Цена жизни – смерть

Доктор посмотрел на Турецкого, как на умственно отсталого. Впрочем, может, он на всех так смотрел?

– Я что, по-вашему, полный идиот? Он бы на следующий день вскрыл себе вены. У него и так абсолютный бардак в голове. Положенный курс прошел – выписали. Дальше уже все от него самого зависит.

– Вы упомянули о нетрадиционных методах. Что именно имеется в виду? И поднимали ли вы эту тему в беседах с Промысловым?

– Да как сказать… Ходят всякие сказки. Какой-то буддистский монастырь где-то в Бурятии, что ли. Но каким бы принципиально иным ни было лечение наркомана, смысл-то остается прежним: ему нужно пережить ломку, потом вторичные рецидивы и так далее. Все то же самое, только без медикаментозной помощи. Но при желании можно и аппендикс удалить без анестезии.

Турецкий содрогнулся.

– То есть вы ему ничего подобного не советовали?

– Я нет.

– А кто советовал?

Врач пожал плечами.

– Как Промыслов вообще попал к вам?

Молчание.

– Сановный папа постарался?

– Я с его отцом дела не имел.

– А с кем имели? У вас же не какой-то задрипанный районный психдиспансер, уверен, что не так просто сюда попасть. Вы же наверняка не станете подбирать наркомана в подворотне.

Врач снова пожал плечами:

– Я его не устраивал.

– С кем из больных Промыслов общался?

– Ни с кем. Он лежал в боксе.

– А из персонала?

Молчание.

– Вы меня плохо слышите?! – не выдержал Турецкий. – С кем из персонала контактировал Промыслов?!

– С Долговой, – пробубнил доктор недовольно.

– Кто такая Долгова, врач? Сестра?

– Завлаб в НИИ, к клинике она отношения не имеет. Вроде бы они с Промысловым давние знакомые.

– Так это она его устроила?

– Не знаю. Наверно. Возможно. Его покойный Георгий Емельянович лично оформлял, а она каждый день навещала. Отца его, повторяю, я в глаза не видел.

15

У Долговой было необычное имя – Божена. Миловидная натуральная блондинка с хрупкими чертами лица, глубокими синими глазами и легкой спортивной фигуркой.

Она сидела за компьютером, одновременно глядя на монитор и в лежащий на столе справочник, левая рука бегает по клавишам, правая что-то чертит в журнале. На появление Турецкого Божена Долгова никак не отреагировала. Он заглянул ей через плечо: сплошь китайская грамота, чудовищные химические формулы и непонятные обозначения.

– Вы следователь? – спросила она, не отрываясь от работы.

– А вы в прошлой жизни были Юлием Цезарем?

Божена Долгова захлопнула справочник и выключила компьютер.

– Вы здесь в связи с гибелью Георгия Емельяновича?

– Не совсем. Некоторое время назад исчез Евгений Промыслов, а я его разыскиваю.

– Здесь вы его не найдете, зря стараетесь.

Азаров был прав, подумал Турецкий, народ тут как на подбор: ни с одним каши не сваришь.

– И почему вы пришли ко мне? – снова подала голос Долгова.

Ну это уже ни в какие ворота, возмутился он про себя.

– Послушайте, я не хочу показаться невежливым, но обычно я задаю людям интересующие меня вопросы. Давайте будем придерживаться традиций.

– Давайте не будем спорить на пустом месте. Что конкретно вы хотите знать о Евгении?

– Как максимум, где он в настоящий момент находится и чем занимается.

– Увы, мне об этом ничего не известно.

– Тогда расскажите мне о нем все, что знаете, дабы я смог отталкиваться от чего-то в своих поисках.

– Я принимаю ваше предложение, давайте будем придерживаться традиций. Спрашивайте.

– Договорились. Спрашиваю: это вы устроили Промыслова сюда, в клинику профессора Сахнова?

– Да, я его уговорила. Это одна из лучших, если не самая лучшая у нас государственная нарколечебница. К тому же я могла непосредственно контролировать, как у него дела.

– Я только что разговаривал с его лечащим врачом. Он сказал, что Евгений предрасположен к наркотикам и потому лечение не было эффективным…

– Насчет предрасположенности я с ним на сто процентов согласна, – с жаром подхватила Божена, – хотя это и не вполне строгий термин. На сегодняшний день ни в одной наркологической клинике мира не могут измерить степень предрасположенности пациента к тому или иному наркотику количественно, как, например, артериальное давление. Не существует общепризнанной методики.

– То есть вы тоже считаете, что лечение было обречено на провал? Зачем же вы тогда на нем настаивали?

– Вы не совсем правильно себе это представляете. Помещение Евгения в клинику не было абсолютно бесперспективной затеей. Да, шансов на исцеление было немного, но они есть всегда, это процесс вероятностный. И он, по крайней мере на время лечения, перестал колоться. Уже одно это стоило того, чтобы…