Баба Люба. Вернуть СССР. Книга 2

– Сюда! – он высунулся из окна белых «Жигулей» и махнул мне рукой.

Ну ладно. Я села в машину, порадовавшись, что соседские старушки-веселушки сейчас не на боевом посту и не видят мою предсвадебную диверсию.

Сомневалась ли я, что могу расстроить чужую свадьбу? Разрушить чужую семейную жизнь? Нет, я была уверенна, что делаю абсолютно правильно. Игорь этот, сразу видно, хороший парень из порядочной семьи, тяжело работает, тянется, не алкаш какой-нибудь. Толковый он. А вот Райка… здесь другая история. И вот я всегда смотрю на большинство парочек и искренне не понимаю, почему если хорошая девочка, то ей обязательно или алкаш, или лодырь попадётся. Или вообще такой, что колотить её будет. И наоборот, если парень хороший, то обязательно его какая-то стервочка подцепит и потом всю жизнь из него веревки вьёт, пока он после сорока лет от инфаркта благополучно не свалится. А она потом по курортам его накопления поматывает с молодыми любовниками.

– Куда едем? – спросил Игорь, прервав мои мысли.

Он был хмурый и напряжённый. Естественно, ведь, по сути, сейчас решалась его судьба.

– В больницу, – ответила я.

И мы поехали.

Больница встретила нас привычным шумом и специфическими запахами. Я-то уже привыкла, а вот Игорь страдальчески морщился. Я знаю, что мужчины не просто не любят все эти больничные дела, но часто даже панически боятся, начиная от уколов и всего остального.

Поэтому решительно потащила полностью деморализованного и вяло трепыхающегося Игоря за собой наверх.

– Вы куда? – строго спросила дежурная медсестра.

– К Ивановне, – ответила я, – она тут с почками. С улицы Комсомольской. Мы проведать.

– Что же вы за всё время ни разу её не проведали? – попеняла мне немолодая санитарка. – Её как привезли, так и всё. Даже переодеться не во что…

Мне стало стыдно, забегалась и совсем позабыла о старушке. Но, с другой стороны, у неё же есть племянница как-никак, поэтому я больше для Игоря сказала:

– Да я соседка её. А у неё племянница есть. В квартире её живёт. Я ведь даже не знала, что Рая её не проведывает…

– Знаем мы таких племянниц, им лишь бы чужое жильё захапать, – проворчала уборщица, которая протирала пол, – проходите давайте тудой, неча по помытому.

– Ага, надеялась, видно, что старушка быстренько преставится, – хохотнула и себе дежурная. – Но Ивановна у нас боевая, она ещё всех своих племянниц переживёт…

– Ага, до седьмого колена, – рассмеялась уборщица и шустрее завазюкала шваброй.

И взглянула на Игоря, тот стоял красный как рак.

– Так мы пройдём? – спросила я и уточнила: – Я супчик куриный ей взяла. Ей же можно?

– Уже можно, – кивнула дежурная, – только пусть по чуть-чуть ест, а то с голодухи может вспучить. На казённых харчах совсем она исхудала, бедняга. Нас не больно-то и финансируют, а оно же для выздоровления и молочка хочется, и вкусненького.

Дальше я слушать словоохотливых сотрудниц не стала и потащила Игоря в палату.

В этом помещении находилось человек десять женщин разного возраста и степени тяжести. Некоторые спали, другие лежали и тихо стонали, кто-то стоял у окна и смотрел на деревья в больничном дворе. На ближайшей к нам кровати сидела девушка в очках и читала книжку.

– А Ивановна где лежит? – тихо спросила я её.

– О! Так вы к Ивановне! – обрадовалась девушка. – Как хорошо! А то к ней единственной никто не приходит. Мы тут уже всей палатой её подкармливаем, но ей же и переодеться нужно, и постирать вещи…

– Так где она? – прервала я поток словоизлияний девушки.

– Вон, – махнула рукой девушка. – На крайней койке, лежит.

Я проследила взглядом и увидела соседку-старушку, которая столбиком лежала на кровати и безучастно смотрела в потолок.

– Идём, – сказала я Игорю, который всё уже понял и не знал, куда деваться, так ему было не по себе.

– Да я понял уже, – вяло попытался отбиться от меня он, – давайте я пойду. Я вас в машине подожду.

– Э нет! – строго сказала я. – Вы же после свадьбы планировали жить где? В квартире Ивановны небось? А старушку куда? Вы почему её не проведываете? Это же элементарная…

– Да я и не знал, – пробормотал тот.

– Не знал или не хотел знать? – безжалостно отрезала я. – Нет уж, пошли.

– Но…

– Не только эта старушка пострадала от Райки, но и я, и двое детей-сирот, которые у меня на руках, – безжалостно сказала я, – поэтому уж будь добр всё послушать и сделать выводы. У меня, можно сказать, кроме тебя и защиты от неё никакой нету. И у сироток. И у этой несчастной бабушки. Так что пошли!

И я потащила Игоря к Ивановне (сама, кстати, не заметила, когда перешла к нему на «ты»).

– Здравствуйте, соседушка! – радушно поприветствовала я Ивановну. – А мы тут как раз мимо проезжали и решили к вам заглянуть. Как ваше здоровье?

– Ой, Любка! – всплеснула руками старушка и аж подорвалась с кровати от радости. Куда и исчез её равнодушный тоскливый взгляд?

– А мы тут вам супчика принесли, – сказала я, выставляя еду на тумбочку. – Медсестра сказала, что вам уже можно. Супчик с курочкой. Когда вас выписывают?

– Ой, Любушка, – запричитала старушка, следя жадным взглядом за баночкой с супом. – Они говорят, что скоро уже можно, но надо, чтобы за мной кто-то поухаживал. Я сама себе уколы делать не могу, на глаза слаба стала. И таблетки пить забываю. И стирать, убирать не смогу…

Она немного попричитала и сказала:

– Ты рассказывай, как дела там у нас, а я пока твой супчик попробую. Я уже так давно такое не ела. У нас же тут кормят, сама знаешь, как.

Она схватила баночку и принялась так споро мотылять ложкой, что у меня чуть сердце не остановилось от жалости.

Игорь тоже следил за нею со смесью острой жалости и ужаса.

– Вы, Ивановна, сильно на еду не налегайте, – попыталась отобрать баночку я, но куда там.

– Да я и не налегаю, – торопливо глотая, сказала старушка и быстренько закинула еще пару ложек в рот.

– Нет, Ивановна, вы супчик-то оставьте. Никто его, кроме вас, есть не будет, – строго сказала я, – а через часик еще похлебаете.

– Угу, – печальным взглядом проследила, как я закрываю баночку крышкой, Ивановна.

– Так вы уж спросите, когда вас выписывают, ладно?

– Спрошу, – кивнула Ивановна.

Я рассказала ей пару дворовых новостей, и на этом мы с Игорем откланялись.