроенный дом, только в это время как раз в стране разразился очередной кризис, население нищало, дома упали в цене и продавались плохо.

Елена была в отчаянии. Ее зарплаты едва хватало на еду, и подработать было негде. Если хотя бы у нее был иностранный язык – она могла бы подрабатывать репетиторством. Но никто не хотел грамотно говорить и писать по-русски. В обществе начался бум на английский язык. Родители старались отдать своих чад в школы с углубленным изучением английского языка. Многочисленные курсы иностранных языков, не всегда дающие обещанный результат, были переполнены молодежью, мечтающей уехать за границу и «жить там припеваючи». Русскую речь наводнили английские слова: позитив-негатив, апгрейд, смарт, софт. А чего стоило однажды услышанное из уст девушки: «У тебя сегодня классный лук», на что следовал вопрос от ее, видимо не такой сведущей в иностранных языках, удивленной собеседницы: «Какой еще лук?»

Елене, воспитанной в семье педагогов, где к русскому языку и русской литературе было особое, можно сказать, трепетное отношение; где за семейными обедами и ужинами обсуждались прочитанные книги, а чаепития частенько заканчивались чтением стихов наизусть и «с выражением», – было обидно и грустно слышать, как засоряется русская речь.

Постоянная нехватка денег все больше тяготила Елену. Иринке пошел шестой год, в этом возрасте родители начинали водить детей в развивающие кружки и секции, но все они были платные, а Елена едва сводила концы с концами. Однажды она прочла в интернете объявление о приглашении молодых женщин к донорству яйцеклеток. Елену сразила величина предлагаемой платы. Сначала она даже не подумала принять это объявление на свой счет. Но на следующий день, когда чувство безысходности вновь овладело ею, она вдруг вспомнила про объявление. И отыскала его. Прочитала несколько раз и стала думать, а может это и есть выход из положения, да и подходит она по всем параметрам. И вознаграждение такое, что можно будет с банком рассчитаться полностью.

Елена решила пока ни о чем не говорить Игорю, решила все обдумать, взвесить и, если у нее будет аргументов «за» больше, чем «против», рассказать. Несколько дней Елена была в раздумьях, вновь и вновь перечитывала объявление, затем решилась позвонить. Девушка приятным голосом ответила на некоторые вопросы и предложила приехать в клинику для беседы с врачами и юристами и получения наиболее полной информации. Вечером Елена рассказала обо всем Игорю и, на ее удивление, он ответил, что если процедура не повредит здоровью, то в их теперешнем положении – это хорошая возможность решения финансовых проблем.

Еще больше в правильности намерения убедили Елену в клинике. Ее направили на всякого рода обследования и через некоторое время врачи дали заключение о ее пригодности для донорства яйцеклеток. После подписания договора Елену начали готовить к процедуре изъятия клеток. Подготовка заключалась в «накачивании» организма гормонами для получения большого количества яйцеклеток. Процесс был небезболезненным: Елену постоянно тошнило, болел живот и, казалось, вот-вот лопнет. Сама операция по изъятию клеток проходила под общим наркозом.

Так Елена отдала несколько своих яйцеклеток. По условиям договора ей сообщили только о том, что оплодотворение прошло успешно, а также сообщили пол ребенка: девочка. Больше Елена ничего не могла знать. Так же, как и другая сторона о ней: «реципиенты» получили сведения о ее состоянии здоровья, возрасте и внешних данных.

Полученными деньгами Елена и Игорь сразу же рассчитались с банком. Теперь можно было вздохнуть спокойно. А вскоре появился покупатель на их недостроенный дом. На вырученные деньги Елена и Игорь удачно купили небольшую квартиру, и теперь у них было свое жилье. А вскоре Игорь нашел работу преподавателя в частной автошколе. «Наконец-то черная полоса закончилась», – думала Елена. Игорь снова заговорил о втором ребенке, и Елена была не против. Только, то ли препараты, которые вводили Елене, повлияли, то ли сама операция – не могла Елена теперь забеременеть. Обращалась к врачам, но те только руками разводили – не находили причину.

Хоть и не было такого уж большого достатка в семье Елены и Игоря, но жили они, по тем меркам, вполне нормально: в их уютной двухкомнатной квартире было все необходимое для жизни: удобная мебель, на кухне вся современная техника: посудомоечная машина, кофемашина, какие-то чудо-кастрюльки и чудо-сковородки – Елена была законодателем здесь. И питались хорошо, а уж для Иринки вообще старались покупать все самое лучшее: на столе всегда были свежие фрукты и соки. Несмотря на то, что Иринку баловали, росла она послушным ребенком.

С Иринкой у Елены не было особых проблем: она была крепким здоровым ребенком, пожалуй, единственная в группе детсада и в школьном классе, кто крайне редко болела. В самые свирепые эпидемии гриппа Иринка оставалась здоровой в отличие от сверстников. Да и Елена с Игорем почти не болели простудой. «Вирусы от нас отскакивают», – шутила Елена. Детство Иринки пришлось на то время, когда в обществе появилось веяние о страшном вреде прививок. Молодые мамочки, начитавшись статей в интернете, наслушавшись мнений друзей-знакомых, повально отказывались делать прививки детям от серьезных болезней. Их не смущало, что самим-то им в детстве были сделаны прививки, и они прекрасно себя чувствуют. Елена была как раз из числа противников – она отказалась от прививок Иринке. Девочка росла здоровым ребенком, а прививки могли только навредить – так рассуждала Елена. Иринке шел десятый год, она училась в третьем классе, когда стали появляться сообщения о вспышках кори. Может быть потому, что не все дети были привиты, но болезнь стала быстро распространяться – вот уже и в их городе закрыли несколько школ на карантин. Елена сначала даже не вспомнила, что у Иринки нет прививки от кори, а когда вспомнила, подумала: «Ничего, она у нас крепенькая, обойдется». Но не обошлось. В один из дней Иринка пришла из школы вялая, отказалась обедать, Елена уложила ее в постель. К ночи у нее поднялась высокая температура, Иринка жаловалась на головную боль и не разрешала включать свет. Елена вызвала «скорую». Иринку забрали в больницу. На следующий день, после ночи без сна, Елена с Игорем с утра ожидали врача у ординаторской. Врач был явно обеспокоен состоянием ребенка: у девочки диагностировали корь, и болезнь развивалась крайне остро – Иринку перевели в реанимацию. Елена и Игорь весь день провели в больнице, они сидели в вестибюле молча, каждый замкнувшись в своих мыслях и терзаниях. К вечеру ничего утешительного врач им не сказал. На ночь пришлось уйти домой. На следующий день, утром, как только пришли, поспешили к врачам. Их не обрадовали. Состояние дочки ухудшилось – у нее развилась пневмония.

Иринка умерла ночью на пятый день болезни. Елене и Игорю тогда уже разрешали оставаться в больнице на ночь, и они сидели в коридоре – и он, и она, находясь в состоянии отрешенности и потери связи с реальным миром. К ним вышел врач и сказал, что организм их дочери хоть и крепкий, но с болезнью не справился…

После похорон Иринки с Еленой случилось тяжелое нервное расстройство, она долго лечилась и в больницах и дома. С работы пришлось уйти. Игорь заботился о супруге: возил по врачам, готовил еду и, как ребенка, кормил. Забота о Елене отвлекала Игоря от переживаний, позволила легче справиться с болью от потери единственного ребенка. С Еленой было тяжелее. Она замкнулась в себе, ни с кем не разговаривала и, казалось, не замечала ничего вокруг. Она думала о своей покойной дочери и казнила-казнила себя. Она казнила себя за не сделанную ей в детстве прививку. Но больше всего она казнила себя за то, что продала свои яйцеклетки. Ей казалось, что именно за это она наказана.

С самой первой минуты, когда Елена узнала, что оплодотворение ее яйцеклетки произошло, и что через девять месяцев на свет появится девочка, она не переставала думать о ней – о своей младшей дочери. Глядя на Иринку, она представляла вторую свою девочку: быть может, она похожа на Иринку и у нее такие же большие голубые глаза, вздернутый носик и светлые кудри. Да, наверно так оно и есть. И Елена представляла, как будут любить и лелеять ее. Конечно, она будет жить в богатой семье, не то, что они с Иринкой. Поначалу Елена, как ей казалось, думала о дочке без особого волнения и надеялась, что со временем успокоится и станет реже думать о ней. Но она не переставала думать, теперь на нее стала накатывать тоска и чем дальше – тем больше. Только постоянные заботы об Иринке отвлекали ее от тяжелых мыслей. Но ночами ей некуда было деться – тоска нападала такая, что хотелось кричать. Стараясь не разбудить Игоря, она вставала, шла в ванную и рыдала: «Доченька моя, прости меня, прости, что тебя бросила, кровиночка моя…» – шептала она сквозь слезы.

Когда младшей дочери должно было быть около года, совсем отчаявшись, Елена поехала в клинику, о которой без содрогания не могла вспоминать, в надежде что-нибудь узнать о семье, куда она «продала» свою дочь. Девушка-администратор, выслушав с абсолютным безразличием Елену, которая не смогла сдержаться и разрыдалась, отвела ее в юридический отдел. Юрист – молодая крупная женщина с белыми на концах и черными у корней коротко стрижеными волосами в так плотно обтягивающей ее довольно пышную грудь блузе, что казалось, та вот-вот затрещит по швам, небрежным жестом указала Елене на массивный кожаный диван.

– Елена Сергеевна, вы внимательно прочитали договор перед тем, как его подписать? – обратилась она к Елене, выслушав ее рассказ, прерываемый рыданиями.

Елена кивнула.

– Вы ведь прекрасно знаете, что у донора нет родительских прав на ребенка, а также и то, что донору запрещено требовать информацию о родителях – реципиентах. Поэтому, мой вам совет: обратитесь за психологической помощью к специалисту – можете записаться к нашему психологу. Поверьте, вы не первая, кого волнуют подобные вопросы. Да, иногда у женщин-доноров случаются депрессивные настроения, но, как правило, после двух-трех визитов к психологу все сомнения рассеиваются. Психолог просто поможет вам увидеть ситуацию с другой стороны, вот и все.

Вот так эта женщина убила маленькую надежду, которая теплилась у Елены в душе – надежду найти свою младшую дочь.

***

После того, как Сергей рассказал Эллине обо всем, о чем услышал от своих родителей о рождении Эллины, Никита Ильич пригласил его отца, Максима, в свой кабинет. Разговор был недолгим: Никита Ильич, едва сдерживая раздражение, посоветовал Максиму вести «взрослые» разговоры при закрытых дверях своей спальни.

– Максим, мы с тобой знакомы с девяностых. Я доверял тебе, может быть больше, чем кому-либо еще. Но обсуждать деликатные стороны моей жизни, неважно, что это твоя супруга – это уж слишком. Я от тебя такого не ожидал.

Затем, глядя куда-то мимо Максима, Никита Ильич сказал, что больше не нуждается в его помощи, поблагодарил за сотрудничество и добавил, что причитающееся вознаграждение ему передаст секретарь.

Максим подрабатывал у Никиты Ильича не ради денег даже, а по старой памяти – когда-то устанавливал ему компьютеры и другую технику в его тогда еще небольшом офисе – с тех пор у них сложились, можно сказать, дружеские отношения, и он не отказывал Никите Ильичу в помощи по обслуживанию техники. Как раз накануне Максим начал работать на новую IT-компанию, свободного времени не оставалось. Поэтому, выйдя из кабинета Никиты Ильича, он облегченно вздохнул. В этой ситуации была единственная неприятная вещь – это стыд и за себя, и за Сергея, и то, что отношения с хорошим человеком, а именно таковым был Никита Ильич для Максима, оказались так нелепо разрушены.

«Серега, конечно, «молодец» – подслушать разговор взрослых, да еще и рассказать – вот получит у меня», – сердито подумал Максим.

Дома он объяснил Сергею, что это некрасиво – подслушивать чужие разговоры, что он поставил, таким образом, отца в неудобное положение – ему пришлось краснеть из-за него. И сказал, что больше не будет работать в доме у Никиты Ильича.

Сергей, узнав, что теперь он не сможет видеться с Эллиной, расстроился, но виду не подал. Только когда ушел в свою комнату и лег в кровать, долго не мог уснуть – все думал об Эллине.

Что же теперь будет? Теперь, когда он понял, что влюблен в эту девочку, что ради нее готов на любой подвиг – теперь им придется расстаться и, возможно, навсегда.