– Иди в комнату без стука и всяческих намёков, не то разделаюсь с тобой на месте!
Не оглядываясь по сторонам, бродяга подошёл к двери, но намеренно замешкался, не осмелившись войти сразу, чтобы попытаться дать знак кому-то явно находящемуся за дверью. Но Леон Жозеф быстро пресёк эту нелепую попытку, щёлкнув предохранителем пистолета:
– Я сказал иди!!!
Старик не мог противиться и вошёл в комнату. Бродяга попытался спасти себя неистовым криком, но Развязка не заставила себя долго ждать:
– Нет!!! Стой!!! Нет!!!
Сразу, как только Альбанелла переступил порог, старые стены потрясла череда выстрелов наперебой с криками бродяги и звук разбивающегося в дребезги стекла – стрелявший явно намерен убегать по крышам. Мсье Жозеф ворвался в комнату следом и увидел окровавленного старика, который схватился за облезлые шторы, еле удерживаясь на ногах. Тусклый свет лампы, упавшей на пол, еле освещал убогую комнату. Леон попытался метнуться в сторону открытого окна, чтобы догнать стрелявшего, но был остановлен упавшим в его сторону бродягой, который вцепился прямо ему в горло:
– У… бий…ца… уб…ий…ца! – пребывая в предсмертном помешательстве, цепкая хватка бродяги не ослабевала, всё больше и больше сжимая горло Леону.
Ошарашенный Леон выронил пистолет на пол. Он пытался отбиться от бродяги, но был поражён сильной хваткой умирающего – натиск становился только сильнее, пока в какой-то миг резко не сошёл на нет. Старик Альбанелла за считанные секунды закатил глаза, издал злорадное рычание и упал замертво.
Замаранный кровью бродяги, Леон поспешил к окну, ещё была возможность догнать стрелявшего, который не мог убежать далеко.
Поднявшись по пожарной лестнице на крышу дома, уже на приличном расстоянии он увидел силуэт человека, со стороны казавшийся ему знакомым – вечерний полумрак не позволял хорошо разглядеть лица. Стрелок заметил слежку и снова открыл огонь – несколько пуль просвистели прямо над головой Леона.
– Эй, Конте! Вернись, чёртов ты кретин! Совсем с ума сошёл, подонок! Пристрелю, тварь!
Леон Жозеф был почти уверен, что этим безумцем был именно Конте, но всё же немного сомневался. Как бы там ни было, агрессор и не думал сдаваться: он был готов отстреливаться до последней пули.
Жозеф также не сдавал позиций, заняв опорный пункт за разваленным дымоходом и сделал несколько, как он думал, метких выстрелов, хотя, по сути, он стрелял по тени. После нескольких минут баталий на крыше, силуэт ненадолго прекратил огонь. Жозеф обхватил дымоход и направил пистолет, пристально ожидая момента. Действительно: на стене показалась тень стрелка, который собирался совершить прыжок на другую сторону соседней крыши. Сделав один удачный выстрел, Жозефу удалось поразить его. Противник резко схватился за руку, выронив свой пистолет, закачался, сделал шаг в сторону, но скорее из-за сильной боли его отшатнуло в пропасть между домами – и раненый стрелок, пролетев не малые четыре пролёта приземлился где-то на дно заваленного хламом проулка.
Да, Леон Жозеф, несомненно, не раз желал этого момента, представлял и смаковал его в своих мечтах, но сейчас это было совершенно некстати.
«Чёрт, я убил его! Доигрался, подлец – теперь он точно мёртв!» – подойдя к краю пропасти, он не увидел размозжённых костей, но… что может быть более убедительным, чем звук падающего тела?
Что ж, погоня за призраком удалась на славу, расставив всё по своим местам. Или это только начало? Леон спустился к телефонной будке, и без единой задней мысли набрал личный номер своего шефа. Подымать его пол первого ночи перед напряжённым утром понедельника было не страшнее, чем сообщить ему эту «превосходную» новость.
– Алло, шеф? Простите за поздний зво…
– Чтоб ты сдох, Леон! Какого ты звонишь мне домой, да ещё и в такой час?! Я надеюсь, что ты его нашёл, так ведь?
– Шеф, у меня плохие новости. Конте мёртв.
– Что?! Ты совсем свихнулся, Леон?! Ты кажется мне уже сообщал об этом, так что же случилось, Леон?!
– Тут такое дело, шеф… Когда я нашёл его, думаю, что это всё-таки был он… Так вот, началась перестрелка и я случайно его убил…Алло, шеф? Вы на связи?
Нет, связь не была прервана телефонисткой – пауза начальника Бруссо означала лишь то, что он достиг критической точки кипения.
– Леон, ты сейчас понимаешь, что говоришь?!
– Шеф, клянусь, то вышло случайно. Выстрелом я задел ему руку, и он упал с крыши. Я не видел тела, лишь слышал его падение. Но сомнений нет, теперь он точно расшибся намертво…
– Слышал? Что ты там мог слышать, безмозглое полено?!
– Там глубокая полость между домами и куча хлама, не рыться же мне по всем подворотням и свалкам…
– Глубокая и пустая полость – это твоя голова! Спускайся хоть в преисподнюю, но ты должен быть уверен, что он и вправду мёртв. Послушай меня в последний раз, Леон. Для тебя лучше, если там было бы твоё, а не его тело. Молись, Леон, чтобы там был не он или это была лишь чудовищная мистификация. Ты хорошо меня понял?
– Да, шеф. Понял.
За весь день ещё не было ни одного обстоятельства, которое бы сыграло Леону на руку – даже погода, возобновив свои мокрые колкости с посвистывающим через дыры в заколоченных окнах ветром не способствовала событиям. Подняв воротник своего твида и надев перчатки, Леон принялся выполнять приказ начальника и обшаривать всё вокруг да около в поисках загадочного мертвеца. Он прочёсывал каждый закоулок, каждую нору в подворотне будто напрочь вымершей улицы, не гнушаясь, шарил даже по помойным ящикам – копаться приходилось везде, где только можно.
Следы крови, упавший пистолет, даже клочки порванной одежды – для Леона подошла бы любая зацепка. Бледный, унылый фонарь еле-еле освещал и без того мрачную округу. Но на удивление никого и ничего отыскано не было, будто это был действительно настоящий призрак.
До глубокой ночи мсье Жозеф искал тело, которое он, как был уверен, подстрелил. От злости, усталости и напряжения ему прилично сдавило виски – пожалуй, пора сделать перерыв. Уже успевший привыкнуть к уличной грязи, Леон без капли зазрения уселся на голый, местами рваный матрас и закурил. Минута вынужденного перерыва затянулась на целых полчаса раздумий: «Дело дрянь. Хуже рассерженного покойника может быть только покойник, пропавший без вести. Но зачем он хотел меня пришить, неужели взялся за старое? И что теперь делать, по каким лачугам его искать? Даже если он и каким-то невиданным образом сумел выжить, то как мог так быстро сбежать? Я не слышал звука отъезжающей машины, нигде не видел протяжённого кровавого следа. Мистификация? Навряд ли. Скорее, умопомешательство».
В ПРЕДВЕРИИ РАССВЕТА
Машина Жозефа была брошена у набережной Сены, недалеко от того места, где стояла баржа Габбаса. От квартала Маре это было не рукой подать, но ему некуда было спешить, он всё равно не знал, куда двигаться дальше.
Ночные огни собора Нотр-Дам мягкими, расплывчатыми бликами отражались на речной глади, невольно притягивая к себе взгляды, заставляя остановиться в завороженном состоянии. С каждой минутой ночь теряла своё влияние, и постепенно начинало светать. Леон сел в свой автомобиль и включив радио, устремился в противоположную от набережной сторону. По ироническому стечению обстоятельств радиоволны вещали цикл бесед одного кюре
, размышлявшем о неправедном. Мсье Жозефу не по вкусу была подобная чушь, но как только он потянулся к переключателю, его словно осенило свыше, и он резко дал по тормозам. Сделав крутой разворот, он уже точно знал, куда ему ехать: «Конечно, улица Вьей-дю-Тампль, Святая Магдалина», – подумал, хитро улыбнувшись Леон.
У забора обители сестёр милосердия было пустынно и тихо, а табличка строго гласила: «Община имени Святой Магдалины. Часы раздачи тёплой пищи с 8.00 до 9.30 утра». Главная дверь была закрыта. Но что делать, если страждущий оказался на полтора часа раньше? «Ищите и найдёте; стучите, и отворят вам» – самим собою вспомнились слова кюре из проповеди по радио. И мсье Жозеф последовал этому совету, за что был молниеносно награждён.
– Что вы грохочите! Неужели вы настолько голодны, что не можете подождать до восьми утра? – настойчивый стук нарушил покой обители, и за тяжёлой дверью показалась пожилая женщина в монашеском облачении. В одной руке она держала довольно большую металлическую поливалку, а выражение её лица всем своим видом излучало рьяное недовольство.
– Простите, сестра! Мне нужно кое-что срочно у вас узнать о человеке, который когда-то у вас содержался, и скорее всего, находится прямо сейчас.
– Мсье, для начала, вам было бы не плохо представиться, меня зовут сестра Фаустина, и я заведую хозяйством на территории обители. Для справок у нас есть отдельное время приёма – с четырёх часов после полудня, и к тому же, ваше «кое-что» вы можете узнать только у сестры Беатрис.
– Поймите, сестра Фаустина, для меня это уже будет поздно! Мне крайне важно получить эту информацию именно сейчас!
– Господи, да что за срочность такая? Кого вы ищите? Может вам проще обратиться в полицию?
– В полицию? Да я правая рука сорок шестого отдела, к вашему сведенью!
Повысив тон, Леон был тут же осаждён строгой монахиней:
– Прекратите вопить! Мне всё равно, чья вы там рука, но если будете продолжать в том же духе, я буду вынуждена захлопнуть эту дверь, и на этот раз уже ваша собственная рука, висящая в проёме рискнёт остаться в нём навсегда!
Мсье Жозеф немного притих, сразу убрав руку с дверного проёма и попробовал повернуть разговор немного иначе:
– Если вам будет угодно, сестра, я помощник начальника полиции Леон Жозеф, сорок шестой участок. И мне нужно найти человека по имени Госс Конте, согласно некоторым данным, он может скрываться за этими стенами. Его приметы: средний рост, коренастый, волосы немного кудрявые, с проседью, не особо придирчив к одежде…
И такой тон не понравился сестре, потому с присущим ей строгим видом она решила опять осадить нарушающего покой обители:
– Уважаемый мсье Жозеф, во-первых, у нас не скрываются, а находят спасение. Во-вторых, с недавнего времени мы не функционируем как приют. У нас не осталось условий ни для стационарного лечения, ни для проживания на территории общины. Уже более двадцати лет мы не являемся приютом в классическом понимании этого слова, так что ваши сведения о нас как о приюте изрядно устарели. Надеюсь, вам это понятно?
Пропустив мимо ушей нравоучительный выговор, Леон не терял хватки полицейского, и продолжал вторить своё:
– Может… Среди приходящих, так скажем, рабочих, есть подходящий под описание человек? Скажем, садовник, электрик, грузчик…