Стеклянное лицо

Скалу в этом месте расколола вертикальная трещина метра полтора в высоту. У пола она расширялась, превращаясь в треугольное отверстие, наполовину засыпанное каменной крошкой. Наверное, в давние времена огромное тело горы содрогнулось, и так образовалась трещина. Ее закрывали ряды огромных прессов.

В пыли отпечатались следы кролика. Неверфелл уставилась на них. Легла на пол. Расчистила дыру от мусора. Всмотрелась, прижавшись щекой к земле. Разлом уходил в глубь скалы метра на три и там расширялся. Неверфелл прошиб пот, когда она поняла, что это край владений мастера Грандибля. Если там и есть туннель, она его никогда раньше не видела. Ее тренированный нос сыродела уловил тысячи нежных, незнакомых запахов.

Послушная ученица, она знала, что должна предупредить мастера Грандибля о прорехе в крепости. Но тогда он заделает эту прекрасную дыру, а Неверфелл к этому не готова. Впервые перед ней открылась дорога без единого замка.

Она помчалась в кабинет мастера, нашла карандаш и бумагу и оставила на столе записку:

КРОЛИК УБЕЖАЛ СКВОЗЬ ДЫРУ В СТЕНЕ ЗА ДАВИЛКАМИ. Я УШЛА НА ПОИСКИ.

Неверфелл удрала обратно к трещине. Ей действительно надо вернуть сбежавшего кролика, но не это было главной причиной, заставившей ее лезть в дыру.

«Я найду мадам Аппелин. Попрошу ее вернуть Стакфолтер Стертон. Я все исправлю».

У нее не было оснований считать, что мадам Аппелин к ней прислушается, и все же она верила. Неверфелл не могла выбросить из готовы это печальное и удивительно знакомое Лицо. Между ними словно протянулась невидимая нить, тащившая Неверфелл за собой.

Неверфелл с трудом протиснулась сквозь трещину и вывалилась по другую сторону стены. Отряхнула с косичек каменную пыль, ослабев от волнения и ужаса. Перед ней простирался очередной коридор, но это новый коридор, и пыль здесь другая на вкус, и этих стен не касалась ее рука. Завороженная, она трепетала, пробираясь на далекий отблеск света.

Наружу, пело ее сердце. Наружу, наружу, наружу.

Перекресток

Каждая клеточка тела Неверфелл пульсировала от жажды жизни. Все было новым, и все опьяняло.

Она слегка присыпала камнями трещину, чтобы скрыть выход, а потом медленно двинулась в путь, ощупывая неровные стены мозолистыми пальцами. Новая скала, чисто вырубленная, не потемневшая от времени и не поросшая лишайником. Откуда-то издалека доносились звуки, отражавшиеся эхом, и она поняла, что это голос мира, музыка, до сего момента заглушенная разделявшей их толстой стеной. Ей показалось, будто из ушей вынули затычки.

В самом большом замешательстве пребывал ее нос. За семь лет он привык к вездесущему запаху сыра, и она могла бы ходить по туннелям Грандибля с закрытыми глазами, ориентируясь на ароматы сырных головок. А сейчас эти запахи исчезли… вернее, сменились другими, не сырными. Холодный свежий запах недавно вырубленного камня, влажный аромат невидимых, пробуждающихся к жизни растений. Теплые запахи животных. Запахи людей – ноги, пот, грязные волосы, мыло… Запахов было очень много. Все это волной обрушилось на Неверфелл, и она обрадовалась, что на ней маска со знакомым духом старого бархата.

На фоне этих ароматов она уловила запах кроличьего испуга. Скоро Неверфелл наткнулась на маленькую пирамидку из влажных коричневых катышков. Кролик явно побежал сюда. Неверфелл на цыпочках подкралась к выходу из коридора, присела и выглянула наружу. Перед ней раскинулась самая большая пещера, какую она видела в жизни.

Куполообразная, метров пятнадцать в высоту, ярко освещенная. Стены испещрены выступами и карнизами, с потолка свисают желтовато-розовые сталактиты, а на них – огромные, величиной с ее голову, светильники-ловушки. Они испускали бледный свет и зевали, демонстрируя тонкие зубы. Неверфелл догадалась, что в этой пещере бывает много людей, поэтому растениям хорошо. Они ярко сияли, а это значит, что недавно здесь прошел кто-то живой.

В отдалении громоздилась неровная отвесная скала с огромным количеством широких уступов. На самых верхних уступах были проложены металлические рельсы, и по ним время от времени проносились черные стальные вагоны высотой в рост человека. Они вылетали из зияющей пасти одного туннеля, стучали по рельсам, рассыпая искры и испуская дым из маленьких труб, и скрывались в другом туннеле. Карнизы поуже, похоже, предназначались для пешеходов: они были огорожены перилами и соединялись веревочными лестницами. Пыльный пол пестрел следами колес. Неверфелл сообразила, что эта пещера служит огромным транспортным узлом.

На полпути между скалой и укрытием Неверфелл в полу пещеры располагалась заполненная водой чаша с приподнятым краем. Рядом были вбиты несколько ржавых колец, и к одному из них был прикован серый четырехногий зверь ростом с Неверфелл. Вспомнив рассказы Эрствиля, она поняла, что это шахтный пони, – на них по туннелям перевозили грузы. Неверфелл завороженно наблюдала, как пони пьет воду и фыркает. Серая шерстка, нос в крапинку, рябь на поверхности колодца, серебряные колокольчики на уздечке – она не могла оторвать взгляд.

Вдруг откуда-то высунулась бледная рука и похлопала пони по боку, и Неверфелл поняла, что рядом с животным кто-то есть. Судя по тени на стене, кто-то вроде нее, невысокий и худой, – может, ее ровесник или ровесница.

Сердце Неверфелл подпрыгнуло, но тело отреагировало рефлекторно. Внезапно она оказалась на полу, сжавшись в комочек и закрыв голову руками. Ее увидят. Великое Снаружи увидит ее. Она не готова. Думала, что готова, но нет.

– Эй!

Неверфелл отползла на пару метров, прежде чем услышала ответный крик и поняла, что возглас был адресован не ей. Она осторожно продвинулась вперед и выглянула в пещеру.

Там находились трое. Ближе к ней темноволосый мальчик примерно ее возраста расчесывал шкуру пони большой щеткой. Его лицо не выражало ничего, кроме ожидания приказа. Даже когда он оглядывался вокруг, выражение не менялось, словно он ждал инструкций от скал, лошади и фонарей. Предполагалось, что именно такое Лицо должно быть у рабочих, занимающихся монотонным физическим трудом.

Чуть дальше в маленькой деревянной повозке сидели две девочки – одна повыше, вторая пониже. Они болтали, но Неверфелл не сразу поняла, что они говорят на том же языке. Их речь лилась, как ручей, быстро, легко и свободно, и поначалу бедняжка Неверфелл разбирала только отдельные слоги. Как это не похоже на короткие рубленые реплики Грандибля. Они говорили еще быстрее, чем Эрствиль.

– …Надо срочно что-то делать, или нас бросят в колодец без веревки. Я бы с удовольствием позаботилась обо всем сама, но сейчас это невозможно. Мне нужна твоя помощь.

Старшая девочка говорила громче и увереннее, чем ее спутница. Лет пятнадцати на вид, с длинной светлой косой, спускавшейся на серое хлопковое платье. У нее были три любимые улыбки, которыми она явно гордилась. Когда она молчала, то регулярно меняла их одну за другой. Теплая и уверенная. Легкая и задумчивая. Любопытная и выжидательная, с легким наклоном головы. Разнорабочие и мальчики-посыльные, бывающие во владениях Грандибля, обычно пользовались только одной улыбкой. Эта девушка явно из более высокого социального слоя.

Вторая девочка, та, что ниже ростом, с убранными под чепец волосами, была полнее и вела себя не так уверенно. Неверфелл разглядела ее по-детски круглое лицо. Уголок рта неестественно изгибался книзу, а бровь поднялась вверх.

Тем временем мальчик запряг пони в повозку, повел его в сторону убежища Неверфелл… и скрылся в соседнем коридоре.

Близко, так близко! Неверфелл была совершенно очарована. Рукава платья белокурой девочки, усыпанные блестками в форме звездочек. Темная родинка на шее мальчика. Розовые, короткие, обкусанные ногти у маленькой полной девочки. Все такое новое, незнакомое и настоящее, и Неверфелл затошнило при одной только мысли о том, что в следующий миг все это исчезнет из ее жизни.

Глядя вслед маленькой повозке, Неверфелл заметила кое-что, отчего ее замутило еще сильнее. Сзади к повозке была прицеплена низкая тележка для багажа, и среди сундуков и коробок торчали кончики белых кроличьих ушей.

Конечно, у нее есть цель, и рано или поздно придется вернуться к мастеру Грандиблю. Нельзя даже помыслить о том, чтобы предстать перед ним без кролика.

Трое путников не заметили, как одетая в черное фигура в маске, из-под которой выбивалось облако рыжих косичек, выбралась из-за кучи мусора и поспешила следом. Миновав несколько широких коридоров, повозка свернула в узкий, грубо высеченный проход, единственным освещением в котором была лампа на посохе мальчика. Повозка замедлила ход, и Неверфелл увидела, что мальчик то и дело нагибается и убирает из-под колес камни. В сумраке Неверфелл осмелилась подойти ближе и, несмотря на эхо, смогла разобрать обрывки разговора.

– Боркас, тебе обязательно корчить эти странные Лица, когда я говорю? – спросила старшая девочка. – Очень отвлекает.

– У меня же сегодня прослушивание, ты забыла? Надо потренировать мышцы лица! – воскликнула младшая. Правда, Неверфелл не поклялась бы, что расслышала верно, – фраза прозвучала несколько неразборчиво, может, потому, что девочка продолжала тянуть уголок рта вниз.

– Ты бы лучше мозги потренировала, милочка! – парировала старшая. Несмотря на нетерпение, выражение ее лица и интонации оставались доброжелательными. – Ты забыла, какие у нас будут проблемы, если мы ничего не сделаем? Мадам Аппелин застала меня, когда я копалась в ее коробке. Как только она узнает, что мы – близкие подруги, то сразу поймет, кто привел меня на этот прием. Боркас, мадам Аппелин раз в году выбирает в академии Глиняную девочку, и вряд ли ею станешь ты, если она решит, что тебе нельзя доверять. И прослушивание не поможет.

Младшая, Боркас, обеспокоенно фыркнула.

– Ты обещала, что позаботишься об этом, – упрекнула она. – Ты сказала, что сделаешь так, что она обо всем забудет…

– И я бы это сделала, – перебила старшая. – У меня есть подходящее Вино. Но это сработает, только если она закажет Вино у моей семьи. Иначе я ничего не могу. Поэтому ты должна дать ей Вино во время прослушивания. Ведь все девочки приносят подарки создателям Лиц в жюри, не так ли?

Неверфелл вся обратилась в слух. Она знала, что каждый создатель Лиц нанимает нескольких девочек, на которых демонстрирует Лица потенциальным заказчикам. Девочек называют Глиняными потому, что их лицевые мышцы специально натренированы и оттого податливы, как глина или мастика. Самые удачливые потом тоже становятся создателями Лиц.

Но что самое важное, обе девочки знакомы с мадам Аппелин. Вдруг они помогут Неверфелл, покажут, где ее найти? Но тогда придется с ними заговорить.

Обмирая от страха, Неверфелл подкралась совсем близко к повозке. Она пыталась придумать какую-нибудь жизнерадостную фразу, которая их успокоила бы, но в голове царил хаос. Вскоре она смогла различить очертания девичьих голов на фоне слабого света лампы, длинную, изящную алебастровую шею старшей девочки и локоны Боркас. В полумраке подруги казались хрупкими ангелами.

– Прекрати трястись. – Старшая девочка демонстрировала теплую и уверенную улыбку, и в ее голосе звучали доброта и здравый смысл. – Тебе не о чем беспокоиться. Даже не надо принимать никаких решений. Я все за тебя сделаю. И всегда буду заботиться о тебе.

Эта сестринская забота внушила Неверфелл надежду. Ее беззащитное сердце изо всех сил устремилось навстречу девочкам, таким аккуратным и рассудительным. Может быть, все еще уладится. Она поговорит с ними, они же добрые. Они станут ее друзьями. Конечно, они еще ничего не знают, но если она пойдет за ними, будет их слушать, узнает их склонности, привычки и секреты, если заговорит с ними, они ее полюбят…

Поток взволнованных мыслей был нарушен внезапной переменой в настроении Боркас.

– Зуэль! Что это? – Ее голос исказился от страха.

– Что?

«Меня услышали? Увидели?»

– Я… я чувствую какой-то запах.

– Что? Погоди… да, я тоже. Пахнет чем-то испорченным… или… сыром?

Неверфелл удивленно втянула носом воздух. По ее мнению, этот туннель пах чем угодно, только не сыром. Но тут на нее снизошло понимание.