– Вы меня видели. И ждали, что я вмешаюсь?
– Ждала. И вы вмешались.
Господин Каллен помолчал пару минут.
– Шайна, мне не по душе, что вы будете здесь работать.
– Я понимаю, – от меня явно ждали ответа.
– Но и не отступитесь?
– Сразу вы меня не выгоняете. Но и брать не хотите – почему?
– Потому что Шерен – гад ползучий, – скрипнул зубами господин Каллен, – он за тебя просил, а я не отказал… мучаюсь вот теперь.
Да? Мученик нашелся… а если посмотреть?
А если заглянуть к кому-то в память, то господин Шерен просто поспорил с начальником, что я справлюсь с этой работой. А как проверить?
Только одним способом – дать мне эту работу, вот и все. А не хочется, совершенно не хочется… но уговор дороже денег. Вот если бы я сама отказалась и ушла, но уж этого от меня наглецы не дождутся. Хамство какое на меня спорить, я им игрушка, что ли?
Поиграли, побросали, порвали…
Считай, наигрались.
– Господин Каллен, я все равно не откажусь от этой идеи. Какое дело вы мне хотели дать?
– Никакое.
– Можете дать самое сложное, я с ним справлюсь, – настаивала я. – И проверите меня заодно. Мало ли что господин Шерен в меня верит, вы-то не обязаны.
Господин Каллен покачал головой, укоризненно глядя на меня, а потом вздохнул и подошел к полке. Снял с нее коробку с несколькими свитками.
– Читайте, Шайна.
Я послушно развернула один свиток, второй…
Это были протоколы допросов стражников. И не могу сказать, что я многое из них почерпнула.
– Что это?
– Два дня назад сгорел склад в порту. Он принадлежит купцу Жереху. Купца, кстати, в городе не было, только вчера вернулся. Расследователь начал вести дело, опросил стражу, отправился в порт… там ему и переломало ноги, аккурат когда он уходил.
– Чем?
– Бочкой. Случайно, увернуться не успел. Грузчик кается и клянется, что это случайность, но насколько она случайна?
Я потерла пальцем кончик носа.
– Что от меня требуется? Узнать, кто поджег склад?
– Так далеко загадывать не стоит. Опросить всех заинтересованных лиц и принести мне протоколы. Вопросы почитаете, напишете свои, покажете мне…
– Господин Каллен, вы же понимаете, что все предусмотреть невозможно? Наверняка будут дополнительные вопросы.
– Будут. Так что пишите, показывайте мне и отправляйтесь. Я хочу получить протокол допроса купца, его семьи, его слуг, охранников и всех, кто работает на складе.
– За один день?
– Можете за два.
– Я получу какой-то документ? Чтобы они мне отвечали, а не гоняли прочь поганой метлой.
Господин Каллен кивнул, давя невольную усмешку, и достал из ящика стола простую бронзовую бляху с вычеканенным с одной стороны гербом Раденора, а с другой – гончим псом. Расследователи.
Тяжеленькая.
– На два дня. Послезавтра я хочу получить бляху обратно, с протоколами допросов.
– Хорошо, господин Каллен.
– Садитесь и пишите, у вас полчаса.
Мужчина кивнул и вышел.
Полчаса мне хватило, чтобы очень бегло проглядеть четыре протокола, выписать из них основные вопросы и предъявить этот список. Господин Каллен, вернувшись, проглядел мою писанину, кивнул и вальяжно махнул рукой. Мол, отпускаю.
И я пошла.
* * *
Видимо, от меня ожидались слезы, сопли, растерянность… я прекрасно понимала господина Каллена. К чему ему такие проблемы? Просто – к чему?
Любой нормальный человек постарается от меня избавиться. Только вот мне идти некуда. Я могу зарабатывать вышиванием, но в законах сказано четко: отработать три года на благо государства и иметь свое жилье.
Три года.
На благо государства.
Вышивка благом не считается. Так – развлечение. В лечебницу я пойти не могу – нет во мне сострадания к больным и не было никогда, в страже работать тоже не получится, я сегодня это отчетливо поняла. Есть, правда, и другой вариант. Как женщина, я могу выйти замуж, и через пять лет совместной жизни мне будет гражданство. Правда, нужны двое детей.
Бежим замуж и рожать? Нет?
Вот и мне тоже неохота, лучше уж поработать.
Судомойкой в школе я уже побывала. Три года – и будет мне счастье. И вечная ненависть к грязной посуде. Нет, не хочу. Посудомойки, уборщицы, прислуга в государственных канцеляриях… это – не мое. Отбиваться от таких, как Кер, или как там его?
Пришибу ведь. И даже не пожалею.