Мормонские старейшины начали с того, что преклонили колени, воздели руки и возвели очи горе и принялись громогласно молиться. Прежде чем они окончили молитву, внезапная мысль осенила фермера, который спокойно вышел из дома, вернулся через минуту и терпеливо ждал, пока старейшины кончили молитву. Затем он почтительно попросил у них разрешения предложить им несколько вопросов по поводу чуда. Они ответили, что ничего не имеют против этого. Тогда фермер спросил:
– Вы совершенно уверены, что можете вернуть жизнь этому человеку?
– Уверены.
– Почему же вы знаете, что вы это можете?
– Мы только что получили от Господа откровение, что можем совершить это.
– Вы совершенно уверены, что это откровение получено вами от Господа?
– Да; мы не можем ошибаться на этот счет.
– Зависит ли ваша власть вернуть человеку жизнь от характера его болезни, или вы можете воскресить всякого покойника?
– Причина смерти совершенно безразлична; мы можем воскресить всякого покойника.
– Значит, если бы этот человек был убит, и у него была бы отрезана рука, вы могли бы вернуть его к жизни и восстановить его руку?
– Разумеется! Власть, дарованная нам Господом, безгранична. Если бы у него были отрублены обе руки и ноги, это не составило бы разницы.
– А если бы у него была отрублена голова, могли бы вы воскресить его?
– Разумеется, могли бы.
– Очень хорошо, – сказал фермер с спокойной улыбкой, – я не сомневаюсь в истине слов таких святых людей; но я желаю, чтобы мои соседи обратились вполне, увидев чудо, действительно безупречное; итак, с вашего позволения, я отрублю этому покойнику голову, раз оно не делает разницы.
Говоря это, он достал из-под куртки топор и замахнулся, как будто намереваясь привести в исполнение свои слова. Но тут покойник, к изумлению всех присутствующих, вскочил, как встрепанный, и заявил, что «черт его побери, если он позволит проделать над собою такую штуку».
Присутствующие немедленно схватили мормонов и заставили их признаться, что мнимый покойник тоже мормонский старейшина, и что они сами подослали его в дом фермера с поручением умереть в назначенный час и воскреснуть, когда они явятся, как бы случайно, с тем чтобы проделать чудо. Осрамив обманщиков, фермер отпустил их, посоветовав проделывать свои фокусы где-нибудь в другом месте.
Эти двое «старейшин церкви Святых Последнего Дня» были несчастный Джоэ и его соратник и помощник Сидней Ригдон.
Глава XXXIV
Наконец наступил день рыбной ловли; наша компания леди и джентльменов в сопровождении черных поваров и двадцати негров тронулась в путь за два часа до восхода солнца и, проехав двенадцать миль, остановилась перед длинным рядом палаток, раскинутых для этого случая на берегу одного из многочисленных и прекрасных западных озер. Пятьдесят негров были уже на месте; одни из них собирали топливо, другие приготовляли завтрак, иные наживляли удочки или выполаскивали бочонки, предназначенные для солки нашей добычи. Не успели мы оглядеться, как с разных сторон показались другие партии приглашенных к участию в этой забаве. Мы встретили их обычным приветствием плантаторов:
– Вы голодны? – Сэм, Вашингтон, Цезарь – живо завтрак!
Все душегубки и челны, имевшиеся на площади радиусом в тридцать миль вокруг озера, были заблаговременно доставлены сюда, и мы с удовольствием смотрели на флотилию в восемьдесят лодок всевозможных размеров. После сытного, хотя несколько торопливого, завтрака, приступили к делу; каждый белый человек взял с собой негра, на обязанности которого лежало наживлять удочку и снимать рыбу; весла были пущены в ход, и челны, на расстоянии пятидесяти ярдов один от другого, направились к самому глубокому месту озера. Дамы остались на берегу любоваться картиной ловли, котлы, подвешенные над кострами, были уже готовы принять первые жертвы. Два больших челна, порученные неграм, должны были разъезжать вдоль линии ловцов, забирать добычу и отвозить ее на берег. Составились пари о том, кто первый поймает рыбу.
По сигналу, данному с берега дамами, удочки были заброшены, и почти в то же мгновение оглушительное «ура» сотни голосов возвестило, что нажива была схвачена прежде, чем достигла дна, и каждый рыболов считал себя выигравшим пари. Но кто его выиграл, в действительности оказалось невозможно определить, да об этом никто и не думал, так как все были увлечены ловлей. Разнообразие рыбы равнялось ее изобилию: окуни, гольцы, луна-рыба, пеструшка и десятки других пород. В какие-нибудь полчаса мой челнок был полон до краев; и я, без сомнения, пошел бы ко дну с своим грузом, если б не сдал его на запасную лодку. На берегу и в челнах царило шумное веселье, разнообразившееся время от времени комическими эпизодами, возбуждавшими общий хохот, так как об опасности не могло быть и речи.
Ближайший ко мне челнок был до того переполнен, что борта его возвышались над водою только на два дюйма: в нем сидели англичанин-турист с негром. Так как рыба продолжала ловиться, то их положение становилось решительно трагическим, челнок положительно тонул, и они громко звали запасную лодку. Она быстро приближалась и находилась уже не далее пяти ярдов, когда какая-то крупная рыбина дернула удочку англичанина так неожиданно, что он потерял равновесие и шлепнулся на левый борт челна.
Негр, желая восстановить равновесие, подался в противоположную сторону; к несчастью, та же мысль пришла в голову и его белому спутнику, который быстро перевалился через рыбу на правый борт. Челнок перекувырнулся, и все – рыба, удочки, рыбаки – очутилось в воде. Все хохотали, как сумасшедшие, когда рыболовы вынырнули на поверхность озера и пустились вплавь к берегу, не решаясь довериться другому челну после своего купанья. Остальные продолжали удить до половины десятого, когда солнце стало припекать так сильно, что заставило нас искать убежище в палатках.
Если сцена на озере была полна оживления, то не менее оживленную картину представляла толпа негров на берегу, принявшаяся чистить, потрошить и солить рыбу. У каждого имелся рассказ о грандиозной рыбной ловле, в которой какому-нибудь «Самбо» удалось изловить чудовищную рыбину в милю длиной. Девушки ахали и ужасались, мужчины подмигивали и старались сохранить серьезный вид, плетя небылицы, которым позавидовал бы сам барон Мюнхгаузен.
Возобновление ловли положило конец их выдумкам. И на этот раз она была так же удачна, как утром; а на закате солнца мы вернулись домой, предоставив нашим неграм солить и укладывать рыбу в бочонки.
Спустя несколько дней я простился с г. Куртенэ и его прелестной семьей и вместе с лошадью поместился на пароходе, шедшем в Сан-Луи, куда мы прибыли на следующее утро.
Сан-Луи столько раз описывался путешественниками, что мне нет надобности останавливаться на нем. Замечу только, что мое прибытие туда произвело сенсацию среди жителей, которым торговцы Дальнего Запада насказали чудеса о богатстве шошонов. В течение двух-трех дней я получил сотню или более предложений от разных спекулянтов «устроить экспедицию против западных индейцев, перебить их и овладеть их сокровищами». Разумеется, я не счел нужным отвечать на эти предложения.
Однажды вечером я получил письмо от самого Джозефа Смита, который приглашал меня ехать к нему немедленно, так как желательно поскорее столковаться о наших дальнейших действиях. Это вполне соответствовало моим намерениям, и на следующее утро я выехал из Сан-Луи, а к полудню приехал в Сан-Чарльз, городок на реке Миссури, населенный исключительно французскими креолами, мехоторговцами и трапперами. Здесь я впервые увидел паровой паром и, признаюсь, не понимаю, каким способом переправлялись в этом месте лошади и фургоны до появления пароходов: могучий поток катит свои мутные воды с головокружительной быстротой, образуя водовороты, способные поглотить все, что в них попадет.
Из Сан-Чарльза я поехал через холмистую страну, пока снова не достиг Миссисипи; но здесь «отец вод» (как называют его индейцы) явился передо мною в совершенно новом виде. Воды его, еще не смешавшиеся с водами Миссури, чисты и прозрачны; берега высокие и напомнили мне окрестности Буонавентуры. В течение двух дней я ехал вдоль реки, но когда местность приняла гористый характер, снова сел на пароход в богатой и многообещающей деревне Луизиане и высадился на берег в Иллинойсе, где ровная степь допускала быструю езду.
От Сан-Луи до Квинси, всюду, где мне случалось останавливаться, мормонов бранили и называли мошенниками, но от Квинси до Науву мне пришлось слышать совсем другого рода отзывы.
Здесь смотрели сквозь пальцы на фокусы мормонских вождей, ввиду серьезных успехов и завоеваний мормонизма. Джоэ Смита признавали выдающимся человеком и замечательным организатором, способным задумывать и осуществлять с железной энергией великие предприятия.
Оставив Квинси, я проехал семьдесят миль по совершенно плоской местности, превосходно обработанной. Я миновал несколько деревень и на второй день достиг цели своих странствий – город Науву.
Этот священный город мормонов и столица их царства лежит в северо-западной части Иллинойса, на восточном берегу Миссисипи.
До поселения мормонов здесь была глухая деревушка, насчитывавшая десятка два домов, но после их водворения в ней превратилась в какие-нибудь четыре года в город с пятнадцатью тысячами жителей.
Большинство домов и теперь простые избы, грубо сложенные из бревен, но есть уже немало кирпичных и каменных построек. Главные здания города – храм и гостиница: ни тот, ни другая еще не достроены.
Мормонский храм великолепное каменное здание в восемьдесят футов шириной и сто сорок длиной; в нижнем этаже находится купель, устроенная по образцу знаменитого медного «моря» в Соломоновом храме, и поддерживаемая двенадцатью вызолоченными быками. Верхний этаж еще недостроен. Над сооружением храма трудилось все способное к работе население Науву, обязанное посвящать обтесыванию камня или стройке каждый десятый день.
Кроме храма, в Науву имеются паровые лесопильни, паровая мельница и несколько крупных заводов.
Население города довольно смешанное. «Святые» собрались из всех классов общества. Огромное большинство темные, невежественные и неотесанные люди, которые искренно верят в пророка и его учение. Среди них много рабочих из английских фабричных округов: эмиссары Смита убедили их променять жалкое существование на родине на приволье обетованной земли. Эти всецело преданы пророку и повинуются его приказаниям, как велениям самого Бога.
Руководители этой темной и доверчивой массы, конечно, не разделяют ее наивной веры и примкнули к мормонизму из более практических соображений, убедившись в организаторских способностях Смита, и прельщенные надеждой разделить с ним богатство, власть и славу. Одних манят доходы, обещаемые многочисленными колонизационными, торговыми и промышленными предприятиями; другие лелеют честолюбивые планы на более или менее крупную роль в делах нового «царства», на власть и пышные титулы. Основатель секты проявил глубокое понимание человеческой природы вообще и характера своих соотечественников в частности, не упустив из вида ничего, что могло бы польстить их слабостям. Так, он с успехом утилизировал распространенную в Соединенных Штатах страсть к номинальным отличиям и громким званиям, так странно соединяющуюся с демократизмом. Лица, на которых возложены заботы специально об интересах новой церкви, составляют группу «храмовников» с командорами, гроссмейстерами и т. п. во главе. На случай военных столкновений учрежден «священный легион», члены которого все графы, а начальники герцоги. Имеются также первосвященники, епископы и т. п. Эти ребяческие с виду установления оказывают, однако, существенную услугу мормонизму, привлекая к нему богатых людей из Восточных Штатов, которые отправляются в качестве эмиссаров Смита в Европу, где фигурируют под пышными титулами, вроде Великого Командора, князя Сионского, графа Иерусалимского, гроссмейстера Священной Коллегии и т. п.
Науву – еврейское слово, которое значит «счастливое местообитание». Мормоны считают его только временным пристанищем, в котором они остаются, пока не соберут достаточно сил, чтобы завоевать Миссури. Миссури их земля обетованная, их Новый Иерусалим, их будущий Эдем.
Джоэ Смит сам уверял меня, что Бог избрал его глашатаем новой Библии. Эту Библию, вырезанную на золотых пластинках, в два пуда весом и скрытую в холме Комора, в западной части штата Нью-Йорк, Джоэ нашел и открыл в 1827 г. по указанию ангела.
Но драгоценные письмена оказались – увы! – египетскими иероглифами, недоступными для Смита. В этой беде он прибегнул к «чудесному камню», которым пользовался для отыскания кладов и т. п. Взглянув в него, он увидел ангела, указывавшего ему на пару очков! Да, этот скромный инструмент оказался чудодейственным орудием, с помощью которого Смит без затруднения прочел и перевел на современный язык таинственные письмена. Между прочим, сказанные очки представляют собой тяжеловесную, неуклюжую вещь, работы прошлого столетия; они оправлены в серебро, а на оправе имеется клеймо: «Шнейдер, Цюрих».
Книга мормонов была издана в 1830 г. Нужно ли прибавлять, что подлинник – таинственные письмена на золотых пластинках – остается недоступным для любопытных? Никто его не видал; о существовании этой «Золотой Книги» известно только со слов Смита и его «апостолов». Какую веру можно придавать их словам, читатель и сам не затруднится определить.
Что касается чудодейственных очков, то они действительно существуют; я сам осматривал их и глядел в них, но стекла оказались мне не по глазам, – надо полагать, ввиду отсутствия на мне «благодати».
Но шарлатанство, ребяческие выдумки, абсурды никогда еще не отталкивали массу – напротив! Что касается интеллигентных и богатых людей, то их, как я уже заметил, привлекает к мормонизму не «Золотая Книга», а уменье Смита пускать в ход крупные предприятия и осуществлять грандиозные политические планы.
Первоначальным центром мормонов явилась область Кериланд в Огайо. Но эта местность чересчур культурная; здесь у Смита были связаны руки; на каждом шагу встречал он сопротивление и должен был убедиться, что для его широких планов культурная жизнь с ее установившимися формами не даст достаточно простора.
Он решил перенести арену своей деятельности на Дальний Запад с его неустановившимися формами быта, где жизнь представляет хаотическую смесь противоположностей и крайностей и принимает такой фантастический характер, что самое фантастическое предприятие кажется в этой среде естественным. Здесь он задумал привлечь к своему делу западные племена индейцев.
Окруженные и деморализованные белыми, индейские племена быстро приходят в упадок и вымирают. Примерами могут служить чоктау, виннебеги, миами и много других. Напротив, племена, живущие по окраинам, в пустынных областях, сохраняют свою силу и независимость. Таковы чиппеваи и дакоты (сиуксы) на севере Соединенных Штатов; команчи и павнии на Дальнем Западе; шошоны (змеи) на южных границах Орегоны; и храбрые апачи Соноры, вольные бедуины мексиканских пустынь, носящиеся на быстрых конях, от восточных берегов Калифорнийского залива до Рио-Гранде.
Племена эти питают неискоренимую, страстную, постоянно растущую ненависть к американцам. Все они в большей или меньшей степени испытали на себе возмутительное отношение белых к туземцам, и всякая новая обида, причиненная какому-нибудь племени, живет в памяти всех остальных, выжидающих момента возмездия и мести. В Висконсинскую войну, происходившую в 1832 году, после того как изнуренные воины сдались на определенных условиях, более двухсот стариков, женщин и детей были изгнаны американцами за реку, через которую им пришлось переправляться вплавь, на конях, за неимением челнов. Но пока они боролись с быстрым течением, их перестреляли с берега.