Иафет в поисках отца

– Мы должны искать счастья в другом месте.

– А я, – продолжала она, смотря на меня пристально голубыми своими глазами, – должна ли я здесь остаться?

– Если ты хочешь быть со мной, Флита, то я готов употребить для того все средства, готов даже рассориться с Мельхиором.

– Хочу ли я, Иафет, ты сам знаешь. Никто на свете не был еще ко мне так ласков, как ты; не оставляй меня, пожалуйста.

– Никогда, Флита, только обещай мне делать то, о чем я попрошу тебя.

– Исполнить твое желание я почту за величайшее удовольствие, а потому заранее на все согласна. В чем дело?

– Я сам еще не знаю ничего, но Мельхиор сказал мне, что он и Натте навсегда расстаются с цыганами.

Флита посмотрела вокруг, чтобы увериться, не было ли кого возле нас, и потом шепотом сказала мне:

– Я понимаю немного язык их, Иафет, но они этого не знают. Я все слышала, что говорил цыган Натте, хотя они были в нескольких шагах от нас… Он спросил: «Где Мельхиор?», а на вопрос ее: «Для чего он ему нужен?», ответил: «Он умер!» Натте закрыла лицо свое; остального я не слыхала, но они говорили еще что-то о лошадях.

«Он умер!» Что это значит? Разве Мельхиор сделал какое-нибудь преступление и принужден теперь бежать? Это предположение казалось мне самым верным, когда я начинал припоминать минувшее происшествие, но все еще сомневался, потому что во всех действиях его я видел только обман, но ничего преступного. Напротив того, он был добр, великодушен во всех своих поступках, и жизнь его была для меня загадкой. Он обыкновенно обманывал всех без совести, переодетый; но в своей палатке он был честен во всем, исключая рассказы про жизнь и родство Флиты. Я перебирал в своей голове все прошлые его действия, но тут Мельхиор опять подошел ко мне и, велев Флите удалиться, сказал мне:

– Иафет, я согласен на ваше требование, только с условием.

– С каким?

– Во-первых, Иафет, так как вы были всегда со мной откровенны, то скажите: намерены ли вы продолжать ремесло, которому я научил вас?

– Если вы желаете знать правду, Мельхиор, то уверяю вас, что я никогда не возьмусь за ваши занятия, разве только в крайней нужде. Мое единственное желание – отыскать своего отца.

– Но если нужда заставит вас, то Флита будет ли в них действующим лицом? Словом сказать: не берете ли вы ее из видов похоти или корыстолюбия, чтобы после, достигнув своей цели, бросить ее на произвол порока и бесчестия?

– Удивляюсь этому вопросу, Мельхиор. В первый раз вы так несправедливы ко мне. Но если я когда-нибудь принужден буду заниматься вашим ремеслом, то поверьте, что Флита в нем никогда не будет участвовать. Лучше желал бы видеть ее в гробу, нежели в пороке и бесчестии. И, чтобы удалить ее от общества, в котором она никогда не должна быть, я беру ее с собой.

– И вы можете дать в этом честное слово?

– Могу. Я люблю ее, как сестру, и надеюсь, отыскивая моего отца, помочь и ей отыскать своего.

– Но я должен с вас взять еще одно обещание: вы меня будете уведомлять каждые шесть месяцев о себе и о состоянии и здоровье Флиты по адресу, который я вам буду присылать.

– Согласен. Но из-за чего вы стали принимать в этой девочке такое сильное участие?

– Очень рад, что вы так думаете, но не старайтесь узнать причин. Не надобно ли вам денег на ее содержание?

– Без нужды я не стану прибегать к вашим деньгам, но мне весьма приятно слышать, что в крайности вы будете ее другом и поможете ее несчастью.

– Не забудьте, что вы можете получить все необходимое для нее по адресу, который я оставлю вам при нашей разлуке. Значит – решено!

Тимофей отсутствовал в продолжение моего разговора с Мельхиором, когда же он возвратился, я сообщил ему обо всех наших условиях.

– Да, Иафет, я не знаю, что и сказатьтебе. Теперешняя наша жизнь мне наскучила, и я не буду сожалеть о перемене ее. Но что мы будем делать?

– Об этом надобно подумать… К счастью, мы накопили довольно денег, станем только поберегать их.

В последний раз мы ужинали вместе, и Мельхиор назначил свой отъезд на следующий день. Натте была очень печальна, но вместе с тем видно было, что она покорилась своей судьбе; напротив того, Флита была очень весела, и лицо ее, обыкновенно грустное, теперь улыбалось. Каждый раз она радовалась, что не будет более плясать на веревке, и веселость ее доставляла мне неизъяснимое удовольствие. Все цыгане разошлись по местам. Мельхиор в своей палатке занимался приготовлением к отъезду, а я, мечтая о своей будущности, не мог уснуть и стал прохаживаться возле своей. Ночь была лунная, звезды ярко сияли на небе, всюду было тихо, и мысли о перемене моего быта невольно теснились в сердце. Раздумавшись, я нечаянно взглянул перед собой и увидел Натте, идущую прямо ко мне.

– Иафет, – сказала она, – вы берете Флиту, берегите ее. Мою душу упрекнет совесть, если она будет оставлена на произвол судьбы. Радостно она расстается с нами, но не перемените эту радость в слезы; мне жалко покидать ее, но я должна оставить и ее, и мой народ, и родных, и привычки мои, и мою власть – это судьба моя. Она доброе дитя, Иафет, обещайте мне быть ее другом, и пускай вот это будет воспоминанием обо мне.

Тут она подала мне что-то завернутое в бумагу и продолжала:

– Иафет, не показывайте этого Мельхиору, может быть, ему не понравится, что я это отдала вам.

Я взял бумагу, в которую был завернут подарок, и обещал все, что она требовала. Это было последнее наше свидание.

На следующий день Мельхиор был уже готов к отъезду. Все его имущество уложилось в два маленькие узелка; он и Натте простились с цыганами, которые целовали им руки и которым были розданы палатки и все их принадлежности. Джумбо и Нум были сданы на руки Двум важнейшим семействам этого народа, а Тимофей, Флита и я приготовились также к отъезду и ждали только отправления Мельхиора, чтобы вслед за ним отправиться в путь.

– Иафет, – сказал мне Мельхиор, – я вам и Тимофею должен еще за последнее наше путешествие. Вот вам долг мой. Я знаю, что у вас с ним общий счет. Прощайте, желаю вам счастья.

Мы простились с Натте и Мельхиором. Флита подошла к первой, положила накрест руки и поклонилась ей. Натте поцеловала ее робко и потом подвела к Мельхиору; он наклонился тоже, чтобы поцеловать ее в лоб, и я видел, как он старался скрыть свои чувства, похожие на отцовские. Флита заплакала, освободившись. Так как дороги наши были в разные стороны, то мы и разошлись, пожелав друг другу счастливого пути.

Глава XVII

Я вел за руку плакавшую Флиту, и таким образом мы шли некоторое время, не говоря ни слова, покуда не выбрались на большую дорогу, где Тимофей прервал наше молчание.