Последняя роль

– Она и не должна тебе нравиться, – пожал плечами Александр Борисович. – Это работа. И не самая приятная работа.

– А… – начала было Ирина, но осеклась.

– Что? – спросил Турецкий.

Она покачала головой:

– Да нет, ничего. – Ирина положила руку на ладонь мужа. – Ты там береги себя, хорошо?

– Хорошо.

– И не лезь на рожон. Прошлый год был тяжелым для нас обоих. Я не хочу, чтобы он повторился.

Александр Борисович улыбнулся и погладил жену по волосам.

– Не волнуйся, малыш, я воробей стреляный, и в обиду себя не дам.

Он наклонился и поцеловал жену в губы.

– Где ты там будешь жить? – спросила Ирина.

– В гостинице. Президентский номер уже заказан, – с улыбкой сказал Александр Борисович.

– О! – Ирина засмеялась. – В таком случае, думаю, ты там надолго задержишься! Полагаю, обеды и ужины в ресторане твой клиент тоже оплатит?

– А как же! Разве «крутой московский сыщик» может питаться в какой-нибудь дешевой забегаловке? Нам подавай французскую кухню. В крайнем случае – китайскую!

– Балда ты, Турецкий! – весело сказала Ирина и чмокнула мужа в нос. – Ладно, пойду соберу тебе чемодан. Сам-то ты наверняка что-нибудь забудешь.

– Заботушка ты моя, – ласково и насмешливо произнес Александр Борисович. – Что бы я без тебя делал?

– Нашел бы себе другую жену, – пожала плечами Ирина. – У «крутого московского сыщика» с этим не может быть проблем.

– Ты права, – кивнул Турецкий. – Надо будет попрактиковаться в Лебедянске.

8

Это был обычный московский двор. Темный – по причине позднего часа, влажный – по причине прошедшего недавно дождя, и довольно тесный – по причине того, что находился почти в центре Москвы, а здесь особо не разгуляешься – каждый метр земли на весь золота.

Плетнев вспомнил двор своего родного дома, двор, в котором прошло всё его детство, за сотни километров отсюда – большой, неухоженный, поросший сиренью и чахлой рябиной, с длинными рядами белья, вывешенного для просушки предприимчивыми жителями первых этажей. Двор, больше похожий на пустырь, чем на площадку для игр, и тем не менее оставшийся в памяти как лучшее место на земле. Плетнев вспомнил свой двор и улыбнулся.

– Чего вы улыбаетесь? – поинтересовался Митрохин с заднего сидения машины.

– Так, вспомнил кое-что.

Митрохин проворчал что-то невразумительное и снова уставился в окно автомобиля.

– Вон тот подъезд его. Угловой. Он как раз отсюда виден.

Дом был шикарный. Или, как нынче принято говорить, элитный. Эркеры, арки, изящные и просторные балконы, даже что-то вроде классических портиков на торцах здания. Несмотря на бросающуюся в глаза роскошь, всё это выглядело довольно безвкусно.

– Сейчас я ему позвоню и всё уточню, – сказал Митрохин доставая из кармана телефон.

– Алло, Иван Палыч? – забубнил он в трубку. – Да, Митрохин беспокоит… Нет-нет, всё остается в силе… Конечно… Нет, время и место остаются те же. Только постарайся не опаздывать, ладно?… Есть за тобой такой грешок, не спорь… Ладно… Хорошо. До встречи.

Митрохин убрал телефон и хрипло вздохнул.

– Ну, что там? – спросил Плетнев.

– Сейчас он выйдет, – угрюмо произнес Митрохин. – Он подтвердить встречу. Через полчаса в казино «Мемфис». Знаете, где это?

– Знаю.

– Я еду туда первым, а вы следите за ним… Вот его фото.

Плетнев взял снимок из толстых пальцем Митрохина и взглянул на него. С глянцевой фотографии на него глянуло худое, самодовольное и довольно добродушное лицо.

– На вид благообразный, – заметил Плетнев равнодушным голосом.

Митрохин сзади злобно хохотнул.

– Этот благообразный должен мне огромные деньги, – сказал он. Помолчал и добавил: – И ему проще прикончить меня, чем вернуть долг.

– Странно. В наше время так проблемы уже не решают, – заметил Плетнев.

– Решают, – веско возразил Митрохин. – Это всегда лучший способ. Всегда, везде и в любое время. А я… – Он сглотнул слюну. – Я больше не могу жить в страхе. И не хочу. Мы разрубим этот узел сегодня же.

Плетнев спрятал фотографию Симонова в карман и задумчиво проговорил:

– Если взрывное устройство при нем, мы можем вызвать наряд и взять его прямо сейчас. Это будет намного проще и безопасней, вам не кажется?

Говоря это, Плетнев вгляделся в темную глубину двора. Над подъездом горела лампочка, но сам двор был почти не освещен. «Довольно странно для элитных домов», – подумал Плетнев, еще больше мрачнея.

– Так как? – переспросил он. – Вызвать наряд?

– И дать ему два года, или сколько там у вас за хранение, а то и вообще отпустить? – Митрохин хрипло рассмеялся. – Ну, уж нет! Мы будем действовать наверняка. По-взрослому. Возьмите его с поличным, когда он будет крепить взрывчатку к моей машине. Я не хочу рисковать.

Плетнев глянул в зеркальце заднего обзора на толстую, потную физиономию Митрохина и спросил:

– Скажите, Митрохин, с чего вы, вообще, взяли, что это произойдет сегодня?

Митрохин встретился с Плетневым взглядом и угрюмо пробурчал:

– Господин Плетнев, у вас свои информаторы, а у меня свои. И я им доверяю.

– И все-таки… – гнул свое Плетнев. – Почему вы не обратились в милицию?

Толстая щека Митрохина нервно дернулась, словно невидимая рука дала ему пощечину.