Зеленый туман. Однокомнатные рассказы

– Ваша карта есть, – громко и чётко произнесла медсестра, просмотрев свою стопку, – вас кто записывал?

– В больнице, – сказала Ангелина Петровна…

Но медсестра прошла уже дальше и, глядя в распечатанный список пациентов, стала выкликать фамилии и отправлять в регистратуру тех, чьи карты не нашлись.

Несколько человек отправились в регистратуру, а медсестра – в кабинет.

– Саботаж какой-то, – недовольно сказала яркая молодящаяся блондинка лет пятидесяти пяти, – она минут тридцать за картами ходила. Почему не все нашла?

– А ей куда торопиться? У неё рабочий день, – беззлобно заметил пожилой мужчина с больничным листком в руке. Рядом с ним сидела женщина среднего возраста, и, казалось, вообще ничего не слышала. Её припухшие от слёз глаза были устремлены в стену.

– Я понимаю, их сокращают, идёт реформа… скоро, говорят и карты будут элекронные… но они как будто нарочно тянут резину и демонстрируют, что не справляются, – продолжила возмущаться блондинка.

– Да, невольно вспомнишь прошлую медсестру, – как у неё всё в руках спорилось, и душевная была, – подхватила сдобная бабушка с палочкой, сидящая напротив Ангелины Петровны и, как будто, доверительно обращалась к ней.

Ангелина Петровна тихо и неловко улыбнулась.

– Да, я не помню… редко бываю…

– Мне только направление на анализы выписать, – громко заявила подошедшая барышня.

– А вы записаны на какое время? – ехидно спросила блондинка.

– На девять, – сказала барышня.

– А я на восемь двенадцать, – и всё жду. И мне тоже направления на анализы, – отпечатала блондинка.

Барышня плюхнулась рядом с Ангелиной Петровной и вздохнула.

– Для чего мы тогда на время записываемся?..

Ангелина Петровна не ответила. Она вдруг вспомнила, как во время войны, ещё студенткой, ездила с концертной бригадой на фронт, и как красивый лейтенант «записывался» на танец с ней…

– Богиня, запишите меня на вальс, – просил он.

– Вас на какое время? – разрумянившись, спрашивала она.

– Навсегда! – отвечал он.

– Записываю, – хохотала она.

Потанцевать им не пришлось: неожиданно объявили тревогу, и она так никогда и не узнала, вернулся ли он из боя… артистам тоже пришлось не сладко… еле выбрались тогда…

Саша. Первая и единственная её любовь. Он тогда ещё сказал, что после войны найдёт её в театре, и чтоб она ждала его. «Навсегда». И она ждала. Или ей так казалось. Как давно это было…

Её одиночество не было тягостным. У неё были поклонники. Но всякий раз, когда она танцевала с мужчиной, она вспоминала тот не состоявшийся вальс, и Сашины черные глаза жгли её восторгом и преклонением. Мужское восхищение незабываемо. Это она теперь знала точно. Ангелина Петровна так и не решилась нарушить шутливую клятву, данную на линии фронта молодому лейтенанту…    А в этом году уже семьдесят лет Победе!

– Вам что? – с вызовом спросила снова вышедшая из кабинета медсестра.

Ангелина Петровна засуетилась, доставая выписку из больницы и обрывок листочка, на котором было написано, какие обследования следует провести больной.

Медсестра фыркнула, чуть ли не оскорблённо:

– Что вы мне суёте? Вам должны были выписать направление. Поезжайте обратно. Пусть выписывают направление!

Медсестра вскинула голову и вернулась в кабинет.

– Как же это… обратно? – вздрогнула старушка, но её спина по-прежнему железно держала осанку. К ней повернулась барышня, сидевшая рядом на банкетке.

– Давайте посмотрим, – взволнованно затараторила она, – может, есть направление. Не могли же они его Вам не дать. Они же знают, что должны его выписать!

– Нет, – пролепетала Ангелина Петровна, – у меня только выписка и вот эта бумажка…

– Ну, как же так, не может быть, – всё повторяла барышня и перебирала листочки, надеясь среди них обнаружить несуществующее направление. Так и не найдя его как-то обречённо вернула всё хозяйке.

– Ничего, – сказала Ангелина Петровна. – Придётся ехать обратно. В больницу. Что ж поделаешь.

Старушка встала и медленно пошла к лестнице. Спина не выдала её разочарования. Только голову почему-то держать было трудновато.

Очередь молчала. Барышня с трудом сдерживала слёзы.

– А она, может, воевала, – сокрушённо выдохнул пожилой мужчина с больничным листком, – а я войну смутно помню, маленький был… в эвакуации…

***

Ангелина Петровна вернулась домой, решив не ехать в больницу. Не зачем путаться под ногами, вводить кого-то в расходы… Она не в обиде… пожила, грех жаловаться. Вот и девятое мая скоро. Победе семьдесят лет, а ей все девяносто. Зачем лечиться?

В головах жёсткого кабинетного диванчика, на котором всю жизнь проспала Ангелина Петровна, стоял узкий резной прикроватный столик под лампой. На нём всегда лежала какая-нибудь книга, а в шкатулке рядом – несколько колечек.

Хозяйка присела на край диванчика и взяла в руки шкатулку. Своим тонким морщинистым пальцем она нащупала  серебряную цепочку с крестильным крестиком. Это был её крестик. Она никогда его не носила. И в церковь не ходила. Почему-то теперь ей показалось, что надо надеть его.

Долго не могла справиться с замком, пальцы не слушались. Но, в конце концов, ей всё же удалось застегнуть цепочку. В окно заглянуло солнце, протянув свой тоненький лучик, и указав на легкий налёт пыли на книжной полке.

Погладив ладонью крестик, оказавшийся совсем под горлом, взяла с батареи байковую тряпочку и стала протирать мебель. Размеренными и привычными движениями: полочку на спинке дивана, приподняв поочередно всех семерых фарфоровых слоников, нежно погладив самого маленького, с отбитым бивнем… прикроватный столик, лампу, старинную деревянную этажерку с любимыми книгами, зеркало старого, ещё бабушкиного шкафа… затем прошла на кухню, сполоснула тряпочку и вернулась в комнату.