– Я буду возбуждаться, если она не будет приходить, – отвечал Колин, и глаза у него грозно засверкали. – Мне лучше! Это она так на меня подействовала! Пусть сиделка принесёт чаю и мне, и ей. Мы будем пить чай вместе.
Миссис Медлок и доктор Крейвен тревожно переглянулись. Однако делать было нечего.
– Он и вправду выглядит лучше, сэр, – решилась миссис Медлок. Однако, подумав, прибавила: – Впрочем, он и утром выглядел лучше, прежде чем она сюда явилась.
– Она ночью явилась! И долго со мной сидела. Она мне спела индийскую колыбельную, и я уснул, – горячо сказал Колин. – А когда проснулся, мне было лучше. Я захотел позавтракать. А сейчас я хочу чаю. Медлок, скажите сиделке.
Доктор Крейвен пробыл у Колина недолго. Он поговорил с вошедшей сиделкой и обратился со словами предостережения к Колину. Ему нельзя много говорить; нельзя забывать, что он болен, нельзя забывать, что он легко утомляется. «Как неприятно обо всём этом помнить», – подумала Мэри.
Вид у Колина был раздражённый, и он не отрывал своего странного взгляда от доктора Крейвена.
– Но я хочу забыть! – произнёс он наконец. – И она мне в этом поможет. Поэтому она мне и нужна.
Когда доктор Крейвен уходил, лицо у него было недовольное. Он с недоумением взглянул на Мэри, сидевшую на скамеечке. Стоило ему войти, как она снова стала скованной и молчаливой, и он никак не мог понять, что в ней привлекательного. Однако мальчик и правда повеселел – и доктор Крейвен, шагая по коридору, тяжело вздохнул.
– Вечно они меня пичкают едой, – пожаловался Колин, когда сиделка внесла поднос и поставила его на стол возле дивана. – Только я есть не хочу. Но если ты будешь есть, тогда и я поем. А эти булочки выглядят заманчиво – горяченькие! Ну а теперь рассказывай про раджу!
Глава 15
«Мы тоже гнездо вьём!..»
Всю неделю лил дождь, а потом наконец прояснилось, и солнце жарко засияло в высоком синем небе. Всю неделю Мэри было весело, хотя ей и не удалось побывать в тайном саду и повидаться с Диконом. Неделя пролетела быстро. Каждый день она подолгу сидела у Колина, рассказывая ему о радже, о садах, о Диконе и домике на пустоши. Они смотрели чудесные книжки с картинками, иногда Мэри читала Колину, а иногда он немножко читал ей. Когда Колина что-то занимало, он, как заметила Мэри, совсем не походил на больного – разве что всегда был бледен и не вставал с дивана.
– Ай да Мэри, – сказала как-то миссис Медлок. – Ты всех нас вокруг пальца обвела. Подслушала, встала с постели, да и выследила! Сказать по правде, нам всем это только на пользу пошло! С тех пор как вы с Колином подружились, он хныкать бросил, да и истерики не закатывал. Сиделка уже совсем было хотела от места отказаться, до того он ей надоел! А теперь, когда ты с ней вместе стала дежурить, говорит, что не прочь и остаться.
И она улыбнулась.
Мэри внимательно следила, чтобы, беседуя с Колином, не проговориться о таинственном саде. Ей нужно было кое-что у него узнать, но спрашивать напрямик не хотелось. Ей было приятно болтать с ним, но надо было выяснить два вопроса. Во-первых, умеет ли он хранить тайну? Он совсем не походил на Дикона, но мысль о никому не известном саде его увлекла. Пожалуй, ему можно довериться. Хотя она всё-таки слишком недавно его знает и может ошибиться. Ну а второй вопрос был такой: если можно довериться, по-настоящему довериться, нельзя ли как-то устроить так, чтобы по секрету от всех вывезти его в сад? Доктор из Лондона велел ему дышать свежим воздухом, и сам Колин говорит, что согласен дышать свежим воздухом в таинственном саду. Может, он там вовсю надышится, познакомится с Диконом и малиновкой, увидит, как всё вокруг зеленеет, и не будет больше так много думать о смерти?
В последнее время, проходя мимо зеркала, Мэри заметила, что она уже вовсе не та бледная девочка, какой была по приезде из Индии. Сейчас вид у неё стал куда лучше! Даже Марта заметила в ней перемену.
– Здешний воздух тебе на пользу, – сказала она Мэри. – Ты уже не такая жёлтая да худая. Даже волосы уже не висят как палки. Они просто ожили и окрепли.
– Совсем как я сама, – отвечала Мэри. – Я тоже ожила и окрепла! А волосы у меня стали, по-моему, гуще.
– Кажись, так оно и есть, – согласилась Марта и потрепала Мэри по голове. – Так-то оно лучше! И щёки, глянь-ка, порозовели.
«Если свежий воздух и сад пошли мне на пользу, – подумала Мэри, – может, они и Колину помогут? Но вдруг он не захочет познакомиться с Диконом? Ведь он не любит, чтобы на него глядели».
– А почему ты сердишься, когда на тебя смотрят? – спросила она как-то Колина.
– Не выношу я этого, – отвечал он. – Даже когда совсем маленьким был, не выносил! Помню, меня отвезли к морю, я там лежал в коляске, и все на меня глазели, а дамы подходили поговорить с моей нянькой. Потом начинали шептаться, а я знал: они о том, что я на этом свете не жилец. Некоторые гладили меня по щеке и говорили: «Бедное дитя!» Как-то одна дама меня погладила, а я закричал и укусил её за палец. Она так испугалась, что поскорей убежала.
– Подумала, что ты взбесился, как собака, – заметила Мэри без тени одобрения.
– Мне всё равно, что она подумала, – нахмурясь, отозвался Колин.
– А почему ты не кричал и не кусался, когда я вошла к тебе в комнату? – спросила Мэри с улыбкой.
– Я думал, ты сон или привидение, – признался Колин. – А их ведь не укусишь, да и криком не спугнёшь!
– А тебе будет очень неприятно… если на тебя посмотрит один мальчик? – спросила Мэри неуверенно.
Колин откинулся на подушку и с минуту помолчал.
– Есть один мальчик, – медленно, словно обдумывая каждое слово, проговорил он, – против которого я бы не возражал. Тот, который знает, где лисы живут… Дикон.
– Он бы тебе понравился, – подтвердила убеждённо Мэри. – Я уверена.
– Птички ведь не против, – произнёс он задумчиво, – и другие животные тоже. Значит, и я не против. Он вроде как заклинатель животных, а я – животный мальчик!
И он рассмеялся, и Мэри вместе с ним. Кончилось тем, что они долго хохотали – так им понравилась мысль о «животном мальчике», который прячется в свою норку.
А Мэри поняла, что может не беспокоиться из-за Дикона.
В то первое утро, когда небо опять засияло, Мэри проснулась очень рано. Косые лучи солнца проникали сквозь шторы, и это было так славно, что Мэри выпрыгнула из постели и подбежала к окну. Она подняла шторы и распахнула окно – на неё пахнуло свежестью и благоуханием. Вдали голубела вересковая пустошь – весь мир был словно заколдован. Откуда-то неслись нежные звуки, будто птицы настраивали голоса перед концертом. Мэри высунула руку – солнце упало на неё.
– Как тепло! – воскликнула она. – Просто теплынь! Вот уж будет корням и луковицам работа! А зелень полезет из земли изо всех сил!
Встав на колени, Мэри высунулась подальше в окно, вдохнула полной грудью воздух и рассмеялась, вспомнив, как миссис Сауэрби сказала, что у Дикона нос дёргается, как у кролика.
«Должно быть, ещё очень рано, – подумала она. – Облачка розовые-прерозовые, а такого неба я в жизни не видала! Нигде ни души… Даже конюхов не слышно».
Вдруг она спрыгнула с подоконника.
– Не могу ждать! Хочу посмотреть на сад!
Мэри уже умела сама одеваться, и не прошло и пяти минут, как она была готова. Она знала, что в доме есть небольшая боковая дверь, которую она сумеет сама отпереть, и, не надевая ботинок, поспешила вниз. В холле она обулась, сняла с двери цепочку, отодвинула засов, повернула ключ и, распахнув дверь, выбежала за порог. И вот она стоит на траве, которая вдруг стала мягкой и зелёной, тёплый воздух овевает её, солнышко греет, а со всех деревьев и со всех кустов несутся песни, трели, щебетанье. В восторге Мэри сжала руки и подняла глаза к небу: розовато-голубое, жемчужно-белое, оно ярко, по-весеннему сияло, и она поняла, что ей тоже хочется петь и заливаться трелями и что жаворонки, дрозды и малиновки просто не могут иначе. Мэри побежала прямо по дорожкам меж живых изгородей к своему саду.
«Как всё изменилось, – думала она. – Трава зазеленела, из земли лезут ростки, всё раскрывается, на деревьях почки набухли. Дикон сегодня наверняка придёт».
От долгого тёплого дождя цветы вдоль дорожки у дальней стены тоже изменились. У корней появились новые ростки, и тут и там среди стеблей крокусов проблёскивало то лиловым, то жёлтым. Полгода назад Мэри и не заметила бы, что всё вокруг пробуждается; теперь же ничто не ускользало от её взгляда.
Подойдя к дверке, скрытой за плющом, она вздрогнула от странного раскатистого звука. Это каркнул ворон, сидевший на стене её сада, – Мэри подняла глаза и увидела большую птицу в иссиня-чёрном блестящем оперении, внимательно смотревшую на неё. Никогда раньше Мэри не видела ворона так близко – ей стало не по себе, но он в ту же минуту взмахнул крыльями и медленно полетел через сад. «Хоть бы он там не задержался», – подумала Мэри и, распахнув дверку, поискала ворона глазами. Пройдя подальше, она увидела, что ворон в саду и улетать не собирается, уселся на карликовую яблоньку, а под яблонькой лежит какой-то рыжий зверёк с пушистым хвостом, и оба смотрят на склонённую спину и рыжую голову Дикона, который стоит на коленях и что-то копает.
Мэри бросилась к нему.
– Ой, Дикон, Дикон! – закричала она. – Как это ты сюда так рано добрался? Нет, правда, как? Солнышко только-только встало!
Дикон со смехом поднялся с колен. Волосы у него растрепались, лицо сияло, а глаза синели, словно два кусочка неба.
– А?а! – протянул он. – Я ещё до рассвета поднялся. Разве в такой день можно спать? Утро сегодня как в первый день творенья, право слово! И всё гудит, спешит, корябается, свиристит, вьёт гнёзда и пахнет так, что понимаешь: нечего валяться, вставай! Когда солнышко на небо выскочило, природа как с ума сошла от радости! Кругом вереск, я бегу со всех ног, кричу и пою. Прямым ходом сюда! Разве я мог не прийти? Ведь сад-то меня ждал!
Мэри прижала руки к груди, задыхаясь, словно тоже бежала через пустошь.
– Ах, Дикон, Дикон! – проговорила она. – Я так рада, так рада, что просто дух захватывает!
Видя, что Дикон разговаривает, рыженький зверёк с пушистым хвостом покинул своё место под деревом и приблизился к нему, а ворон каркнул и, слетев с ветки, уверенно уселся к нему на плечо.