Иволга и вольный Ветер

Короче, в моем восприятии все одно выходит – микс между «люблю, звезду с неба дарю» и «скорей давай, куплю трамвай». И вообще, на кой черт мне сейчас любой вариант, тут бы сердце заштопать после прошлой дурости, семейные проблемы решить и в «Орион» суметь вернуться, чтобы на свои ноги крепко встать. А мужики с их закидонами и приемами укладки под себя – да ну их в жопу! Нечего полагаться на них или мечтать о бесхозном миллионере, что в тебя влюбится, и всем проблемам конец, ты в шоколаде. А то опять запросто можно очутиться в чем-то липком и коричневом, вот только вообще не сладком. Учиться на своей дурости надо, а не стремиться повторить.

С пирожками я провозилась до поздней ночи, устала очень, глаза уже слипались. Зашла перед сном к Ветрову и мне не понравилось, как он дышит. Часто и с лёгким присвистом. И лоб – кипяток и мокрый от пота. Надо будет завтра к нашему фельдшеру, Татьяне Сергеевне сбегать, позвать, пусть глянет гостя городского и южного, а то не дай Бог что.

Устроилась на неудобном диване, укрылась и почти сразу стала проваливаться в дрёму. Совершенно бездумно прижалась своими губами к тому месту на запястье, где целовал Ветров. Что-то всколыхнулось неосознанное, и я провалилась в сон. И был он странным, смутным, полным жары и томительных ощущений, как желанное очень-очень близкое прикосновение, которое так и не состоялось, как томительная жажда под прохладное журчание совсем близкой воды, как вкус, который почти растекся по языку, но так и остался предвкушением.

Из этого вязкого парения меня выдернул громкий стук в дверь. Резко села и захлопала в темноту глазами. За окнами едва ли посерело, утро ранее, кого это принесло?

Глава 8

Егор

Голова болела адски. Мне это снилось и с этим же ощущением проснулся. Не открывая глаз сглотнул, сипло замычал ещё и от режущей боли в горле, и тут же по больным мозгам хлестануло пронзительным визгом и последовавшим за ним дробным топотом. Резко сел, пытаясь сообразить какого черта происходит и где я. Сразу же лютой ломотой отозвались все мышцы в теле, особенно в нижней его части и остро прострелило поясницу, а в башке поплыло от стремительной смены положения и стало так холодно, что снова затрясло.

– Твою же, сука, мать! – прошипел сквозь зубы, промаргиваясь.

Так, с тем где я, определенность есть – смутно вспомнил, что Валентина меня, отрубившегося прямо за столом, перевела сюда. Почему черепушка трещит, и ноги от самой поясницы до ступней ломит – тоже понятно. Но вот чего же в горло как камней набито и холодно-то так? И кто визжал?

– Ругаться плохо, – раздался между тем писклявый, явно детский голосок и я резко повернулся на него, но успел увидеть только покачивание занавеси из колючих клетчатых одеял.

– Настька же! – зашипели за этой странной шторой, и кто-то там завозился.

Я, чудом сумев не застонать, поднялся, шагнул, резко отдернул шерстяное полотно и снова чуть не оглох, потому что сразу три мелкие человеческие особи разных возрастов с визгом ломанулись прочь в сторону сеней. Одна из них, самая мелкая, в панике налетела на табурет, опрокинула его, упала сама и мигом развернувшись ко мне, уставилась огромными зелёными глазищами и заревела.

– Твою же… – повторил я хватаясь за чуть не взорвавшуюся башку и рявкнул: – А ну цыц!

Эффект был совершенно обратный желаемому. Мало того, что упавшая мелочь только прибавила децибел, так ещё и обратно из сеней ввалились двое остальных, заорав:

– А ну не тронь сестру!

Этими двумя оказалась ещё одна тощая нескладная зеленоглазая девчонка лет… да черт его знает скольки, я в детях не разбираюсь, с толстой светлой косой и рыжий пацан, на голову ее пониже, но с топором в тонких ручонках. Хм… девица тоже оказалась не безоружной, держала наперевес какую-то странную рогатую железяку на длинной деревянной ручке.

– Тпррру! Тормозите коней, ребята! – в полном офигее выставил я перед собой ладони. – Не собираюсь я ее трогать, только сделайте так, чтобы она замолчала и закройте уже дверь, холодно же как на полюсе!

– На-а-астк! – протяжно позвала девочка постарше, в которой я уже успел рассмотреть четкие фамильные черты, как впрочем и в зареванной младшей. – Ты чего ревешь?

– Коленку расшибла. Сильно, – выключив наконец сирену, со всхлипом ответил мелкий детеныш и тут же сменила тему. – А ты Валькин хахаль?

Старшие опять зашикали на нее, мальчишка даже шагнул боком по-крабьи, не опуская явно тяжёлый для него топор и схватил мелкую за шиворот свободной рукой, совсем не любезно поднимая с пола.

– Ну а что, с Валькой в одной избе ночевал и без штанов вон с утра шастает, значит хахаль же! – возмутилась девчонка, отмахнувшись от помощи брата.

– Очень на это надеюсь, – пробурчал я, припоминая, что хахаль – это любовник вроде как. – Дверь-то закройте, дует.

Огляделся, находя взглядом свои штаны, носки и свитер, развешанные на веревке у печки.

– Ага, мы закроем, а ты как кинешься, – недоверчиво насупился мальчишка. – Чего не говоришь, кто ты такой и чего тут делаешь.

– Чего это я первый должен вам представляться? – нахмурились, я пошел к своим вещам, не собираясь вступать в долгие беседы с этой мелочью. Не то, чтобы я не любил детей, просто мне по хрен на их существование в этом мире и чем меньше с этими шумными существами пересекаюсь, тем лучше. – Это я тут мирно спал, а вы ввалились и давай орать и бегать.

– Мы испугались! – заявила мелкая таким тоном, будто это была моя вина. – Ты храпел страшно, как будто чудище какое-то.

– Ну теперь вы увидели, что я не чудище. Так почему бы не закрыть тогда дверь с обратной стороны? – я снял с веревки джинсы, но прежде чем надел их, в комнату вошла Валентина.

– Чего двери-то настежь? – первым делом спросила она, а потом охватила взглядом всю мизансцену и повысила голос, заставив меня поморщиться. – Это что такое тут творится?!

Мелкие изверги дружно, перебивая друг друга и, главное, очень громко затараторили, жалуясь на такого страшного меня, и я скрипнув зубами, схватился ладонью за лоб, удерживая череп от разрушения.

– А ну тихо! – оборвала галдеж Валентина, спасая меня от взрыва мозга. – Так, взяли быстро пирожки и живо в школу. Потом поговорим!

Мелкие генераторы шума ещё с минуту погалдели, но слава Богу, наконец, изошли. Меня аж шатнуло от благословенной наступившей тишины.

– Вы зачем встали, Ветров? – разрушила ее, сразу же вернувшаяся Валентина. – У вас и так жар после вашего вчерашнего похода через поле, решили добавить, шастая босиком по избе, в которой двери настежь?

– Доброе утро, Валентина. Встал я по естественному зову организма, но никак не ожидал, что нарвусь на компанию визжащего орочьего молодняка, который начнет ещё и хвататься за всевозможные примитивные инструменты в целях моего устрашения.

То, что фраза вышла слишком длинной понял, когда на последних словах в больном горле страшно запершило, и я закашлялся.

– Я так и знала! – возмущенно прокомментировала это Валентина. – Точно бронхит заработали вы, Ветров!

Она плеснула из стоящего на краю печной плиты чайника воды в кружку и протянула мне. Вода была теплой и поэтому противной, а первые глотки прошлись по горлу как колючий кипяток, я аж скривился.

– И горло тоже болит? – спросила она, так что осталось только кивнуть. – И морозит небось? – кивнул. – Вам в туалет нужно? – скривился и кивнул. – Давайте я вам ведро принесу, чтобы по холоду ходить не пришлось. – Я подавился следующим глотком, вытаращив глаза и замотал башкой.

– Ещё чего! Не настолько уж я плох, чтобы… – просипел, продолжая морщиться от рези в горле. – Вы мне лучше подскажите как найти вашего тракториста, дядю Толю, вроде, чтобы мою машину сюда отбуксировать.

– Да мы, собственно, уже, – ответила Валентина и насторожилась, видимо, увидев выражение моего лица. – Что?

– Я не давал вам на это разрешения! – меня мало что способно вывести из себя, но бесцеремонность и самоуправство с чем-либо, принадлежащим мне – одна из этих вещей.

– Я пыталась вас разбудить, когда в полпятого дядя Толя пришел, но у вас жар был и просыпаться вы не захотели. А ему потом на ферму на работу и тогда уже дотемна пришлось бы отложить. Поэтому мы справились сами. Все в порядке с вашей машиной, – она протянула мне брелок с ключом.

– Не нужно было этого делать! – рыкнул я, не в силах справиться с раздражением.

Полпятого! Что за чушь, люди не встают в такую рань!

– Я всего лишь хотела помочь, – нахмурились Валентина, не осознавая, что этими словами подкидывает дровишек в топку моего раздражения. – Тем более, ключи выпали, когда я развешивала просушиться ваше пальто.

– Не надо мне помогать! Это – лишнее. Я не нуждаюсь в помощи и со всем в состоянии справиться самостоятельно, так или иначе!

– Очень странно слышать это от человека, который сам вчера мне сулил помощь и избавление от всяких жизненных тягот. То есть, от вас помощь принимать – это нормально, а вам ее оказать – нельзя.

– Я абсолютно на данный момент не нуждаюсь в средствах, чтобы обращаться за помощью.

Отчеканил, надеясь, что она достаточно сообразительна, чтобы понять, что имею в виду.

– По-вашему выходит – деньги единственное, чем можно кому-то помочь? – сдвинула Валентина брови цвета графита.

– По-моему, так называемая бескорыстная помощь – всего лишь завуалированная попытка начать оказывать влияние на чужую жизнь, поэтому принимать помощь нужно лишь в том эквиваленте, в котором ты в состоянии потом вернуть. Я же не имею ни времени, ни желания вникать в чью-либо жизнь настолько, чтобы испытать порыв оказать помощь просто так, так что, предпочитаю либо платить, либо делать все самостоятельно.