Две вины

– Мистер Роджерс мне говорил…

– Может, перекусим вместе? – предложил он и, дав мисс Кохалан несколько поспешных и противоречивых указаний, распахнул перед своей дамой дверь.

Они стояли на Сорок второй улице и дышали воздухом для избранных – его было так мало, что могло хватить одновременно лишь на несколько человек.

Был ноябрь, театральный сезон начался уже давно. Биллу стоило повернуть голову вправо – и там сияла реклама одного его спектакля, потом влево – и там горели огни другого. Третий шел за углом – тот, что он поставил вместе с Бранкузи и с тех пор зарекся работать на пару.

Они вошли в «Бедфорд-отель», и среди официантов и служителей поднялась суматоха.

– Как тут мило, – любезно, но искренне сказала девушка.

– Актерская берлога. – Он кивал каким-то людям. – Привет, Джимми… Билл… Джек, здорово… Это Джек Демпси… Я редко сюда хожу. Больше в Гарвардский клуб.

– Так вы учились в Гарварде? Один мой знакомый…

– Да.

Он колебался. Относительно Гарварда существовали две версии, и неожиданно он выбрал ту, которая соответствовала истине.

– В Гарварде. Меня там считали деревенщиной, никто знаться со мной не хотел, не то что теперь. На той неделе я гостил у одних на Лонг-Айленде – такой фешенебельный дом, боже ты мой, – так там у них двое светских молодчиков, которые в Кембридже меня в упор не замечали, вздумали панибратствовать, я им теперь, видите ли, «старина Билл».

Он еще поколебался и вдруг решил на этом поставить точку.

– Так вам что, работа нужна? – спросил он.

Он вдруг вспомнил, что у нее дырявые чулки. Перед дырявыми чулками он пасовал, терялся.

– Да. Иначе мне придется уехать обратно домой, – ответила она. – Я хочу стать балериной, заниматься русским балетом, знаете? Но уроки такие дорогие, вот и приходится искать работу. Заодно, я думала, немного привыкну к сцене.

– Пляски, значит?

– Нет, что вы, классический балет.

– Павлова, например, она разве не пляшет?

– Ну что вы! – Она ужаснулась, но потом продолжила свой рассказ. – Дома я занималась у мисс Кэмпбелл, вы, может быть, слышали? Джорджия Берримен Кэмпбелл. Ученица Неда Уэйберна. Она просто замечательная! Она…

– Да? – Он слушал рассеянно. – Дело нелегкое. В агентствах от актеров отбою нет, и послушать их всех, так они что угодно могут – до первой пробы. Вам сколько лет?

– Восемнадцать.

– Мне двадцать шесть. Приехал сюда четыре года назад без единого цента в кармане.

– Ну да?

– А теперь могу хоть сегодня прикрыть лавочку, мне хватит до конца жизни.

– Честное слово?

– В будущем году устрою себе отпуск на год. Женюсь… Айрин Риккер, слыхали про такую?

– Еще бы! Моя любимая актриса.

– Мы помолвлены.

– Правда?

Потом, когда они снова вышли на Таймс-сквер, Билл небрежно спросил:

– А что вы сейчас делаете?

– Работу ищу.

– Да нет же. Вот сейчас.

– Ничего.

– Может, зайдем ко мне, выпьем кофе? Я живу на Сорок шестой улице.

Глаза их встретились, и Эмми Пинкард решила, что в случае чего сможет за себя постоять.

В просторной светлой комнате-студии с огромным диваном в десять футов шириной она выпила кофе, он – виски с содовой, и его рука легла ей на плечи.

– С какой стати я должна вас целовать? – решительно сказала она. – Мы почти не знакомы, и, потом, вы помолвлены с другой.

– Пустяки. Она не рассердится.

– Так я и поверила!

– Вы хорошая девушка.

– Во всяком случае, не дура.

– Ну и ладно. Оставайтесь себе хорошей девушкой.

Она поднялась с дивана и встала рядом, свежая и спокойная и ничуть не смущенная.

– Я так понимаю, что теперь мне работы у вас не получить? – беззлобно спросила она.

Он думал уже о другом – о каком-то разговоре, о репетициях, – но, поглядев, опять увидел на ней дырявые чулки. И позвонил по телефону:

– Джо, это Нахал говорит… Что, думали, я не знаю, как вы меня называете?.. Ладно, ничего… Слушайте, вы уже набрали мне трех девушек для сцены с гостями? Ну так оставьте место, я вам сейчас пришлю одну южаночку.

И, довольный собою, гордо посмотрел на нее, чувствуя себя самым что ни на есть отличным малым.

– Прямо не знаю, как вас благодарить. И мистера Роджерса, – дерзко добавила она. – До свидания, мистер Мак-Чесни.

Он не снизошел до ответа.