– И, слава богу! – Я вышла из-за стола.
Начальник поймал меня у самой двери.
– Извини, ты права!
– Максим, мне надоела эта эксплуатация! Я работаю на тебя как каторжная и никакой благодарности. Даже сейчас ты подставляешь меня, подсовываешь уникальный неизвестный источник, с которого ты потом напишешь статьи с международным индексом цитирования, а я… В случае успеха моё имя даже нигде не будет упомянуто. Это мерзко, подло, противно! Мне надоело, я устала.
– Кристин, чего ты хочешь?
– Я хочу поехать домой. Сегодня праздник. Хочу успеть хотя бы к двенадцати.
– А как насчёт премии? – Максим не был настроен сдаваться.
– Ум-м, – протянула я, усмехаясь. – Только если она будет равна двадцати моим зарплатам!
– Тринадцати…
Я потянула на себя дверную ручку.
– Тринадцать некрасивое число, к тому же несчастливое. Двадцати. Если уж садиться, то…
– Извини, дурацкая привычка торговаться. Хорошо, двадцати так двадцати.
– И как ты объяснишь бухгалтерам столь необычные траты государственных средств? – спросила, заглянув в наглые серые глаза начальства. Надо отдать ему должное – взгляд он выдержал.
– Это мои личные деньги, – ответил Максим, убирая мою руку с двери.
– И откуда у скромного директора регионального музея такие доходы? – Вырвала руку из его ладони и прислонилась спиной к стене.
– Я по ночам, по выходным и в отпуске кую доспехи и мечи.
Я даже рассмеялась от неожиданности и чуть не потеряла равновесие. Вот этот?! Этот мужчина в пиджаке и шарфике? Ой, кажется, у меня приключилась истерика.
– Мой Бог! – пробормотала, представляя начальника в кузнице, утирающим пот кружевным надушенным платочком.
– Нет, дорогая, всего лишь твой директор! – не растерялся Максим. – Пожалуйста, пожалуйста! Кристина… Я тебя отпущу в командировку, на юг, без меня. И я тебе даже отпуск дам! Представляешь! Будешь отдыхать столько, сколько пожелаешь!
– Год!
– Идёт.
– С сохранением жалования.
Макс зажмурился. Его губы шевелились, бормоча какие-то ругательства.
– Да, с сохранением жалования, – процедил мужчина.
Я закатила глаза. Умеет же добиваться своего!
– Ладно, уговорил, но завтра. Что успею, то успею. Для первой статьи тебе по любому хватит. А сегодня меня ждут мама, папа, сёстры.
– Не-а, – покачал головой Максимка, – милая, у меня ровно сутки. Ты сейчас берёшь всё, что тебе нужно, садишься в машину и приступаешь: помаленьку, потихоньку, но красиво – как ты можешь, а я тем временем отвезу тебя к родителям.
Я вздохнула, осознавая, что спорить бесполезно. Максим Сергеевич умел вцепиться в людей, как краб клешнями в свою жертву. Теперь я понимаю, как он стал директором – просто всех достал!
Я прихватила ручку, планшет и тетрадь.
На улице уже было совсем темно. Разноцветные огоньки мигали на всех фасадах домов и ветвях деревьев. С площади доносились звуки новогодней песни.
Устроившись на заднем сидении джипа, я включила верхний свет и приступила к работе. Уже через несколько строчек я поняла, что у меня на лбу выступили капельки пота. Я стянула с головы шапку и поспешила расстегнуть куртку, но даже это не помогло.
– Выключи печку, – попросила начальника.
– Кристина, там холодина, ветер сумасшедший… Чувствуешь, как машину ведёт?
Но я настояла. С каждой следующей строкой мои глаза раскрывались всё шире, а грудь поднималась всё выше. Я взяла шапку и помахала ею как веером. Мне бы сейчас вся коллекция этих прекрасных аксессуаров с третьего этажа не помешала бы.
– Ну что там? – спросил Максим, нетерпеливо постукивая пальцами по рулю.
– Я не буду это говорить вслух. Дам тебе текст – читай сам.
– Что там такого может быть написано про оружие, что ты так краснеешь? Кроме того, Кристина Валерьевна, давай смотреть правде в глаза – у тебя почерк отвратительный.
Оружие… Я хихикнула, прослушав вторую часть реплики про мою каллиграфию.
– Ты мне ещё, кстати, психолога оплатишь…
– Хватит ломаться, как девственница на первом свидании! – огрызнулся Максим, ударяя по рулю. Тот пронзительно запищал. – Да езжай ты уже! – рявкнул начальник, открывая окно. – А ты, – это уже мне. – Читай!
Я кивнула и внеочередной раз, заливаясь краской, начала читать:
«Шан И вошёл в цветущий персиковый сад. Луна освещала все дорожки и деревья. И увидел воин, как по траве, усыпанной лепестками, бродит луноликая дева. И замер Шан И, пораженный божественной красотой. И услышал воин, как поёт дева чудесную призывную песню.
А Лунная дева приподняла подол шёлкового одеяния и начала танцевать, и увидел Шан И «золотые лотосы»… И было это так прекрасно, что воин упал на колени и стал просить богов, чтобы дева не была видением, и чтобы боги даровали ему милость, быть избранным.
Незнакомка же заметила его и не убежала, не растворилась в лунном свете.
– Шан И, – сказала дева, приглашая его присесть на траву, – я слышала твое желание. Не надо тревожить богов. Я с удовольствием исполню его, ведь у меня тоже есть желание разделить с тобой эту ночь.
Она налила ему в пиалу рисовую водку и протянула:
– Окажи мне честь, – и воин не захотел сопротивляться.
Она вытащила из волос гребень, и чёрный водопад упал до самой земли.
Она скинула перед ним шёлковый халат и осталась прекрасная и нагая.
Груди её, точно горы в северных землях, – высокие и острые.