Жестокая схватка

– Что именно?

– Очень многое. Про жизнь. Вообще про все. Я понял, что я живу не так, как надо.

– А как надо?

– Этого я еще не понял. – Виталий покачал головой. – Но понял, что все надо в жизни менять. Я не вернусь больше в училище. В Москву поеду.

– Все равно тебя через год в армию заберут.

– Не заберут, – снова усмехнулся Виталик. – Найду способы отвертеться.

Он закурил новую папиросу, и вновь перед Петиными глазами мелькнул рваный шрам. Бойков сглотнул.

– Что у тебя с рукой?

– Прокусил.

Петя закашлялся.

– То есть как «прокусил»? Сам?

– Ну а кто же еще?

– Зачем?

– Жертва. Помнишь, нам на истории рассказывали, как древние люди приносили других людей в жертву? Я ведь, когда вешался, тоже хотел принести себя в жертву. А Бог не дал мне повеситься. Я тогда взял и прокусил себе руку. Это как бы Богу за то, что он мне жизнь оставил.

В другое время Петя принял бы эти разговоры Виталия за пьяный базар или подумал, что тот накурился конопли. Но он понимал, что это не так.

И все-таки Петя успокоился. При всей трагичности ситуации одно было хорошо: Виталий не убивал Наташу. Еще десять минут назад Бойков подозревал лучшего друга в этом, а сейчас ему было мучительно стыдно за себя.

Он хлопнул друга по плечу:

– Знаешь, Виталь, я ведь когда этот шрам увидел вначале, то подумал… – Петя осекся.

Глаза Королева сузились.

– Что подумал?

– Да нет, ничего. – Петя закурил новую папиросу. – И когда ты собираешься в Москву ехать?

– Зайду к матери, а потом еще одно дело есть… Во Владимире.

– Где устроишься?

– Не знаю, – пожал плечами Виталий. – Устроюсь где-нибудь.

Они допили бутылку. Королев за это время, к удивлению Пети, окончательно пришел в себя и выглядел вполне нормально.

Они вместе дошли до его дома. Остановились у ворот.

– Ладно, Петро, давай. – Виталик протянул ему руку. – Хорошо, что встретились.

– Ты заходи. Сегодня вечером или завтра.

– Завтра… – неопределенно повторил Виталий. – Завтра будет видно. – Он открыл калитку. – Ладно, еще увидимся.

В голосе Королева Петя не услышал никакой уверенности. Но в тот момент он отнес это на общее нетрезвое состояние друга и его расстроенные чувства.

О том, что произошло, Петя узнал лишь спустя две недели, когда в доме Бойковых появился участковый и вручил ему повестку. Петя должен был явиться на допрос к следователю.

Мать, увидев повестку, охнула и стала медленно опускаться на стул.

– Я так и знала, что этим кончится.

Петя вертел повестку в руках, пытаясь понять, зачем он понадобился следователю.

– Да не переживайте вы так, – махнул рукой участковый. – Ничего он не сделал. Вызывают в качестве свидетеля. – Он перевел взгляд на Петю. – А вот дружок твой отличился.

Бойкову не понадобилось много времени, чтобы понять, о ком идет речь.

– Какой дружок? Виталик?

– Он самый. Да ты и сам уже, я вижу, все знаешь.

– Не знаю, – отрицательно покачал головой Петя. – А что он сделал?

– Вот придешь к следователю, он тебе все и расскажет. А я не могу. Должен сохранять конфиденциальность.

Следователь оказался невысоким полысевшим мужчиной средних лет с утомленным выражением лица. Серый костюм, под ним такой же серый джемпер под горло.

Перед тем как его вызвали в кабинет, Пете пришлось целых полчаса просидеть в коридоре. Все это время он чувствовал себя крайне неуютно.

Мимо постоянно проходили люди, преимущественно в штатском. Каждый из них, проходя, бросал на Бойкова оценивающий профессиональный взгляд, пытаясь определить, что именно он натворил. И от каждого такого взгляда Петина уверенность в том, что он вызван в качестве обыкновенного свидетеля, таяла. Ему стало казаться, что это всего лишь хитроумный ментовский ход, чтобы заманить его в это здание. И, несмотря на то что он прекрасно понимал всю абсурдность своего предположения (действительно, зачем милиционерам пускаться на такие ухищрения, когда они в любой момент могли просто арестовать его, если бы им это понадобилось?), мысль о том, что его в чем-то подозревают, продолжала упорно сверлить мозг.

Тем более что Петя знал – его есть в чем подозревать.

Потом эта мысль внезапно сменилась следующей. Петя почувствовал зверскую злость к Виталику.

«Кретин! – думал Бойков. – Он во что-то вляпался, а я должен отдуваться! А если он расколется и наплетет им про Славку? Менты умеют колоть. Как это в „Черной кошке“? У них там на Петровке и не такие кололись? Значит, меня тоже посадят? Кретин!»

Он почувствовал, как у него вспотели лоб и подмышки.

Несмотря на жару, мать настояла, чтобы он пошел к следователю в костюме и в галстуке. И в этот раз Петя не стал с ней спорить.

Теперь ему было жарко. Он чувствовал, как по рубашке расползаются мокрые пятна. Галстук плотно стягивал горло.

Петя слегка ослабил узел. В этот момент его позвали к следователю.