Персиваль Кин

В то время с обломка фок-мачты кто-то закричал нам:

– На грот мачте, алло!

– Алло! – отвечал Кросс.

– У вас ли капитан?

– Здесь, – отвечал Кросс, – жив и здоров!

Дружное ура грянуло вместо ответа и тронуло меня до глубины сердца. Я вполне оценивал привязанность людей, которые вспомнили обо мне в таком положении. Мне стало грустно, когда, осматриваясь кругом, я увидел, что из них осталось не более сорока человек. Однако наступало время действовать.

– Кросс, – сказал я, – теперь тихо, и, чем оставаться здесь, нам лучше доплыть до фрегата и усесться на нос, который торчит из воды. Там нас скорее увидят с какого-нибудь корабля.

– Правда ваша, – отвечал Кросс и с этим словом бросился вплавь к фрегату. Я последовал за ним, И так как расстояние до него было не более сорока сажен, то мы скоро добрались и влезли на бак. Некоторые из матросов последовали за нами, но одни, изнемогая от усталости, погружались в море, другие остались замертво на мачтах, как окоченелые трупы. На обломках фрегата нас собралось только двадцать шесть человек.

Мы обрадовались, найдя это пристанище, и улеглись на палубе. Около полудня сон заставил несчастных забыть на время свои страдания. Кросс, я и один из матросов с переломленною рукою бодрствовали вместе. Последний не мог заснуть от чрезмерной боли и, кроме того, мучился жаждою.

С юга дунул ветерок и оживил в нас надежду. Наступала ночь, и люди все еще спали. Мы с Кроссом также последовали их примеру. Ночь была холодная, и, проснувшись поутру, мы были измучены жаждою. Все просили воды. День показался нам ужасным и томительным. Мы изнемогали. Я снова заснул, но Кросс разбудил меня.

– Капитан, дождь идет. Если прикажете, мы наберем воды.

– Буди всех, Кросс. Нельзя терять такого случая, он может спасти нам жизнь.

Матросы мигом вскочили на ноги и стали сбирать дождевую воду, кто как мог. Вытащив из люка два ведра, они наполнили их водою. Между тем солнце разогнало тучи, и жар сделался нестерпимым. Вдруг на западе показался парус. Судно шло к нам, и скоро мы рассмотрели, что то был куттер. Он увидел нас, спустил шлюпку, и через минуту, войдя на палубу куттера, мы благодарили Небо за свое избавление.

Командир сказал нам, что он никак не предполагал, что мы разбились, хотя знал о погибели «Астреи». Однако мы не в состоянии были много говорить и, подкрепив себя пищею, крепко заснули в чужих койках. Долгий сон освежил меня, и за завтраком я позабыл прежнее горе. Куттер шел к острову Гельголанду, где мы могли найти средства возвратиться в Англию.

– У меня есть к вам письма, капитан Кин, – сказал лейтенант, командовавший куттером.

– Благодарю вас; мне будет очень приятно прочесть их.

Он принес мне большой пакет, и я начал рассматривать письма. Прежде всего мне попались казенные бумаги, но я отбросил их в сторону, потому что, потеряв фрегат, не мог иметь в них нужды. Три письма присланы были из Англии, одно от лорда де Версли, в котором он писал, что чувствует себя нездоровым. Второе было от матушки, третье с черною печатью от мистера Вардена, который извещал меня о внезапной кончине лорда де Версли.

Это известие поразило меня, как громом. Мистер Варден писал далее, что лорд оставил мне свое имение, то есть все, что мог оставить.

– О, лучше бы он оставил мне одно только имя! – вскричал я с горестью.

– Что с вами, капитан Кин? – спросил Кросс, входя в каюту.

– Я получил очень дурные вести. Лорд де Версли умер.

– Дурные вести, очень дурные, – отвечал Кросс, – это хуже, чем потерять фрегат. Но, капитан Кин, потеряв и отца, и фрегат, вы должны еще благодарить Бога за свое спасение.

Я отвернулся, потому что сердце мое было полно горести. Кросс вышел, чтобы меня не беспокоить. На другой день мы пришли к Гельголанду, и губернатор просил меня жить у него, пока не представится случай отправить нас в Англию.

Я был неутешен. Внезапная смерть лорда де Версли оставила меня без покровителя и разрушила все мои планы. Мне казалось, что предмет моих долгих исканий навсегда для меня потерян. Вся надежда, быть когда-нибудь признанным лордом де Версли, навсегда для меня исчезла. Потеря прекрасного фрегата и такого множества людей еще более меня беспокоила. Я знал, что военный суд оправдает меня, но со смертью лорда де Версли, терял всю надежду на повышение.

Через два дня Боб Кросс пришел ко мне и нашел меня совершенно расстроенным. Он старался ободрить меня и сказал между прочим:

– Что касается до потери фрегата, капитан, то никакие человеческие усилия не могли бы спасти его, и никто лучше вас не исполнил своей обязанности; и, мне кажется, что теперь вам необходимо показать, что ваше рвение к службе еще сильнее прежнего.

– Каким же образом?

– Вам известно, капитан, что французы теперь бегут из России. Говорят, что они выгнаны из Гамбурга, и я слышал, что канонерские лодки идут отсюда, чтоб действовать против Куксгавенских батарей. Вы можете со своими матросами присоединиться к ним, и это лучше, чем сидеть здесь без дела.

– Хорошо, я подумаю. Через час приди ко мне за ответом.

Кросс вышел, а я остался в нерешимости, как вдруг приехал губернатор отдать мне визит. После первых приветствий я завел разговор об экспедиции. Он сказал мне, что русские вошли в Гамбург, что французские гарнизоны в Куксгавене находятся в большом расстройстве, и что две канонерские лодки готовятся атаковать укрепления.

«Гамбург, – подумал я. – Минна со своим отцом также находится в Гамбурге». Воспоминание о ней родило во мне новые чувства и возбудило воображение. Я сказал губернатору, что желал бы со своими людьми присоединиться к экспедиции, и он с радостью согласился на мою просьбу.

Наши сборы были недолги. Не имея при себе ничего, кроме платья, мы не теряли напрасно времени. Выбрав тихое и ясное утро, мы снялись с якоря и, войдя в реку, увидели, что французы уже оставили батареи. Я с Кроссом поселился на берегу, а лодки пошли в погоню за приватиром.

Глава XLII

Через два или три дня, утомленный бездействием и торопясь скорее добраться до Гамбурга, я предложил Кроссу ехать туда вместе со мною. Нам сказали, что по Гамбургской дороге беспрестанно встречаются партии французов, и мы, избегая такой неприятной встречи, решились ехать через Люнебург, из которого жители выгнали недавно французский гарнизон.

Мы прибыли благополучно, но через несколько дней разнеслись слухи, что французы идут с новыми силами, чтобы снова занять город. Жителей объял такой страх, что они не думали о защите, и в то самое время, когда я старался удержать бегущих, французы вступили в город, и два кирасира схватили меня и Кросса. Нас привели к генералу, который грубо спросил нас, кто мы такие. Я отвечал по-французски, что мы английские офицеры.

– Взять их, – сказал он. – Я покажу пример, который не скоро забудут.

Нас взяли под караул и заперли на ночь. Утром кирасир заглянул к нам в дверь. Я спросил его, позволят ли нам есть?

– Не стоит, мой друг, – ответил он. – У вас не будет времени на пищеварение, потому что через полчаса вас расстреляют.

– Он не советует нам ничего есть, потому что через полчаса нас расстреляют.

– Что ж, разве прежде расстреляют, а потом будут судить?

– Не знаю, мне только жаль, что я впутал тебя в беду.

– Мне жаль бедную Дженни, – отвечал Кросс, – но… чему быть, того не миновать.

Разговор наш прерван был приходом французских солдат, которые дали нам знак следовать за ними. Нас привели на площадь, где собрано было до трехсот французов. В стороне стояло несколько граждан с завязанными глазами и руками: их готовились расстреливать.

– Посмотри, Кросс, – сказал я, – какая горсть французов взяла город. Если бы жители хотели сопротивляться, то насмеялись бы над ними вдоволь.

– Надеюсь, что теперь им не до смеха.

– Aliens, – сказал нам капрал.

– Куда? – спросил я.

– Туда, к вашим друзьям, – отвечал он, показывая на несчастных, которых готовились расстрелять.

– Я хочу говорить с генералом, – сказал я.

– Нельзя; ступайте, куда велят.