Как стать леди

– Я заметила, – кивнула Эмили.

– На Керзон-стрит царит отчаяние. Утром я получила письмо от Миллисент. Она следующая после Аликс, и она пишет… о, она много чего пишет! Когда девушки понимают, что упускают свои возможности, они становятся болезненно раздражительны. Миллисент семнадцать, и она так красива! Роскошные золотисто-медные волосы, ресницы вдвое длиннее моих… – Агата снова вздохнула; ее губы, похожие на изящные розовые лепестки, задрожали. – Все просто в ужасе оттого, что сэр Брюс Норман отплыл в Индию.

– Он вернется, – попыталась обнадежить ее Эмили. – Хотя вполне может опоздать. А он знаком с Аликс?

Странно – на сей раз Агата покраснела. Ее нежная кожа отражала все эмоции.

– Он видел ее однажды, хотя в тот момент она была в классной комнате, и… и я не думаю…

Она внезапно замолчала и с несчастным видом уставилась в окно, выходящее в парк.

Эпизод с сэром Брюсом Норманом был кратким, практически мимолетным. Начало получилось неплохим. Они познакомились на балу и танцевали вместе, причем не один раз. У сэра Брюса имелись другие преимущества, кроме титула баронета и угольных шахт. Он был импозантным мужчиной с улыбчивыми карими глазами и живым умом, превосходно танцевал и раздавал изысканные комплименты. Ему прочили большое будущее. И он нравился Агате. Эмили порой думала, очень сильно нравился. А еще он нравился матери Агаты. Она находила его обаятельным. Однако после некоторого количества случайных и приятных встреч они неожиданно столкнулись на лужайке в Гудвуде, и он объявил, что уезжает в Индию. Эмили сделала вывод, что леди Агата по какой-то причине винила в его скоропалительном отъезде себя. Ее родители были не настолько вульгарны, чтобы открыто высказать это дочери, однако девушка поняла все без слов. И младшие сестры лишь укрепили ее подозрения. И она сообразила, что если бы Аликс, или Миллисент с ее копной золотисто-медных волос, или даже Ева, похожая на цыганку, получили такой сезон и такие наряды от Жака Дусе, любая из сестер со своим свежим лицом, точеным подбородком и изящным носиком не позволила бы ни одному интересному мужчине сесть на пароход до Бомбея.

В утреннем письме крутой нрав Миллисент взял верх над ее чувством меры и воспитанием, и милая Агата плакала горькими слезами. Так что для нее послужил утешением любезный комплимент лорда Уолдерхерста. Пусть он немолод, однако действительно очень хорош собой, а вокруг увиваются экзальтированные поклонницы, для которых он, возможно, лишь преходящее увлечение.

Они совершили прогулку; после быстрой ходьбы леди Агата буквально расцвела. За обедом она была восхитительна и вечером собрала вокруг себя толпу почитателей. Высокая и стройная, одетая во все розовое и вдобавок с венком из диких роз на голове – нимфа Боттичелли, да и только! Эмили видела, как лорд Уолдерхерст то и дело поглядывает на Агату. Он занял чрезвычайно выгодную позицию в уголке и поднес к глазам монокль.

Леди Мария не давала Эмили сидеть без дела – та обладала хорошим флористическим вкусом и почти сразу после приезда получила задание «взять на себя компоновку букетов».

На следующее утро Эмили вышла в сад пораньше, собрать букеты, пока не высохла роса, и как раз была в процессе срезания восхитительных соцветий сорта «Миссис Шерман Кроуфорд», когда обнаружила, что ей надлежит одернуть аккуратно подобранную нижнюю юбку, потому что в ее сторону направился маркиз Уолдерхерст. Инстинкт подсказывал, что он желает поговорить о леди Агате Слейд.

– А вы встаете раньше, чем леди Агата, – заметил маркиз, после того как пожелал ей доброго утра.

– Ее чаще приглашают погостить в деревню, чем меня, – ответила Эмили. – Когда мне случается отдыхать в сельской местности, я хочу каждое мгновение проводить на свежем воздухе. Утром здесь так чудесно! Не то что на Мортимер-стрит.

– Вы живете на Мортимер-стрит?

– Да.

– И вам там нравится?

– Там очень комфортно. Мне повезло. Хозяйка пансиона – прекрасная женщина. Она и ее дочь очень добры ко мне.

Утро выдалось божественным. Цветы были покрыты росой; солнце уже начало припекать и извлекало из них ароматы, наполняя нагретый воздух благоуханием. Маркиз поднес к глазам неизменный монокль и посмотрел в кобальтово-синее небо, а затем на заросли деревьев, где мелодично ворковала лесная горлица – а может быть, и целых две горлицы.

– Конечно, – заключил он, окинув взглядом местность, – здесь все не так, как на Мортимер-стрит. Значит, вы любите деревню?

– О да! – вздохнула Эмили. – Еще бы!

Она была не из тех, кто намеренно изъясняется высокопарным слогом, и не вкладывала в свое «О да!» ничего большего, чем простую любовь к сельским пейзажам, звукам и запахам. Однако когда Эмили подняла к Уолдерхерсту свои большие карие глаза, то подлинность ее эмоций придала этому восклицанию патетичность – так часто случалось, когда она не могла выразить чувства словами.

Лорд Уолдерхерст посмотрел на нее через монокль с тем же выражением лица, что и обычно, – оценивающе, но без какой-либо недоброжелательности или особого интереса.

– А леди Агата любит деревню? – осведомился он.

– Леди Агата любит все прекрасное, – ответила Эмили. – Потому что ее душа так же прекрасна, как и лицо.

– Вы полагаете?

Эмили отступила на шаг или два к розовому кусту, который карабкался вверх по стене из тускло-красного кирпича, и начала срезать цветы.

– Я полагаю, она прекрасна во всем. Характер, манеры… Она никого не разочарует и не совершит ошибок.

– Она вам нравится?

– Она очень добра ко мне!

– Вы часто говорите, что люди к вам добры.

Эмили замерла в некотором смущении. Она не нашлась с ответом и в силу своей скромности начала подозревать, что повторяет одно и то же и выглядит глупо. Растерявшись, она покраснела до корней волос и повторила неуверенно:

– Да, люди ко мне добры. Я… вы же знаете, мне нечего дать взамен, зато я всегда получаю от других очень много.

– Везет же вам! – проговорил его светлость, невозмутимо глядя ей в глаза.

Слова маркиза смутили ее, и Эмили испытала облегчение и в то же время сожаление, когда он, извинившись, оставил ее и двинулся навстречу другой ранней пташке, вышедшей на прогулку. По некоей загадочной причине Эмили Фокс-Ситон нравился маркиз. Возможно, воображение подогревали его харизма, а также неутихающие пересуды о нем. Он ни разу не сказал ничего особенного в адрес Эмили, хотя у нее почему-то сложилось впечатление, что это не так. Молчаливый, он никогда не выглядел скучным; произнес несколько хороших речей в палате лордов – не то чтобы блестящих, однако разумных и исполненных благородства. А еще написал два памфлета. Эмили чрезвычайно восхищал любой интеллект и, надо признать, те качества, которые могли сойти за ум. Она была невзыскательна.

Каждое лето леди Мария устраивала в Маллоу праздник для жителей деревни. Традиция насчитывала сорок лет, и церемония была яркой. Несколько сотен безумно счастливых деревенских ребятишек объедались булочками и пирожными и получали по чашке чаю, а затем для них организовывали соревнования с призами и другие развлекательные мероприятия – при содействии гостей вечеринки, которые добровольно выразили готовность помогать.

Задействован был далеко не каждый, хотя гости обычно находили мероприятия занятными. Никто не возражал против того, чтобы наблюдать процесс со стороны, к тому же многих приятно возбуждала праздничная атмосфера. Эмили Фокс-Ситон стала для леди Марии бесценной находкой. Оказалось, что можно очень легко, без малейших возражений, переложить на нее всю рутину! А организационной работы было много, хотя Эмили воспринимала все в другом свете. Она не отдавала себе отчета как в том, что выполняла для леди Марии огромную работу за свое, образно говоря, «жалованье», так и в том, что ее светлость, забавная и приятная дама, в сущности была абсолютной эгоисткой, не считающейся с другими. Пока Эмили Фокс-Ситон явно не показывала признаки усталости, леди Марии и в голову не приходило, что она может уставать; что она тоже состоит из плоти и крови и что ее крепкие ноги подвержены усталости от нескончаемой беготни туда-сюда. Ее светлость просто наслаждалась – приготовления идут полным ходом, всегда можно дать задание Эмили, и та все выполнит. Эмили составляла списки и делала расчеты, разрабатывала планы и занималась закупками. Она нанимала в деревне кухарок, чтобы испечь булочки и пирожные и вскипятить чай в медном котле; подыскивала женщин, которые помогут резать выпечку на порции, делать бутерброды и накрывать на стол; руководила установкой навесов, столов и скамеек; держала в голове другие бесчисленные вещи, которые нельзя упустить.

– Право же, Эмили, – говорила леди Мария, – я не знаю, как обходилась без тебя в предыдущие сорок лет. Нужно всегда приглашать тебя в Маллоу на время праздника.

Эмили относилась к тем общительным натурам, которые бурно радуются по любому поводу и неизменно получают удовольствие, наблюдая, как люди веселятся. Наслаждаясь атмосферой праздника, она носилась по деревне, видела по пути возбужденные лица детей, и ее глаза горели, а губы расплывались в улыбке. Когда она заходила в дом, где пеклись булочки, дети вертелись рядом, толкали друг друга и хихикали. Они собирались группами вокруг нее, отчасти от предвкушения, отчасти от живого интереса, побуждавшего их проявлять учтивость к Эмили, а когда она уходила, кланялись, – наверное, поклон еще сильнее отождествлял их с грядущим праздником. Они открывали рты и задорно хохотали, а Эмили кивала и улыбалась в ответ, испытывая почти такой же ребяческий восторг. Она радовалась так искренне, что не осознавала, как упорно трудилась весь день. Она была изобретательна и придумала много новых развлечений. Именно она, при участии садовников, с помощью зеленых ветвей преобразовала площадки под навесами в беседки и декорировала столы и ворота парка.

– Вы все ходите! – заметил лорд Уолдерхерст, когда Эмили спешила мимо. – Не считали, сколько часов провели сегодня на ногах?

– Мне нравится ходить, – на бегу ответила она, не упустив из виду, что маркиз пересел чуть ближе к леди Агате и что Агата, в большой шляпе с белыми газовыми воланчиками, похожа на серафима – глаза блестят, лицо сияет необычным светом. Девушка выглядела по-настоящему счастливой.

«Наверное, маркиз говорит ей нежности, – подумала Эмили. – Как будет счастлива Агата! У него хорошие глаза. Он может любую женщину сделать счастливой». С ее губ сорвался легкий вздох. Она начала уставать физически, хотя еще не вполне понимала это. Однако если бы не физическая усталость, в тот момент она даже не подумала бы, что сама она не из тех женщин, которым говорят всякие «нежности» и с которыми после этого случаются «приятные события».

– Эмили Фокс-Ситон, – заметила леди Мария, обмахиваясь веером, поскольку стояла ужасная жара, – производит на меня крайне интересный эффект. Она заставляет меня почувствовать себя щедрой. Мне хочется презентовать ей самые красивые вещи из гардероба родственников.

– Ты отдаешь мисс Фокс-Ситон одежду? – спросил Уолдерхерст.

– Ну не выбрасывать же. Я знаю, что вещи пригодятся Эмили. То, что она носит… это просто умиляет. Она проявляет немалую изобретательность, чтобы выглядеть достойно с минимальными затратами.

Лорд Уолдерхерст поднес к глазам монокль и посмотрел вслед удаляющейся от них мисс Фокс-Ситон, обратив внимание на ее прямую крепкую спину.

– Она и в самом деле хороша собой, – ненавязчиво вставила слово леди Агата.

– Что верно, то верно, – признал Уолдерхерст, – она довольно привлекательная женщина.

Вечером леди Агата пересказала Эмили комплимент и тем самым вогнала ее в краску.

– Лорд Уолдерхерст знаком с сэром Брюсом Норманом, – сообщила Агата. – Разве не удивительно? Маркиз говорил со мной о нем. Называл даровитым человеком.

– Вы приятно побеседовали, я не ошибаюсь? – спросила Эмили. – Когда я проходила мимо, вы оба выглядели так… так, словно рады обществу друг друга.