Cредневековая история. Первые уроки

– Малыш, ты поедешь в Иртон и поживешь там зиму. А весной я за тобой приеду. Хорошо?

О том, что пока только конец лета, он благоразумно умолчал. Но дочка все равно разревелась. И ее пришлось долго и упорно успокаивать.

И заодно сочинять в уме длинное письмо к Лилиан.

Да, истеричка. Дура. Но не гадина же! И не обидит малышку.

Главное, ее предупредить и напугать. Хорошенько напугать…

И успокоить ребенка…

Когда часов в двенадцать следующего дня пришла Марта, Аля стояла посреди комнаты и старательно приседала. Получалось плохо. Сделано не было и десятка приседаний, а пот лил ручьями. И колени подозрительно ныли.

– Что это ты делаешь, Лилюшка? – ахнула няня.

Аля одарила ее веселой улыбкой.

– Нянюшка, милая, распорядись насчет ванны. И поищи мне какое-нибудь платье. Пора вставать с кровати. Пора!

– Лилюшка, а докторус…

– Пусть держится от меня подальше. Целее будет. Нянюшка, я же здесь с ума сойду. И вообще, я и так слишком долго занималась только собой. Так что там насчет ванны?

Марта покачала головой, но спорить не стала. И молча вышла.

К ее возвращению Аля успела сделать: двадцать приседаний, двадцать наклонов, сорок прыжков на месте, тридцать упражнений на пресс. Это таких, где ты лежишь на спине и пытаешься приподняться к согнутым коленям.

Получалось не просто плохо.

Омерзительно.

Раньше для Али это было мелочью. Тьфу – и забыть. Раньше, в своем мире, она бы и не почесалась. Зато сейчас…

Ощущение было такое, словно она весь день вагоны с цементом разгружала.

Ну да ладно. Три дня эти упражнения именно в таком количестве будут выполняться три раза в день. А лучше – пять. А через три дня количество подходов увеличится. И будет не по двадцать приседаний, а уже по тридцать. И так далее, и в том же духе. А что будет тяжело…

А кому сейчас легко?!

Одним словом, ванну принимала весьма решительно настроенная особа. И она же, отодвинув портьеру (розовую, естественно, в золотых розах, блин!) прошла за няней в гардероб, который раньше как-то не осваивала. Зачем? В ночнушке удобнее, да и за привидение себя выдать можно, если что. Где и сказала одно-единственное слово:

– Крестец!

Этим емким словечком студенты-медики заменяли матерщину. А что, крестец ничем не хуже, чем похожее по звучанию. Разве что на одну букву больше. А так… Если кто не знает, где у человека крестец, может в анатомическом атласе посмотреть.

Поймет, почему студенты его полюбили.

У Али просто не нашлось других слов. Комната, размером не меньше спальни, была сплошь завешана платьями. Роскошными. Отлично сшитыми. Шикарными.

Шелк. Парча. Кружево. Атлас. Бархат.

И все, абсолютно все, розовое с золотом.

И как тут не материться?

Аля повертелась и ткнула пальцем в самое простое на вид платье. С минимумом оборок. И поклялась про себя найти хоть кого-то, кто спорет с платьев все это сусальное золото с бантами. Можно и самой, но это сколько ж трудиться?! Озвереешь!

Шить, вязать, вышивать крестиком и даже шить бисером Аля умела. И очень неплохо. Но кто сказал, что она это любила? И вообще, не затем она в другой мир попала, чтобы тут белошвейкой заделаться. Вот!

Самое простое платье отличалось скромным, почти без выреза, кроем, тремя рядами золотых оборок по подолу и неожиданно простеньким материалом. Простой крашеный лен.

Все было бы хорошо, но под него нужны были еще и три нижние юбки (Лилюшка, да разве ж без них можно?! Пастор проклянет и блудницей заклеймит!), панталоны на завязках с разрезом на самом интересном месте, нижняя сорочка с кучей грубоватых кружев, которые выглядывают в вырез, и нательная рубашка из чего-то вроде батиста.

А еще что-то вроде толстенных шерстяных чулок. Но от них Аля решительно отказалась. И влезла в розовые туфли из мягкой кожи. Хорошо хоть обувь приличная. Туфли типа чешек завязываются лентами на лодыжках. А к чешкам девушка привыкла. Когда в свое время пыталась танцами заниматься… года два.

Одним словом, через два часа Аля была готова к выходу. И ощущала себя розовой капустой. Брюссельской. Гадость!

А кто бы ее спрашивал?

Комната отворила двери – и выпустила девушку в коридор. Темный и пыльный. А в конце коридора начиналась лестница.

Одним словом, Аля решила начать с того же, с чего начинала ее мать при переезде на новое место. А именно – с генеральной уборки. И в процессе этого пересчитать, запомнить и построить всех, кто тут живет. Если она – хозяйка дома (на время отсутствия мужа), она и будет тут хозяйничать!

А знания – знания приложатся.

Дверь кухни Аля распахнула с грохотом. И нежно улыбнулась сидящим за столом слугам. Четыре женщины и семь мужчин прекрасно проводили время. Попивали вино из больших стаканов, пересмеивались, болтали о всякой ерунде… Троих она уже видела, когда они корыто тащили. И горячую воду. А остальных – нет.

Но занимались они явно чем-то не тем. Аля отлично знала, сколько приходится прилагать хлопот, чтобы содержать в порядке двухкомнатную квартиру. А тут такая махина, и все сидят? А один нахал вообще лапает служанку за коленку? Интересно, тут слугам декретный оплачивают? Или как?

Аля вдохнула и рявкнула командирским тоном, припомнив прапорщика Свириденко, который способен был построить любое количество курсантов:

– Что, бездельники, разгильдяи, ротозеи, не ждали?! А зря!

Она, словно сканером, проходила глазами по лицам слуг. Вот самая толстая и старая. Наверное, кухарка. А этот типус, роскошнее всех одетый, то есть единственный не в розовом, а в чем-то синем, наверное, управляющий. Девчонки, по лицам видно, служанки. Та, ухваченная за коленку, аж вся покраснела. Еще немного, и чепчик вспыхнет. Вот эта троица, которые все в соломе и шикарно воняют навозом, точно конюхи. А эти – домашние слуги.

Жаль, она не знает, кого как зовут. Но разве это мешает разносу? Вот и прапорщик Свириденко начинал знакомство с салагами с разноса. Хоть ни одного парня в лицо не знал. Что ж не попользоваться полезным опытом?

– Распустились тут, пока я болела? Значит, так. Я встала на ноги. И увиденное меня не порадовало. Всюду грязь. Пыль. Паутина. Скоро ткать и продавать будем. Конюхи! Встать!

Рявк получился настолько командирским, что трое парней вскочили на ноги раньше, чем осознали, что Аля вообще-то женщина. И в это печальное средневековое время место ее где-то за плинтусом.

– Вам, бездельники, сегодня повезло! У вас есть еще один день! И завтра конюшни должны сиять и сверкать. Навоз выгрести, паутину вымести, лошадей вычистить. Завтра приду – проверю. И упаси вас бог не послушаться. Языком каждой лошади ж…у вылижете!!! Шагом марш убираться! Брысь!

Вообще-то язык чесался скомандовать: «Равняйсь, смир-р-р-рна!!!», но Аля кое-как сдержалась. И обратила свой взгляд на кухарку.

– Так, дорогуша. Мне твоя кухня определенно не нравится. По тем же причинам. Кастрюли не мыты, столы не выскоблены, слуги сидят, вино на работе попивают, да еще и развратом тут занимаются. Ты, голубь сизокрылый, ладошку-то блудливую убери, пока я ее тебе не оборвала вместе с головой.

Слуга (позднее Аля узнала, что это был Жан, а служанка – Мэри, дама на редкость облегченного поведения) покраснел и ладошку отдернул. Аля наградила его ядовитой ухмылкой.