Оттепель на закате

– Тебе нужна одежда, – констатировала я очевидное, продолжая сосредотачивать свое внимание на его лице.

Пока он был весь изранен, смущения из-за его наготы я не ощущала. Сейчас же совсем другое дело. И пусть волосы, ресницы, брови и прочая растительность у него еще отсутствовали, это никак не исправляло положение. Да и разглядывание его черт, даже когда удавалось избегать установления прямого визуального контакта, мало помогало. Вдруг поймала себя на том, что и в столь истощенном состоянии нахожу его поразительно привлекательным. Не похожим ни на кого виденного мною раньше, но и это работало на него. Возбуждало интерес и заставляло вглядываться пристальнее. – Я поищу что-то из вещей моего мужа.

Забрав у него опустевшую посуду, я поднялась, сразу отворачиваясь.

– Почему ты не взяла себе нового мужчину после того, как его не стало?

Я невольно дернулась, настолько сильно это меня почему-то задело. Именно здесь, в пространстве нашей с Джоном прошлой близости.

– Потому что я его любила. – Понятно ли для него подобное определение? – Была привязана очень-очень сильно. Не встретила равного ему.

На самом деле и не пыталась искать. Разве это возможно? Никто не мог быть таким, как мой Джон. Хотя гадкими стараниями Саймона я теперь задаюсь вопросом, только ли мой он был? Только ли для меня он был таким неповторимым ни в ком?

– Чем он заслужил такое твое отношение? – вывел меня из задумчивости Каратель.

– Заслужил? – Я схватилась за переносицу пальцами свободной руки. – Ничем. Всем. Тем, что тоже любил меня.

Голова заболела внезапно так сильно. Голова и за ребрами, мешая вздохнуть нормально.

– Любил… – Роутэг хмурился так, что весь его лоб пошел складками. – В каких действиях мужчины это должно выражаться?

– Господи… ты… – Я прикусила краешек губы, чтобы не сорваться. Это просто пытка какая-то! – Ты же не издеваешься сейчас надо мной?

– Издеваюсь? Хочу причинить страдание? Нет. Мне необходимо знать все это, я уже говорил тебе. Я не могу допустить ошибки, которая приведет к отторжению. Ведь быть просто самым сильным и логически подходящим вариантом недостаточно, так? Я верно истолковал твою прежнюю реакцию?

– Верно, – пришлось подтвердить мне. – На самом деле во всем, что касается любви и вообще чувств у людей, все обстоит не слишком логично и предсказуемо. Одно и то же действие может восприниматься от разных людей по-разному.

– Поясни.

Вот странно, он ведь просил, а не приказывал, несмотря на эту манеру отрывисто произносить свои вопросы, не смягчая их никак. Но раздражения во мне не пробуждалось. Боль от растревоженной воспоминаниями об утраченном души – да, а вот раздражения не было. Его любопытство было не оскорбительно, оно просто было.

Вздохнув, я внутренне смирилась и присела на край кровати.

– Если ты испытываешь к человеку симпатию, он нравится тебе изначально, то любое его действие или, скажем, подарок, забота и даже глупости какие-нибудь кажутся приятными, желанными. Радуют. А если человек тебе неприятен или просто чужой, то это напрягает. Тяготит и внушает дискомфорт.

– Сферы секса это также касается?

– Особенно ее. Настойчивость, даже где-то чрезмерная жажда от любимого греет душу, будит твои желания, заставляет ощущать себя… ну, не знаю… самой красивой женщиной. Желанной в самом лучшем смысле. Прикосновения, любые, даже мимолетные согревают и приятны, от них внутри трепещет. С тем же, к кому нет тяги, все наоборот. Каждая попытка сблизиться или дотронуться отвратительна, вызывает агрессию или страх. В зависимости от обстоятельств.

– Как нам проверить это между нами? – не замедлил задать Каратель свой новый вопрос. – Можно мне прикоснуться к тебе, чтобы узнать? – Черный резко выпрямился на кровати, подаваясь ко мне, хотя его руки недвижимо так и лежали по бокам. Однако дыхание поменялось, став рваным, а взгляд на моем лице налился такой интенсивностью, что я почувствовала себя сидящей у открытого пламени. – И если результат изначально будет отрицательным, возможно ли изменить это позже каким-либо образом?

– Потише! – Я не смогла удержать себя и сорвалась с места, оказываясь опять на ногах. – Не сразу же все! Давай мы все же сначала позаботимся о твоем полном выздоровлении, а после…

– Мое тело восстановилось уже в достаточной степени для однократного акта совокупления. – Даже не глядя на Карателя впрямую, я видела, что он весь подобрался на кровати. Словно готов был броситься, сделай я еще хоть шаг.

– Я так не думаю. Ты выглядишь еще истощенным.

– Непривлекательно? Нет влечения? При полном исходном состоянии будет лучше? – закидал он меня новыми вопросами.

– Да, так будет лучше.

– Хорошо. – Он откинулся на спинку кровати обратно, моментально начав дышать ровно.

– Пойду посмотрю, как там мясо. – Я практически побежала к дверям.

Это что сейчас случилось? Я уже пообещала ему, что мы попытаемся заняться сексом? Совсем скоро, судя по тому, как быстро он выздоравливает. Хотя попыткой это может быть, только если не выйдет расслабиться у меня. Того, что засекла краем глаза, было достаточно, чтобы понимать – черный не врал. Для… совокупления он достаточно восстановился. Вот, чем это будет, да? Совокуплением?

– Элли! – окликнул Каратель меня в дверях. – Я не принуждаю. Мне это необходимо. Давно и сильно. Но не против твоего желания.

Глава 10

Едва я вытащила запекшееся мясо из печи и поставила его на стол чуть остыть и дойти, снаружи подняли лай собаки. Черт, если кто-то из прохожих охотников выбрал этот день для того, чтобы искать ночлега в моем ските, то это будет ужасно не вовремя. Выскочила из дома и даже охнула, получив с ходу множеством колючих снежинок в лицо. Поднялся резкий ветер, и пошел крупный и частый снег.

– Хорошо, – пробормотала себе под нос, высматривая, кого же принесло. – Все следы прикроет, а то ходят всякие, вынюхивают.

Никого было не видать, и я свистнула собакам, веля примолкнуть, чтобы послушать, не зовет ли кто из-за ограды. Но нет, было тихо, человеческих голосов не слышно, но вот собаки упорно продолжали бегать вдоль частокола и рычать, будто слышали кого-то. Зверь пришел? Надеюсь, хоть не медведь-шатун или россомаха. Один все разворотить может со злости, если его кто дурной из берлоги поднял, да завалить сразу не смог. Собак мне покалечит, еще и другой беды натворит.

Разбуженный по зиме медведь – злобная до невозможности тварь, потому как против его природы это, голоден он и от этого отчаянный. И росомаха не намного лучше. Ее, конечно, моей своре придавить по силам, но эти твари хитрющие и наглющие. Еще ухвати попробуй, и глаза-уши от когтей-ножей убереги, прежде чем скопом навалиться. А натура у этого зверюги дико упертая и память больно крепкая. Если пронюхает, что можно у меня чем поживиться, то станет возвращаться снова и снова. А потом придешь как-нибудь с охоты, а в сарае, где скотина и птица, дверь разломана, или даже дранка на крыше разворочена, и все мое хозяйство передушено. Гадкие в этом смысле росомахи эти. Будет возможность – убьет все, до чего дотянется, разорвет, куски по углам закопает, даже если уже и не голодна будет совершенно.

Я, не одеваясь, пробежалась через двор до калитки, да так и замерла, увидев, что она приоткрыта. Я же не могла забыть ее запереть, это исключено. Такое уже на уровне инстинктов делаешь, даже неосмысленно. Толкнула деревянное полотно, выглянула наружу со двора, щурясь в стремительно наступающие зимние сумерки. Снова никого. Ни человеческого силуэта, ни тени, на зверя похожей. Следов тоже никаких, если и был кто, то мигом засыпает снегом. Неужели все же сама не заперла? На нервах от явления проклятого Саймона с дружком. Ладно, дальше видно будет.