Пленник Земли деловит, святотатствует и камлает,
Алгеброю поверяет затопившую выси лазурь;
Наболевшую плоть чем придется спеша залатает
И снова бросается в алчный оскал амбразур.
Хаотичные волны подвижнических настроений
Сменяет пещерного пращура дикий позыв.
На архетипической неизлечимой гангрене —
Нетипичной секретности евангелический гриф.
Рифмуя любовь с неспокойною жидкостью красной,
Обливается ею захваченный эросом мир,
Где у базовых непримиримостей бдит не напрасно,
Углубляя рутинную жажду, оккультный вампир.
Напыщенные просветительские фейерверки
Разъедаются неподконтрольным и чуждым огнем.
Доктрины больны, и окажется в них на поверку
Много того, что мерещится и ни при чем.
На деснице Дающего неописуемый перстень
Провоцирует у подопечных загадочный стресс.
Пленник под нож отдает своей самости бестий
И вступает свой правотой в кафкианский процесс.
Цикл «Тоска по истине»
Тоска по истине
Рельсы, асфальты, фарватер,
антенны вокзалов и пристаней,
дно пейзажей и черных квадратов
разъедает тоска по истине.
У корней позитивных теорий —
относительности послевкусие.
Зерна истин растут априори,
не пользуясь опыта плюсами.
Из емкостей лабораторных —
дуновения сакраментальные.
В Раскольниковых Родионах
изводится желчь инфернальная.
Окаймляются хмелем сектантским
священных писаний параграфы,
ход орнаментов иконостаса —
с элементами хореографии.
Вновь играют с огнем перепады
температуры эвристики.
Амазонки, мадонны, наяды
разгоняют тоску по истине.
Просветленные в позе Нарцисса
ломают структуры сознания;
в эпицентре таких бенефисов —
столь святости, сколь беснования.
Сердце любит любовь и дурманы,
разум – безумства беспечные.
А душа, культивируя раны,
знает: истина бесчеловечная.
Меня судит бродячий философ
Сверх-Я – этот памятник былой слабости и зависимости Я – сохраняет свою власть и над зрелым Я. Как ребенок вынужден был слушаться своих родителей, так и Я подчиняется категорическому императиву своего Сверх-Я.
З. Фрейд
Сверх-Я бесконечный укор.
Своей меркою каждого судит
Герой, самодержец, призёр —
Вековые фантомы-сверхлюди.
Каждый день совершается суд,
Тяжелеет пристрастье допросов.
Из аллей смысловых альтитуд
Меня судит бродячий философ.
И когда, разгоняя сплин,
Уподоблюсь борцам на треках,
Горький взгляд из античных Афин
На моих наслоится веках,
Разверзая в заочность щель, —
Отодвинет тиски злободневность,
И чувственности карамель
Ошпарят Ничто и Вечность.
Просквоженная звучным огнем,
Встрепенется теорий кома,
Когда он увеличит объем
Недомолвленным аксиомам.
А бывает: в тягучий надрыв
Способность суждения ввергнув,
Посылает мне слово-взрыв
Из давнишнего Кенигсберга.