Ничья

– Как – «иначе»? – растерянно спросил Левон, готовый молиться за появление иного решения.

– Ты можешь вылететь отсюда в Сингапур в лучшем случае завтра, а в Москве будешь ночью послезавтра, то есть по существу через два дня. И что дальше? Ты же не можешь заменить сиделку, надо искать новую, а это можно делать отсюда. В Москве есть у тебя родственник, кто мог бы этим заняться?

– Нет. Я могу позвонить отцу в Ереван, но… родители мои уже не молоды, у них там внуки, своих забот хватает, я не хочу их загружать.

– Это понятно. Знаешь, у меня есть одна сиделка, она ухаживала за моей мамой. Женщина добросовестная. Но это было десять лет назад, ей сейчас около пятидесяти. У меня, кажется, остался её номер. Я ей сейчас позвоню, – сказал Марк, доставая телефон, – посмотрим, согласится ли она ухаживать за мужчиной, да ещё агрессивным.

Марк стал перебирать имена в телефонном списке, потом вдруг задумался, посмотрел на Левона и сказал:

– А знаешь что, гроссмейстер, давай сначала попробуем ход конём: позвони-ка этой сиделке и предложи ей двойную цену за те дни, которые тебе понадобятся, чтобы найти другую. Это может сработать.

– Да, сейчас попробую, я об этом не подумал.

– Попробуй.

Левон держал звонок, но сиделка долго не отзывалась. Наконец взяла трубку. Оказалось, она тоже уснула, дождавшись, когда дядя заснул. Левон стал объяснять ей, что завтра он никак не сможет быть в Москве, что просит дождаться его приезда и повышает ей плату за услуги в два раза. Лицо Левона стало меняться по ходу телефонного разговора. Завершив его, он посмотрел на Марка восторженным взглядом:

– Марк Львович, вы гений! Она обрадовалась, сказала, что теперь будет очень осторожна и станет во всём потакать дяде, чтобы не провоцировать его гнев.

– Вот и замечательно. Я тебе всё же оставлю телефон моей сиделки. Твоя, похоже, корыстная и, возможно, даже шантажировала тебя. От такой лучше избавиться.

– Спасибо вам большое, Марк Львович!

– А ты собирался в Москву лететь. Расставляй фигуры, гроссмейстер.

Москва встретила Марка и Оксану двадцатиградусным морозом. Был конец февраля, шёл снег. В аэропорту Домодедово Марк перед вылетом оставлял свою машину на парковке.

– Нам направо, – сказал он Оксане, когда они вышли из зоны контроля, и она почему-то остановилась.

– Марк, знаешь, я лучше поеду на электричке. Ты, пожалуйста, извини меня, но не хочется в такую погоду торчать часами в пробках.

– Конечно, детка, езжай.

Оксана поставила чемодан, обняла Марка и чмокнула его в щёку:

– Ладно, созвонимся. Целую в грудь!

– Счастливо!

Любопытное слово – созвонимся. В устах того, кто его произносит, чаще всего оно означает – ты мне не нужен, если я тебе понадоблюсь, звони. Они оба чувствовали, что вряд ли встретятся ещё раз. Без сожаления и без какой-либо неприязни. И отнюдь не потому, что разочаровались. Наоборот, оба испытывали симпатию друг к другу. Марк – человек обаятельный, и по-своему он девушке нравился, даже отдавалась ему она с желанием. Марк это чувствовал и тоже старался. Правда, иногда её необузданная страсть напрягала, когда, достигнув апогея, вдруг переходила в буйство. Но он терпеливо выдерживал, за что награждался благодарными поцелуями.

После отпуска Марк окунулся в работу, которая, как известно, имеет свойство за время отсутствия быстро накапливаться. По вечерам поздно уходил из офиса, ни с кем не встречался. В субботу играл в теннис на крытых кортах, воскресенье провёл у друга на даче, выгребая её из-под снега.

Прошло две недели, прежде чем Марку после бурно проведённого отпуска захотелось женской ласки. Оксане звонить желания не возникало, Лёня не приглашал, пришлось перебирать в памяти старых знакомых. Марк достал свою потрёпанную записную книжку и начал листать её. С каждой страницей всплывали в памяти былые связи, полузабытые лица, пикантные и забавные истории минувших дней. Большинство связей реанимации не подлежало. Более или менее реальными оставались две кандидатуры, с которыми его контакты были последними. Одну из них звали Светлана. Марк решил сначала позвонить ей. Она была непритязательна, с мягким характером. После термоядерной Оксаны ему захотелось покладистой Светланы. Правда, Марку сразу вспомнилась её привычка часто жаловаться на жизнь, но это было терпимо.

– Привет, Светик!

– О! Марк! Привет! Даже не верится! Надо же, вспомнил!

– Не забывал. Помню даже родинку у тебя на бедре.

– Ой!.. Никак соскучился?

– Конечно. Как поживаешь? Замуж не вышла?

– Пока не берут. А ты? Не женился?

– Боже упаси!

– Ну да, ты в петлю не полезешь.

– А ты, значит, арканы закидываешь?

– А что остаётся? Возраст критический – тридцать один.

– Что за глупости! У тебя вся жизнь впереди!

– Может и впереди, но пока топчусь на месте, даже зарплату в этом году не подняли, гады! Говорят, не отошли от кризиса.

– Ну, если тебя может немного утешить ужин со мной, приглашаю.

– Ты что же, решил тряхнуть стариной? вспомнить былое?

– Если ты, конечно, не против.

– Да нет, я не против. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Я даже замуж за тебя пойду, если позовёшь. А что, слабо?

– Неужели ты хочешь, чтоб через полгода мы возненавидели друг друга?

– Разве это происходит так быстро?

– Есть горький опыт.

– Ты меня пугаешь. Ладно, куда идём?

– Вот это разговор! Мы можем сегодня пойти…

Со Светланой он стал встречаться раз в неделю в выходные. Всё происходило по избитой схеме: ресторан – постель. Даже общались они по одной и той же схеме – она жаловалась на жизнь, он пытался сменить тему.

Как-то вечером Марк привёл Светлану в кафе, расположенное на третьем этаже торгового центра, недалеко от своего дома. Они уже заканчивали ужинать, и Марк попросил у официанта счёт.

– Зря я не принял таблетку до ужина. Головная боль уже тогда подступала, теперь заглушить её будет не просто, – посетовал он.

– Бедненький! – жалостливо промурлыкала Светлана.

– Здесь есть аптека, этажом ниже. Пошли.

Марк оставил деньги за ужин, и они вышли из кафе. В аптеке он быстро прошёл к стеллажу, взял упаковку болеутоляющего и, подойдя к кассе, вдруг обнаружил, что в зале нет обслуживающего персонала.