Ключ от сада
Через два дня после этого путешествия, проснувшись поутру, Мэри протёрла глаза, села в кровати и позвала Марту.
– Взгляни на пустошь! Нет, ты только взгляни!
Ливень прошёл, ночной ветер развеял серый туман и облака. Ветер стих, и над заросшей дроком и вереском равниной голубым шатром сияло высокое небо. Мэри никогда и не снилось, что небо может быть таким голубым. В Индии оно было раскалённое, пышущее жаром, – здесь же над головой, словно дивное бездонное озеро, сверкала голубая прохладная синева; кое-где в вышине плыли белоснежные барашки-облачка. Да и сама пустошь, привольно раскинувшаяся кругом, уже не лиловела мрачно вдали, словно туча, а нежно голубела.
– Да, – отозвалась Марта с добродушной ухмылкой. – Кажись, развиднелось. В это время такое бывает. За ночь вдруг тучи уйдут, словно они здесь и не были и никогда-то сюда не вернутся. Значит, дело к весне. Она ещё не сейчас наступит, а всё же весной уже веет.
– Я думала, в Англии всегда пасмурно и дождь идёт, – призналась Мэри.
– Ну нет, – возразила Марта, стоя у камина на коленях и выгребая золу. – Куда там!
– А что это значит – «куда там»? – серьёзно спросила Мэри.
В Индии туземцы говорили на разных диалектах, которые мало кто понимал, и поэтому она не удивилась, когда Марта употребила неизвестное ей выражение.
Марта рассмеялась – совсем как в то первое утро.
– Ну вот, – сказала она, – опять я по-деревенски сказала, а ведь мне миссис Медлок не велела. Это просто значит: «ничего подобного», – эти слова она произнесла медленно и раздельно, – да только скучно так говорить! Когда солнце светит, так в Йоркшире солнечно, как нигде. Я ведь тебе говорила: потерпи, тебе у нас ещё понравится! Вот ужо вереск зацветёт, и дрок, и ракитник – цветочки лиловенькие, бабочки над ними так и вьются, пчёлы жужжат. И жаворонки в небе заливаются. Ты на рассвете в вереск будешь, как наш Дикон, на цельный день убегать.
– А как я туда доберусь? – спросила с грустью Мэри, глядя в окно на синеющую вдали равнину. Она была такая огромная, непривычная, чудесная – и такого дивного цвета!
– Уж и не знаю, – покачала головой Марта. – Ты, кажись, отродясь своими ногами не ходила. Пяти миль не пройдёшь. Отсюда до моего дома – пять миль.
– Мне бы хотелось на него взглянуть!
Марта с удивлением посмотрела на неё, а потом опять взялась за щётки. Неприглядное худенькое личико уже не казалось ей таким угрюмым, как в первый день. Сейчас Мэри чем-то даже напомнила ей Сьюзен Энн, когда той чего-нибудь очень захочется.
– Я спрошу матушку, – пообещала Марта. – Уж она что-нибудь да придумает! У меня сегодня выходной, я как раз домой собираюсь. До чего же я рада! Миссис Медлок матушку очень уважает. Может, матушка с ней поговорит.
– Мне твоя матушка нравится, – заявила Мэри.
– Ещё бы! – отозвалась Марта, начищая каминную решётку.
– Только я её никогда не видала.
– Что верно, то верно, – подтвердила Марта.
Она села на пятки и в раздумье потёрла кончик носа тыльной стороной ладони.
– Она до того разумная, работящая и добрая, – продолжала Марта решительно, – что все её любят – и кто знает, и кто нет. Я когда домой возвращаюсь, то по дороге прямо прыгаю от радости, что сейчас её увижу.
– И Дикон мне нравится, – проговорила Мэри, – хотя его я тоже никогда не видала.
– Я же тебе говорила, – откликнулась Марта, – что его даже пташки и кролики любят, а уж про овец и лошадок, что на пустоши пасутся, и говорить нечего! Его даже лисы любят! Интересно, – и она в раздумье посмотрела на Мэри, – что-то Дикон о тебе скажет?
– Я ему не понравлюсь, – как всегда, холодно и спокойно отвечала Мэри. – Я никому не нравлюсь.
Марта продолжала в раздумье смотреть на неё.
– А самой себе ты нравишься? – спросила она так, словно ей и правда это было интересно.
Мэри ответила не сразу.
– Нет… пожалуй, – отвечала она. – Но я никогда об этом не думала.
Марта усмехнулась, словно вспомнила что-то.
– Это матушка меня так однажды спросила, – пояснила она. – Стоит она раз над корытом, стирает, как обычно, а я чего-то была не в духе и всех ругала, а она обернулась и спрашивает: «Вот что, голубушка, – говорит, – ты тут стоишь и болтаешь: и этот тебе не нравится, и тот не по душе. А сама-то ты себе нравишься?» Ну я рассмеялась и тут же опамятовалась!
Марта накормила Мэри завтраком и весело с ней распрощалась. Ей предстояло пройти среди вересков пять миль до дома, а потом вдвоём с матушкой всё перестирать, испечь хлеба на неделю и повеселиться.
Когда она ушла, Мэри заскучала. Без Марты в доме стало совсем одиноко. Мэри вышла в сад и несколько раз обежала вокруг фонтана. Она считала круги и, обежав десять раз, почувствовала себя лучше. При свете солнца всё вокруг преобразилось. Высокое голубое небо раскинулось над Мисселтвейтом и пустошью – Мэри поминутно подымала голову и вглядывалась в вышину, пытаясь представить, что она лежит на одном из белых облачков и тихонько скользит по небу. Интересно, что бы она при этом ощущала? Она прошла в огород – Бен Везерстаф работал там с двумя помощниками. Он тоже заметно повеселел и сам заговорил с Мэри.
– Скоро весна, – сказал он. – Чуешь, как пахнет?
Мэри втянула в себя воздух.
– Пахнет приятно, чем-то свежим и влажным, – согласилась она.
– Это землёй, – отозвался Бен и налёг на лопату. – Земля здесь хорошая, жирная. И настроение у неё хорошее: скоро будет ей работа! Она любит, когда весна наступает. Зимой она скучает – делать ей тогда нечего. А теперь уже внизу, в темноте, жизнь просыпается. Солнце грядки греет. Вот увидишь, скоро из земли первые побеги полезут.
– А что это будет? – спросила Мэри.
– Крокусы и подснежники, а ещё нарциссы. Ты видела их раньше?
– Нет. В Индии после дождей ужасно жарко и влажно и всюду зелень, – отвечала Мэри. – По-моему, там за одну ночь всё вырастает.
– Нет, эти за одну ночь не вырастут, – покачал головой Везерстаф. – Придётся тебе подождать. Они тут пробьются, там побег дадут, а через денёк, глядишь, и листочек раскроется, а там, может, и второй. За ними только углядывай!
– Я постараюсь, – пообещала Мэри.
Вскоре она услышала знакомый шелест крыльев – это опять прилетела малиновка. Она была такая весёлая и смелая, так прыгала у неё возле ног и так лукаво на неё поглядывала, что Мэри, не удержавшись, спросила Везерстафа:
– Как по-твоему, она меня не забыла?
– Забыла! – с негодованием фыркнул Везерстаф. – Да она каждую кочерыжку на огородах помнит, не то что людей! Раньше она здесь ни одной девчонки не видала, вот ей и любопытно про тебя узнать. Так что и не пытайся – от неё всё равно ничего не скроешь!
– А в её саду тоже жизнь пробуждается? – спросила Мэри.
– В каком это саду? – проворчал Везерстаф, внезапно помрачнев.
– Там, где старые розы растут. – Мэри так хотелось узнать про тот сад, что она не могла молчать. – Скажи, а цветы там все погибли или какие-то выжили? А розы там ещё есть?
– Ты у неё спроси, – отвечал Бен Везерстаф, кивнув на малиновку. – Она одна и знает. За десять лет туда никто больше не заглядывал.
«Десять лет, – подумала Мэри. – Какой долгий срок!»