Еретики Дюны

«Порочные, злокозненные, отвратительные, грязные тлейлаксианцы! Глупые тлейлаксианцы! Предсказуемые тлейлаксианцы! Высокомерные тлейлаксианцы!»

Даже верные слуги Пророка пали жертвой этого мифа. Одна плененная Говорящая Рыба кричала в этой самой комнате в лицо Великому Мастеру: «Долгое притворство создает настоящую реальность! Вы действительно стали мировым злом!» Они убили ее, и Пророк ничего не смог поделать.

Как мало все эти чужаки понимали самоограничение Тлейлаксу. Высокомерие? Но пусть они примут в расчет, сколько тысячелетий приходилось тлейлаксианцам ждать часа своего восхождения.

Spannungsbogen!

Слово древнего, давно умершего языка само собой скатилось с языка Ваффа. Тетива лука! Как сильно надо натянуть лук, прежде чем отпустить тетиву? Чем сильнее она будет натянута, тем с большей силой стрела поразит цель!

– Машейхи ждали дольше других, – прошептал Вафф. Здесь, в надежной тиши своей башни, он осмелился еще раз произнести это слово: – Машейхи.

Кровли крыш засверкали в лучах восходящего тлейлаксианского солнца. В городе пробуждалась жизнь. Вафф полной грудью вдохнул воздух, наполненный родными сладковато-горькими запахами, и закрыл окно.

Этот момент уединенного наблюдения придал Ваффу чувство обновленности. Отойдя от окна, он облачился в белый почетный халат, которому были обязаны поклоняться все домели. Накидка совершенно скрыла приземистое тело Ваффа, он чувствовал себя так, словно на нем надеты доспехи.

Доспехи Бога!

– Мы – народ Ягиста, – напомнил Мастер своим советникам прошлой ночью. – Все остальные – лишь граница. Только с одной-единственной целью мы питали миф о нашей слабости и злокозненности. Только с одной. И даже Бене Гессерит поверил нашей игре!

Советники, а их было девять, сидевшие в подземном зале – сагре, – понимающе улыбнулись. То было суждение в духе гхуфран, они знали это. Стезя, которую определил для себя Тлейлаксу, всегда была ложем, поддерживавшим праведный цветок гхуфрана.

Правда заключалась даже в том, что Вафф, самый могущественный из всех тлейлаксианцев, не мог покинуть свой мир и снова вернуться в него без унизительной процедуры возвращения в гхуфран, для чего надо было молить о прощении за контакты с чужаками и осквернение их грехами. Выход за пределы мира и пребывание среди повиндах могло растлить даже самых сильных. Хасадары, которые надзирали за порядком на границах и охраняли селамлик женщин, могли заподозрить в грехопадении любого, в том числе и Ваффа. Да, он принадлежал народу и кехлю, но должен был доказывать это каждый раз после того, как покидал пределы родины или посещал селамлик, чтобы оставить там свое семя.

Вафф пересек комнату и остановился возле большого зеркала, рассматривая свою закутанную в накидку фигуру. Для людей повиндах – он хорошо это понимал – Вафф был всего лишь коротышкой ростом не более полутора метров. Волосы, глаза и кожа имели сероватый тусклый оттенок. На овальном лице выделялся крошечный ротик и выступающие острые зубы. Лицеделы могли имитировать его наружность и рассыпаться по приказу машейхов, но ни одного машейха или хасадара нельзя было ввести в заблуждение относительно подлинности Мастера. Одурачить можно было лишь легковерных повиндах.

За исключением Бене Гессерит!

При одном воспоминании лицо Ваффа искривилось в злобной гримасе. Ничего, эти ведьмы скоро будут иметь дело еще с одним лицеделом.

Никто еще так хорошо не овладел генетическим языком, как Бене Тлейлаксу, успокоил себя Вафф. Мы имеем полное право называть этот язык «языком Бога», ибо Бог дал нам силу разгадать его.

Вафф шагнул к двери и остановился в ожидании утреннего звонка. У Ваффа не было слов, чтобы описать всю гамму чувств, которые в этот момент обуревали его. Время развертывалось перед ним, как бесконечный свиток. Он не спрашивал себя, почему Послание Пророка было услышано только ими – приверженцами Бене Тлейлаксу. Это дело Бога, и в этом смысле Пророк был лишь Его дланью, заслуживавшей преклонения только потому, что Пророк был Его Вестником.

Ты приготовил их для нас, о Пророк.

А этот гхола на Гамму, нынешний гхола, воистину стоил столь долгого ожидания.

Прозвучал утренний колокол, и Вафф вышел в зал. Ему навстречу поднялись фигуры в таких же белых одеждах. Все направились на балкон приветствовать восходящее солнце. Сейчас Вафф – махай и абдель своего народа – мог олицетворять весь Тлейлаксу.

Мы – воплощение законов Шариата, последние во вселенной.

Только в наглухо закрытых покоях своих братьев маликов мог он высказать вслух свои мысли, но знал, что их разделяют все, кто его окружает. Работа этой мысли воплотилась в делах и поступках машейхов, домелей и лицеделов. Парадокс родственных уз и социальной идентичности, который пропитывал весь кхель – от первого машейха до последнего домеля, вовсе не казался парадоксом Ваффу.

Все мы работаем во имя одного и того же Бога.

Лицедел под маской домеля низко поклонился и распахнул дверь на балкон. Вафф, выйдя на балкон во главе своей многочисленной свиты, едва заметно улыбнулся, узнав лицедела. Всего-навсего домель! Это была родственная шутка, но лицеделы не были родными. Они были лишь конструкциями, инструментами, орудиями, как гхола, который сейчас пребывает на Гамму. Все они – орудия, созданные посредством Божьего языка, на котором могут говорить только машейхи.

Вместе со всеми, кто вышел с ним на балкон, Вафф совершил обряд поклонения солнцу. Он испустил клич абделя и услышал, как этот крик отозвался в самых отдаленных уголках города.

– Солнце не есть Бог! – выкрикнул Вафф.

Нет, солнце – это всего лишь символ бесконечной силы и милости Бога – еще один инструмент, еще одно орудие. Вафф чувствовал себя очищенным после ночного погружения в гхуфран и утреннего ритуала – то было подлинное обновление. Теперь можно считать законченным поход к повиндах. Братья по вере шли впереди, пока мастер шествовал по внутреннему коридору к движущемуся переходу, который доставил его в центральный сад, где должны были ждать советники.

Это был очень удачный поход к повиндах, подумал Вафф.

Каждый раз, покидая внутренние покои Бене Тлейлаксу, Вафф чувствовал себя так, словно совершал лашкар, военный поход, целью которого была месть, реванш, который его люди называли Бодалом. Это слово всегда писали с большой буквы и держали в тайне, Бодал утверждался в умах с помощью гхуфрана и кхеля. Так вот, этот последний лашкар был весьма успешным.

Вафф спустился в центральный сад, освещенный солнечными лучами с помощью системы призматических отражателей, установленных на крышах окрестных домов. Посередине сада виднелся выложенный щебнем круг, в середине которого бил, переливаясь на солнце, небольшой фонтан. Фонтан был окружен оградой из белого камня, по одну сторону ее находилась лужайка. Она была расположена на таком расстоянии от фонтана, чтобы на ней было прохладно, но чтобы брызги воды не долетали до присутствующих и не мешали ведущемуся вполголоса серьезному разговору. На подстриженной зеленой траве располагались десять узких скамей из древнего пластика – девять были расставлены полукругом, а впереди него помещалась десятая, точно такая же скамья.

Остановившись на краю лужайки, Вафф с удивлением отметил, что никогда прежде зрелище этого великолепного места не доставляло ему такого наслаждения. Скамьи были темно-синего цвета, цвета, присущего материалу, из которого они были сделаны. Столетия употребления оставили на скамьях следы – полукруглые углубления на подлокотниках и на сиденьях, где бесчисленные седалища тоже оставили свой весомый след. Однако цвет сидений оставался нетронутым – глубокая синева ласкала глаз.

Вафф уселся на предназначенную для него скамью и впился глазами в сидевших напротив советников и принялся обдумывать слова, которые должен был сейчас произнести. Тот документ, который он принес из своего последнего лашкара и ради которого был, собственно говоря, затеян поход, пришелся как нельзя более кстати. Само его название, не говоря уже о содержании, служило истинным посланием для Тлейлаксу.

Из внутреннего кармана Вафф извлек тонкую пластинку ридулианского хрусталя. На лицах девяти советников сразу же отразился повышенный интерес, не уступавший его собственному. Кроме интереса, лица советников выразили ожидание. Все они уже читали в кхеле этот документ: «Манифест Атрейдесов». В их распоряжении была целая ночь для обдумывания этого манифеста. Теперь настало время обсуждения. Вафф положил документ себе на колени.

– Я предлагаю распространить этот документ как можно шире, – произнес Вафф.

– Без изменений? – спросил Мирлат, советник, который больше всех занимался вопросами трансформации гхола. Мирлат, в этом нет сомнения, претендовал на должности махая и абделя. Вафф внимательно посмотрел на тяжелую, широкую нижнюю челюсть советника, отметив хрящевые выросты, свидетельствовавшие о солидном возрасте Мирлата – ему было уже несколько сотен лет.

– В том самом виде, в каком он попал к нам в руки, – отпарировал Вафф.

– Это опасно, – возразил Мирлат.

Вафф повернул голову вправо, и его детский профиль вырисовывался теперь перед глазами советников на фоне белой ограды фонтана. Рука Господня на моей стороне! Небо над его головой было словно отполированное, похожее на искусственный свод, воздвигнутый в старые времена над Бандалонгом, самым древним городом Тлейлаксу, для защиты первопроходцев от суровых условий новой планеты. Лицо его оставалось мягким и вкрадчивым, когда Вафф снова повернул его к советникам.

– Для нас это совершенно не опасно, – сказал он.

– Это только ваше мнение, – проговорил Мирлат.

– Тогда давайте выслушаем все мнения, – сказал Вафф. – Надо ли нам бояться Икса и Говорящих Рыб? Естественно, нет. Они уже давно наши, хотя и не подозревают об этом.

Вафф помолчал, давая советникам возможность осмыслить его слова. Все они, впрочем, знали, что новые лицеделы заседали в Высших Советах Икса и Говорящих Рыб, и никто до сих пор не обнаружил подмены.

– Гильдия не выступит против нас и не станет вредить нам, потому что мы единственный источник меланжи для нее, – сказал Вафф.

– Тогда зачем многие из Досточтимых Матрон вернулись из Рассеяния? – потребовал ответа Мирлат.

– Мы будем иметь с ними дело, если этого потребуют обстоятельства, – произнес Вафф. – И в этом нам помогут потомки нашего народа, которые добровольно отправились в страны Рассеяния.

– Время действительно кажется наиболее подходящим, – пробормотал один из советников.

Вафф посмотрел в его сторону – Торг Младший. Что ж, один голос в его поддержку уже обеспечен.

– Но Бене Гессерит! – воскликнул Мирлат.

– Я думаю, что Досточтимые Матроны уберут этих ведьм с нашего пути, – сказал Вафф. – Они уже перегрызлись между собой, как звери в цирке.

– Что будет, если найдут автора этого манифеста? – спросил Мирлат. – Что будет тогда?