– Я собираюсь устроить званый вечер.
– Ой, а меня пригласишь? – с шутливой дерзостью выкрикнула Мюриэл.
– Обед на семь человек: Мюриэл, Рейчел, я, ты, Дик, Энтони и этот парень по имени Ноубл. Он мне нравится. А еще Блокмэн.
Мюриэл и Рейчел выражали восторг тихим урчанием, миссис Гилберт моргала и лучезарно улыбалась, и тут Дик с небрежным видом задал давно не дававший покоя вопрос:
– Скажи, Глория, а кто этот Блокмэн?
Уловив в его тоне скрытую враждебность, Глория быстро повернулась к кузену:
– Джозеф Блокмэн? Да он из киношников. Вице-президент компании «Филмз пар экселенс». У них с отцом общие дела.
– Ах вот оно что!
– Так вы все придете?
Разумеется, придут все. Дату назначили за неделю. Дик поднялся с места и, облачившись в пальто, шляпу и шарф, изобразил на лице улыбку, обращенную ко всем присутствующим.
– Пока-пока! – весело помахала рукой Мюриэл. – Позвоните мне как-нибудь.
Ричарду стало стыдно за девушку, и он покраснел.
Бесславный конец шевалье О’Кифи
Наступил понедельник, и Энтони повел Джеральдин Берк обедать в «Бозар», после чего они отправились к нему на квартиру. Энтони выкатил маленький столик на колесах и, изучив хранившийся там запас спиртного, выбрал в качестве бодрящего средства вермут, джин и абсент.
Джеральдин Берк, работавшая билетершей у Китса, уже в течение нескольких месяцев скрашивала жизнь Энтони. Малышка требовала так мало, что Энтони к ней искренне привязался, так как после досадного случая с одной из дебютанток прошлым летом, когда после нескольких поцелуев от него ожидалось предложение руки и сердца, к девушкам своего круга стал относиться подозрительно. Его критический взгляд тут же отмечал все изъяны, будь то отсутствие внешнего изящества или недостаточная утонченность натуры. Но к простолюдинке, служившей билетершей у Китса, отношение совсем иное. Можно смириться с некоторыми особенностями характера у собственного лакея, но те же слабости совершенно непростительны для людей, которые стоят с тобой на одной ступени. Джеральдин, свернувшись калачиком у дивана, искоса поглядывала на Энтони, прищурив глаза.
– Ты ведь постоянно пьешь, верно? – неожиданно поинтересовалась она.
– Ну, в общем, да, – откликнулся Энтони, удивляясь заставшему врасплох вопросу. – А ты разве не пьешь?
– Нет. Ты же знаешь, иногда хожу на вечеринки раз в неделю, но выпиваю бокала два или три. А ты с приятелями пьешь не просыхая. По-моему, так и здоровье загубить недолго.
Слова Джеральдин растрогали Энтони.
– Значит, беспокоишься обо мне? Как мило с твоей стороны!
– Вот именно, беспокоюсь.
– Да не так уж много я и пью, – признался он. – Вот в прошлом месяце капли в рот не брал целых три недели. И вообще набираюсь по полной не чаще раза в неделю.
– Каждый день хоть чуть-чуть, да приложишься. А ведь тебе всего двадцать пять. Неужели нет никакой цели в жизни? Представь только, во что превратишься в сорок лет!
– Искренне надеюсь, что не протяну так долго.
Девушка только зацокала языком.
– Ну, ты спя-я-я-тил! – протянула она, смешивая очередной коктейль, и тут же спросила: – А вы, случайно, не родственники с Адамом Пэтчем?
– Он мой дед.
– Правда? – Девушка была явно заинтригована.
– Чистая правда.
– Забавно. Мой отец у него работал.
– Чудаковатый старик.
– А он добрый?
– Ну, в личной жизни он редко бывает противным без особой надобности.
– Расскажи о нем.
– Ну, что сказать, – задумался Энтони, – он весь высох, а на голове остатки седых волос, и кажется, что их растрепало ветром. Высоконравственный человек, что и говорить.
– И сделал много добра, – серьезно заявила Джеральдин.
– Вздор! – презрительно хмыкнул Энтони. – Благочестивый болван с куриными мозгами.
Джеральдин предпочла переключиться на другую тему:
– А почему ты с ним не живешь?
– А может, сразу податься в служки к пастору методистской церкви?
– Ну, ты спя-я-я-тил!
В знак неодобрения девушка снова цокнула языком. А Энтони удивился, сколько нравственной силы в душе этой маленькой бродяжки. Но что останется от моральных устоев, когда неумолимо надвигающаяся волна смоет ее с зыбкого островка респектабельности?
– Ты его ненавидишь?
– Да как сказать. Особой любви к нему никогда не питал. Никто не любит своих благодетелей.
– А он тебя ненавидит?
– Милая Джеральдин, – запротестовал Энтони, шутливо хмуря брови, – лучше сделай себе еще один коктейль. Я раздражаю деда. Стоит закурить сигарету, как он заходит в комнату и начинает недовольно сопеть носом. Он самодовольный зануда и порой лицемер. Я не стал бы пускаться с тобой в откровения, если бы предварительно не выпил. Да и какое это имеет значение.
Однако интерес Джеральдин ничуть не ослаб. Так и не пригубив бокал, девушка держала его большим и указательным пальцами, а в устремленном на Энтони взгляде сквозил благоговейный страх.
– Почему ты считаешь деда лицемером?
– Ну, может, и не лицемер, – согласился Энтони, теряя терпение. – Но ему не по душе все, что я люблю, да и вообще, на мой взгляд, личность деда не представляет никакого интереса.
Джеральдин лишь хмыкнула в ответ. Похоже, она наконец удовлетворила свое любопытство и снова забилась в уголок дивана, принявшись за коктейль.