Сказки Надивы – 5. О скифах и не только. Сборник психологических сказок
Заглядывались на Настасью мужики. Да не только местные, а и городские, которые приезжали в станицу барину дом строить.
Да и барин, Ерофей, не однократно к Настасье сватался.
«Давай, – говорил, – поженимся. Я сынов твоих воспитывать буду, как своих. Уж больно ты мне люба.»
«Побойся Бога, – Настасья ему отвечала. – Где ж такое видано, чтобы при живом муже за другого выходить!»
«Дак ведь нету у тебя мужа-то! – серчал Ерофей. – Четвёртый год пошёл уже, как нет от него никакой весточки!»
«Ну так и мёртвым его никто не видел, – строго сдвигала брови Настасья. – Уходи, не мешай работать!»
Барин, к слову сказать, Настасье помогал, как мог. То работников пришлёт, чтобы крышу ей подправили. То дров прикажет привезти, зиму перезимовать….
Настасья помощь принимала, благодарила, а большего ничего не позволяла.
«Буду ждать тебя, сколько скажешь, – уговаривал Настасью Ерофей. – Хоть десять лет, но дождусь тебя!»
«Эх, Ерофей, – отвечала Настасья. – Не трать время. Спасибо тебе за помощь, но ищи жену в другом месте. Вон в городе сколько невест молодых, красивых!»
Сердился Ерофей, шапку схватит – и вон из хаты.
А на следующий день кухарка его принесёт мальчишкам пряников.
Так и шло время. Сыновья подрастали, уже и сами могли и дров наколоть, и сена накосить.
А Настасья давно уже и плакать перестала, и только вечером сядет за стол, поставит перед собой выцветший лист бумаги, где городской художник когда-то нарисовал Ивана, и разговаривает с карточкой, будто с мужем.
Как день прошёл, чем занималась, что сыновья делали.
«Скоро уж их в школу отдавать придётся. Пора грамоте их учить, – говорила она, вглядываясь в дорогие черты. – А там, глядишь, и в город поедут учиться, большими людьми станут, и нам с тобой, Иван, на старости лет помогать будут.
А пока старший то наш, Микола, пошёл пастуху в помощники, решил изучать коров. Говорит, вырасту, буду лечить коров, и лошадей, и собак, что-то вроде коновала, но как-то по другому называется, заковыристо.
Егорка, младший, пока не решил, чем станет заниматься, но любит он ножом деревяшки всякие вырезать, говорит, подрастёт, дом для меня сделает, большой, и будем мы там все вместе жить.»
Поговорит вот так Настасья с карточкой, и кажется ей, будто Иван ей что-то отвечает. На сердце тепло так становится.
И звезда в окошко заглядывает, и Настасья на неё смотрит, и представляет, будто Иван её тоже где-то на эту звезду смотрит, и о ней думает.
Вот как-то с утра Микола убежал из дома, ничего не взял на обед.
Настасья пирожков напекла, и стала посылать Егорку:
«Отнеси брату своему пирожки в поле, что ж он голодный там будет целый день?»
Егорка обрадовался, что можно по степи походить, на сурков посмотреть, за коршуном понаблюдать, брату приятное сделать. Взял узелок с едой, и ушёл.
А Настасье как-то с утра неспокойно. Что-то её словно под руки толкает, что-то то ли тревожится, то ли радуется.
Всё из рук валится, никакие дела не делаются.
Вышла она со двора, и смотрит на дорогу – не возвращается ли Егорка?
Нет, не видать.
Пошла Настасья за станицу, идёт, вглядывается….
А по дороге идёт, прихрамывая, высокий мужчина. И что-то знакомое кажется в его фигуре. Но что – непонятно.
Стоит Настасья, сердце её колотится, а мужчина всё приближается, и никак не понять, кто ж это такой…. Вроде и на станичного не похож, но видела его Настасья уже. И даже вроде знает, а вспомнить, кто такой, никак не может.
Подошёл поближе, шапку с головы снял, и ветер кудри тугие расправил.
«Иван! – ахнула Настасья. – Живой!»
Обнял её Иван, а Настасья как прижалась к нему – не оторвать никакими силами.
И столько слёз из неё полилось, а ведь ни одной слезинки за всё то время она не пролила. Видно, для этого часа берегла!
«Ну хватит, хватит, домой пойдём!» – Иван развернул Настасью, и домой повёл.
Шли они по станице, и крепко Настасья за него держалась, и все бабы, да и мужики тоже, за ворота повыходили, Ивана радостно приветствовали.
Кто-то из детей сбегал в поле, и рассказал обо всём Миколе и Егору, и вот уже сыновья тоже отца обнимают, хоть и стесняются его, ведь раньше то не виделись!
А на следующий день пришла вся станица от мала до велика на великий праздник в честь возвращения Ивана.
Пришли станичники не с пустыми руками, а, как принято было в те времена, с угощением, каждый принёс, что смог. И оттого столы, что вынесли во двор, были полны угощения, и люди ели, пили, смеялись, танцевали, песни пели, и радовались так, будто это у них всё хорошо!
А ведь и правда – когда кому-то хорошо, то и другим, кто рядом, тоже хорошо!
И вспыхнула в сердцах надежда, что всё сложится прекрасно, что есть любовь, есть верность, и есть взаимовыручка.
И Ерофей был на том празднике, и Иван при всех людях поблагодарил его за помощь, которую тот оказывал его жене.
И там же, на празднике, Ерофей увидел одну молодую вдову, чей муж с войны не вернулся. И понравилась она ему, и чем там дело закончилось – это история другая.
А Иван с Настасьей жили долго и счастливо, и ещё детей нарожали, и воспитали, и учиться в город отправили, чтобы вернулись они потом в станицу людьми учёными, и помогали другим людям.
И долго ещё про них люди рассказывали, и если кто-то сомневался, что есть любовь, то им приводили в пример Ивана и Настасью, как её вера, её любовь помогли Ивану выжить в далёкой стране, в тяжёлом плену, и вернуться домой, несмотря на все тяготы, которые ему выпали.
История вторая
У Елизаветы были ярко-голубые глаза и золотистого цвета волосы. А ещё -длинная гибкая шея, тонкая талия и удивительно красивые гибкие руки с изящными кистями. Пальцы – длинные, тонкие, все унизаны кольцами и перстнями, хотя мать Елизаветы, Серафима Петровна, считала, что это дурной тон.
«Ты разнаряжена, как новогодняя ёлка, – недовольно говорила она, наблюдая за дочерью. – Украшений, особенно в твоём возрасте, должно быть минимум!»
Но Елизавета, Лизонька, как ласково называл её отец, лишь смеялась.
«Когда же ещё и носить украшения, как не в молодости? – вопрошала она, застёгивая на запястье браслет. – Ведь в старости точно будет не до украшений!»
Серафима Петровна, хмурила брови, недовольно поджимала губы. Но в душе была согласна с дочерью – молодость и драгоценности только подчёркивали достоинства друг друга.
Отец Лизоньки, Станислав Сергеевич, зная о любви дочери ко всяким ювелирным изделиям, позволял себе время от времени делать ей подарки. То серьги с изумрудами, то колье с бриллиантами, то подвески с сапфирами, так чудесно подчёркивающими цвет её глаз.
«Ты моя драгоценность!» – восклицал Станислав Сергеевич, любуясь на свою дочь, глаза которой сияли ярче самых дорогих алмазов.
Лизоньке пророчили великое будущее.
Дочь одного из самых влиятельных людей Петербурга, потомок великого, прославленного Рода, умна, красива, очаровательна, образована!
Кроме того, Лизонька была доброй и чуткой, и обладала одним очень ценным талантом….
Причём свой талант она обнаружила совершенно случайно.
Когда началась война, в городе открылось несколько госпиталей, где лечились тяжелораненые, которых привозили с фронта на поезде.
Среди женщин высших сословий стало модно, пройдя специальные курсы, посещать эти госпитали и оказывать раненым посильную помощь.
Писать письма родным, кормить лежачих больных, делать перевязки, успокаивать, когда у них на фоне переживаний могла начаться истерика.
А вы думали, только женщины могут истерить? Увы, у мужчин это тоже бывает. Только в другой форме.
И вот Елизавета, одевшись в тёмное строгое платье, одевала поверх него длинный белый фартук, повязывала голову белой же косынкой, пряча под неё свои золотистые косы, и заступала на дежурство.
Случайно ли, но когда дежурила Елизавета, то и никаких чрезвычайных ситуаций в госпитале не происходило.
Офицеры, молодые и старые, улыбались, не капризничали, не ругались, вели себя смирно, послушно пили таблетки, разговаривали вежливо и тактично.
А коли у кого случался жар, или боль какая то после операции, подходила Елизавета к тому больному, присаживалась на краешек кровати, и начинала нараспев рассказывать сказки.
Вот, скажите пожалуйста, разве взрослые люди, мужчины, которые были на войне и видели смерть, нуждаются в сказках?
Как оказалось, очень нуждались.
Тихий, ласковый голос Елизаветы, неспешное повествование сказочной истории, милая улыбка, с которой смотрела Елизавета на раненого – всё вместе производили какой-то прямо таки волшебный эффект.
Не только тот, к кому обращалась Лизонька, но и все остальные в палате, тоже замолкали. И ловили каждый звук прекрасного голоса.
А закончив сказку, брала Елизавета кюветку с бинтами, и начинала делать перевязки.
А потом помогала разносить обед, а потом – убирать тарелки….
И вечером, перед тем, как уйти домой, вновь, по просьбе медперсонала, рассказывала сказки, и пожилой врач, сняв пенсне, окидывал взглядом примолкших санитаров и «Сестёр милосердия!», и произносил:
«Елизавета, Вы волшебница! Я словно не стоял десять часов в операционной! Наоборот, после ваших сказок я вновь чувствую себя полным сил!»
Елизавета краснела и смеялась:
«Ну что бы, Аркадий Тимофеевич! Скажете тоже!»
«Правда-правда! – подхватывали „Сёстры милосердия“. – Вот слушаем тебя – и отдыхаем!»
Станислав Сергеевич очень гордился своей дочерью, хотя и переживал, что Лизонька очень устаёт. Но время было такое, что от каждого требовался посильный вклад в лучшее будущее.
А потом…..Война с дальних рубежей пришла в Питер.
Стреляли на улицах, стреляли во дворах….
И в семье Лизоньки всё чаще звучали слова «Революция», «Переворот» и, самое ужасное – «Эмиграция.»
Стали поаовать вещи, решая, что забрать с собой, а что оставить на произвол судьбы.
Решили, что надо ехать налегке, а самые ценные вещи спрятать.
Елизавета достала свои драгоценные украшения. Да за те деньки, которые можно было бы за них выручить, их семья, если не шиковать, могла бы прожить всю жизнь, снимая квартиру где-нибудь в Париже!.
Но увы, тащить с собой их – рисковать и драгоценностями и жизнью.
И Елизавета, никому ничего не говоря, спрятала их в старом флигеле, который стоял во дворе.
Накануне отъезда Лиза отправилась в госпиталь, хотя там сейчас тоже было неспокойно, раненых привозили разных, но для врача всё это были люди, которым нужна помощь.
И Лиза по прежнему приходила и помогала в госпитале. Хотя контингент там был сейчас совсем другой.
Сказки они уже слушали не так охотно, но письма просили писать. И ещё….голос, которым разговаривала Лизонька с ранеными, по-прежнему производил на них волшебное действие, и её всё так же любили, и улыбались, когда Елизавета заходила в палату.
Проработав в госпитале весь день, Елизавета очень устала. Она шла, поплотнее закутавшись в лёгкую шубку, засунув руки в муфту, и мечтала о том, как сейчас она сядет около тёплой печки, кухарка Марфа подаст ей горячего чаю со своим фирменным пирогом, и …..
Издалека Лиза увидела красное зарево. Сердце ёкнуло.
«Не может быть! Этого не может быть!»
Особняк, в котором жила Елизавета со своими родителями, горел.
Вернее, догорал уже.
А в пожаре погибли и все, кто находился в доме.
Вот так, в одночасье, Елизавета лишилась и дома, и родных.
Переночевала во флигеле, а утром опять пошла в госпиталь.
«Ты же уезжать сегодня собралась?» – встретил её вопросом врач Аркадий Тимофеевич.
Лиза разрыдалась.
«Вчера, пока меня не было, приходили с обыском, видать, уронили свечу, сразу не заметили. Дом загорелся, почему ни мама, ни отец не выбежали, не знаю. Так что я теперь без дома, без семьи, без средств.»
Врач покачал головой.
«Оставайся пока в госпитале, а там будет видно. В городе сейчас такое творится, что здесь тебе будет безопаснее всего.»
Так Елизавета, богатая прежде наследница огромного состояния, оказалась безприданницей, сиротой, и вообще….
Целую неделю жила она в ординаторской, спала на диване, днём работала в госпитале, питалась скудной больничной пищей.
Конечно, все раненые уже знали историю Елизаветы, жалели её, сочувствовали ей, но чем они могли ей помочь?
А однажды к ней подошёл усталый комендант.
«Елизавета Станиславовна, пойдёмте со мной. Тут такое дело…» – он неловко отвёл взгляд в сторону.
В небольшой палате, куда комендант привёл Елизавету, никого не было, кроме невысокого сурового мужчины в застиранной гимнастёрке.
Открыв Лизе дверь, и пропустив девушку внутрь, комендант вышел, и прикрыл за собой дверь.
«Добрый день, Елизавета Станиславовна, – поздоровался мужчина. – Вы меня, конечно, не помните. Я Михаил, лечился тут недавно. Вы тогда такие чудные сказки рассказывали, я ещё подумал, что хотел бы, чтобы у меня жена так же сказки моим детям рассказывала…»
Он помолчал, молчала и Лиза.
«А вот сегодня я заехал за выпиской, и узнал, что у Вас горе случилось. Вы ничего такого не подумайте, но, Елизавета Станиславовна, Вы же не можете всё время жить в госпитале!
А я Вам ещё страшную вещь скажу, скоро всех людей знатных начнут преследовать, это уже началось. А дальше ещё будет хуже.»
«Что Вы предлагаете?» – устало спросила Лиза.
«Елизавета Станиславовна! Выходите за меня замуж!»
«Я? – удивилась Елизавета. – За Вас? Что Вы такое говорите? Я Вас не люблю… И я Вас не знаю!»
«Елизавета Станиславовна! Я дам Вам защиту свою фамилию. Никто никогда не узнает, что вы из благородных, если только Вы сами не захотите об этом рассказать. У вас прекрасный талант, Вы можете продолжать работать в медицине, и никто не сможет Вас ни в чём упрекнуть!»
«Ну а как же.. Любовь?» – у Лизы от усталости и от горя совсем не было сил спорить.
«А любовь придёт со временем, я в Вас давно влюблён, но Вы были так далеко от меня! А сейчас Вы нуждаетесь в защите, и я Вам её обеспечу! И постараюсь заслужить Вашу любовь!»
Лиза безпомощно посмотрела по сторонам.
«Но почему так быстро? А ухаживать? Впрочем, что я такое говорю…»
«Идёт война, Елизавета Станиславовна, и никто не знает, что будет дальше. Может, меня завтра убьют. Но перед этим я хочу дать Вам свою фамилию, чтобы Вы могли скрыться от преследования, от гонений.»
Вот так высокородная Елизавета Станиславовна, не будем говорить её девичью фамилию, стала женой простого военного, мелкого дворянина, бывшего учителя словесности.
Спустя три дня после скромной свадьбы, прошедшей тут же, в госпитале, Михаил ушёл на фронт, а Елизавета осталась одна. Перед своим уходом Михаил подремонтировал старый флигель, договорился, чтобы привезли дрова, и оставил немного денег, – всё, что у него было.
Елизавета продолжала работать в госпитале, революция сменилась войной, потом и это закончилось, и однажды Михаил вернулся.
Смотрела на него Елизавета и понимала, что, по сути, этот чужой вроде бы человек спас ей жизнь. Немало она повидала всего страшного, что происходило в городе.
Хорошо, что никто не выдал её. Впрочем выдавать особо было и некому. Богатых соседей не осталось – кто уехал, кого отправили в тюрьму, а с кем и пострашнее что случилось.
Прислуга же их разбежалась, и теперь в соседних домах жили совсем другие люди, которым не было до Лизы никакого дела.
«Проходите, Михаил, – Лиза смахнула невидимую пыль с табуретки. – присаживайтесь. Сейчас чайник поставлю.»
Они долго сидели и разговаривали, решали, как дальше жить.
Михаил дослужился до большого чина, и предложил Лизе учиться на врача.
«Не поздно ли? – засомневалась Лиза. – Буду там среди молоденьких девушек…»
«Ну что Вы, Елизавета, – Михаил улыбнулся и вдруг стал таким красивым, что Лиза невольно залюбовалась. – У Вас талант. Нельзя, чтобы он пропадал зря. Идите учиться, а моего жалованья хватит, чтобы прокормить нас обоих.»
Так Елизавета Станиславовна стала врачом, который лечит детей. Дети её очень любили, особенно, когда она рассказывала им свои сказки.
Ведь вечером каждый ребёнок скучает за родителями. И некоторые даже начинают грустить, а может, и плакать.
И тогда Елизавета Станиславовна, если была её смена, заходила в палату и рассказывала сказки. И дети успокаивались, и засыпали, а потом удивительно быстро выздоравливали.
А однажды Михаил привёл домой ребёнка, совсем маленького, чумазого, худого….
«Вот, – говорит, – беспризорника нашёл. Совсем маленький, на моего младшего брата похож. Ты не против, если он будет у нас жить?»
«Ну если только его сначала вымыть!» – согласилась Лиза.
Вот так их стало трое. Лиза, Михаил и мальчик Коля.
И так они полюбили этого мальчишку, что только с его появлением поняли, что им очень не хватает детей.
Стояла как то Лиза на кухне, мыла посуду и думала об этом.
«Но я же не люблю Михаила, – думала она. – Я его очень уважаю, я ему очень благодарна, я даже восхищаюсь им, но вот люблю ли?»
«Ой, Лизавета, хитришь! – вдруг словно папин голос услышала Лиза. – Разве не смотришь ты на него таком? Разве не любуешься его крепкими руками, озорной улыбкой, уверенной походкой?
Разве не замирает у тебя сердце, когда он подаёт тебе руку, помогая выйти из машины?»
Лиза приложила ладошки к загоревшимся щекам.
«Разве это и есть любовь? – спросила она сама себя. – А разве любовь – это не цветы, стихи, прогулки?»
«Это только выражение любви, – услышала она мамин голос. – Любовь можно выражать по разному. Разве тебе не приятна забота Михаила, его выражение любви?»
Лиза засмеялась.
«Я люблю!»
И когда спустя пару часов Михаил пришёл домой, Лиза подошла к нему и несмело обняла.
«Что это? – оторопел Михаил. – Что случилось?»
Лиза положила ему голову на плечо.
«Миша, я – поняла вдруг, что я тебя очень люблю!»
Михаил обнял её и крепко прижал к себе.
Тут выглянул из своей комнаты Коля:
«А что это вы тут обнимаетесь?»
«Иди, и тебя обнимем!» – засмеялся Михаил.
И стало светло сразу во всех комнатах, и словно искорки разлетелись во все стороны, и даже будто колокольчики зазвонили.
И до этого Михаил и Елизавета хорошо жили, а тут, осенённые любовью, стали жить они ещё лучше.
Любят друг друга, улыбаются всем вокруг, ходят, держась за руки, берегут и ценят друг друга. Потому что понимают, какое счастье они обрели.
Детей родили ещё, и подняли, и воспитали. И внуков дождались, и все вокруг восхищаются этой любовью, что сияет у них в глазах.
И дети, взращенные в атмосфере этой любви, тоже счастливы. И смогли найти себе пару, и тоже живут в любви и радости. И своих детей воспитывают. И передают эту благость любви дальше.
История третья
Тихон обнимал Ольгу, гладил по голове, целовал в такие родные, любимые глаза.
«Это же всего два года, – говорил он. – Ты и не заметишь, как они пролетят!»
«Как же, не замечу, – шмыгала носом Ольга. – Это же семьсот тридцать дней! Без тебя!»
«Зато потом! – Тихон покрепче прижал к себе подругу. – Представляешь, потом мы всю жизнь будем вместе! И никогда не расстанемся!»
«Никогда-никогда? – Ольга счастливо вздохнула. – Совсем никогда?»
«Совсем никогда! – подтвердил Тихон.– Ты же помнишь, что мы обещали друг другу?»
«Помню. Что мы поженимся, когда ты вернёшься из армии. Сразу же!»
«Ты только жди меня, хорошо? Жди, и со мной никогда ничего не случится! Веришь?»
«Верю! И буду ждать. Веришь?»
«Верю!»
С того дня минуло уже полгода. Первое время Ольга часто получала письма от Тихона. Почти каждую неделю. И сама писала ему часто.
А потом письма приходить перестали.
«Может, что случилось? Может, заболел? Но почему так долго? Не может человек так долго болеть. И болезнь ведь не мешает письмо написать?» – рассуждала Ольга., управляясь по хозяйству.
«Это, внученька, армия, – назидательно говорил дедушка, не переставая строгать доску. – Там всё строго. Может, куда их отправили, где нет почты…»
«Как это нет почты? – удивлялась Ольга. – Почта же везде есть!»
«Ну может в горах они на учения,» – дедушка пожал плечами и опять принялся водить рубанком по доске.
«Так долго?» – размышляла Ольга. И писала вновь и вновь, но по прежнему в ответ не получала ничего.
«Представляешь, – рассказывала Ольга своей подруге Наташке, дочери почтальона. – Я уже несколько месяцев не получаю писем от Тихона. Даже не знаю, о чём думать… Вдруг что случилось? Может, съездить к нему в часть?»
«Да не торопись ты, – стала отговаривать её Наташка.– Может, и правда, как твой дедушка говорит, на учениях он. И приедешь ты, а его там нет. Что тогда? А может, его вообще в другую часть перевели, где ты его искать будешь?»
«Да, верно, – вздыхала Ольга. – Надо подождать ещё немного. Может, всё же напишет.»
Но прошёл ещё месяц, а писем как не было, так и нет.
«Я у дедушки попросила денег на дорогу, – сказала Ольга, когда Наташка заглянула к ней. – Завтра поеду в город, куплю билет на поезд. Всё же съезжу в часть, не могу уже ждать. Пусть хоть командир расскажет, где Тихон, почему ответа от него нет?»
А на следующий день Ольга обнаружила в ящике письмо, написанное незнакомым почерком, но адресованное ей.
С бьющимся от волнения сердцем она вскрыла его тут же, не отходя от калитки.
«Добрый день, уважаемая Ольга! Пишет Вам Сергей, сослуживец Вашего жениха так называемого.
Почему так называемого? Да потому что обманывал он Вас. Он уже давно встречается здесь с красивой девушкой, у неё богатые родители, и они собираются пожениться. Так что не пишите ему письма. Он их всё равно не читает, а выбрасывает.
Всего хорошего, будьте здоровы. Сергей.»
Ольга недоумённо повертела листок в руках. Это вот сейчас про кого написано? Это, наверное, ошибка! Это адресом ошиблись!
Но нет, адрес стоял её, и фамилия, и имя тоже её, Ольги.
И обратный адрес тоже той самой части, где служил Тихон. Откуда она получала письма.
«Этого не может быть! – сказала себе Ольга. – Это я сплю, и сейчас проснусь.»
«Что там, письмо? От Тихона?» – подошёл к Ольге дедушка.
Ольга молча протянула ему листок.
«Это же не может быть правдой?» – тихо спросила она.
Дедушка вздохнул.
«Жизнь, она такая странная штука, – произнёс он сдавленным голосом. – Что в ней всякое бывает. Но ты ведь можешь поехать в часть и сама всё выяснить.»
«Зачем, дедушка? – Ольга старалась держать голову как можно выше, чтобы не позволить слезам литься. – Зачем я буду позориться? Чтобы на меня все там пальцами показывали, что вот, приехала уговаривать жениха назад вернуться? Нет, дедушка. Я лучше в город поеду, в институт поступлю.»
Дед тяжело вздохнул
«Может, и правда, так будет лучше. Глядишь, встретишь кого-то, кто поможет тебе забыть Тихона.»
Много лет миновало с тех пор. Ольга стала доктором, работала в областной больнице, начальство её ценило, больные очень любили, и вообще считалось, что Ольга один из самых лучших специалистов в своей области.
И вот однажды, совершая утренний обход, слушая рассказ медсестры о поступивших минувшей ночью больных, она подошла к очередному пациенту.
На неё смотрел удивлённый, нет, даже потрясённый встречей Тихон. Ольга почувствовала, как сердце пропустило удар, как стало жарко, но и виду не подала, что взволнована.
Молча выслушала медсестру. Пролистала историю болезни, назначила лечение и перешла к следующему больному.
А ближе к вечеру к ней в кабинет, постучавшись, вошёл Тихон.
«Здравствуй, Ольга!» – поздоровался он.
«Виделись уже. Вы чего то хотели больной?» – Ольга смотрела строго.
«Перестань, Оля, – поморщился Тихон. – Ты так смотришь, как будто это я тебя предал, а не наоборот.»
«Что? – возмутилась Ольга. – Ты считаешь, что ты прав?»
Тихон поднял на неё взгляд.
«А ты считаешь, что нет? Ты же сама вышла замуж, не дождавшись меня!»
«Да! Вышла! За первого встречного! Почти…»
«Вот видишь, – Тихон нахмурился. – А ведь обещала ждать!»
«Я обещала ждать, а ты обещал вернуться, жениться на мне!»
«Так почему же ты не дождалась, ёлки-палки?»
«А потому что ты! – Ольга, уже не сдерживая себя, ткнула пальцем в сторону Тихона. – Предал меня! Ты нашёл себе невесту из богатой семьи! Что я должна была, по твоему, делать? Ждать, пока ты привезёшь её в посёлок? Гулять на твоей свадьбе?»
Тихон молча смотрел на Олю, и было в его взгляде такое изумление, что Оля взяла себя в руки, поправила шапочку и спокойно произнесла:
«Что, скажешь, не так всё было?»
«Не так, – тихо сказал Тихон. – Всё было не так.»
