Одержимость мажора. Прокурорская дочка

– Кажется, Римма не может сладить с… простите, забыла имя, – обращается она к Исакову.

– Зак.

– Да, – подтверждает она. – И это создает напряженную атмосферу.

– Ща разрядим, – заявляет Лев и кивает нам с Исаковым. – Вы оба, на пару слов.

Он разворачивается и идет куда-то, а мы с Захаром следуем за ним. Я прямо чувствую, как резонирую от Исакова. Мы как два минуса или два плюса, которые активно отталкиваются друг от друга. Кажется, еще немного, и в этом коридоре для нас двоих не останется места.

Лев останавливается и распахивает какую-то дверь. Отходит в сторону, пропуская нас.

– Заходите.

Захар проскальзывает первым, я сразу следом за ним. Жду, что Плахов тоже войдет в комнату, но внезапно дверь захлопывается, и я слышу щелчок замка.

– Какого?.. – спрашиваю, резко обернувшись.

– У вас пятнадцать минут! – кричит Лев из-за двери. – Убейте друг друга, трахнитесь наконец, но выйти отсюда вы должны нормальными свидетелями, блядь! Кто засрет мою свадьбу, казню!

Он чем-то лупит по двери, отчего я вздрагиваю, а потом оборачиваюсь, и мои глаза расширяются. На лице Исакова расплывается плотоядная улыбка, и он делает шаг ко мне.

Глава 2

Римма

– Не подходи! – выкрикиваю, когда он наступает на меня.

Окидываю взглядом помещение в поисках какого-нибудь оружия. Мы в кладовой. Здесь крупы, овощи, какие-то коробки и банки. Может, его лупануть по голове вот той банкой с огурцами? Пусть отрубится на всю свадьбу, а я нормально подругу замуж выдам.

– Боишься меня? – спрашивает этот блудливый котяра таким голосом, от которого у девочек трусики должны слетать сами. По крайней мере, у тех, кто его не ненавидит. А это точно не я! – Или переживаешь, что наконец раздвинешь передо мной ноги?

– Перед тобой? – хмыкаю, но выходит как-то нервно. Непроизвольно выставляю вперед ладонь, когда Исаков становится слишком близко. – Мой парень дает мне все, в чем я нуждаюсь.

– Твой парень? – криво усмехается Захар. – В смысле, воображаемый парень?

– В смысле самый настоящий, ясно? – отвечаю и задираю подбородок.

– И что? Трахает твою тугую дырочку, м? – его взгляд вспыхивает опасным блеском, а я содрогаюсь от того, как он им меня прожигает. – Кончаешь под ним?

– Не твое… – хрипло начинаю, а потом прочищаю горло. Чего это голос сел? – Дело, – добавляю шепотом, когда Захар приближает свое лицо к моему и делает шумный вдох у моего виска. Потом наклоняется ниже и вдыхает так же громко, проводя носом по моей шее. Кожа тут же покрывается мурашками. – Что ты… делаешь? Не трогай меня, – почти приказываю, только голос звучит как-то слабовато.

– Тащусь от твоего запаха, – хрипло произносит он. – Только духи немного мешают. Так ты не ответила. Кончаешь со своим парнем?

Он спрашивает это так, что я сейчас кончу с ним, ей-богу!

Приходится сжать бедра, чтобы ослабить пульсацию.

Черт возьми, да я же ненавижу его!

– М-м-м… – стонет он и ведет носом по моей скуле.

Упершись руками в его плечи, пытаюсь оттолкнуть, но эту гору не сдвинуть. Какой-то монолит, а не парень.

– Отойди от меня! Мне тяжело дышать!

– Оу, я заставляю тебя задыхаться? – игриво бормочет Исаков.

– Да! Твоя туалетная вода воняет, ясно?!

Он негромко, хрипло смеется, а я опять вся в чертовых мурашках.

Ну как так может возбуждать придурок, которого я люто ненавижу?! Прямо до зубовного скрежета!

– Ты заведена, Няшка, – говорит он, используя прозвище, которое меня бесит наравне с Кудрявой. – Заведена так, что тебя аж трясет всю. Смотри, все руки в мурашках и соски торчат.

– Это от ярости, придурок! – выплевываю и опять пытаюсь оттолкнуть Захара.

– Как мириться будем, Кудрявая? – спрашивает и, упершись ладонями в дверь по бокам от моей головы, заглядывает мне в глаза.

Ну вот почему они у него такие пронзительные? Я как будто каждый раз теряюсь, сталкиваясь с Исаковым взглядами.

Давай, Римма! Ты сильная! Независимая! Какая там еще?.. В общем, какая-то, которой должно хватить силы и дерзости, чтобы отшить мудака.

– А мы не будем, ясно? – отвечаю твердо и снова задираю подбородок. – Я не собираюсь с тобой общаться. Просто сделаем вид, что нас друг для друга не существует. Тогда мы не испортим друзьям свадьбу, и твой корнишон продолжит болтаться у тебя между ног.

– Корнишон, да? – хмыкает Захар. После этого хватает меня за талию и так резко впечатывает в свое тело, что выбивает из него весь воздух вместе с негромким “ох”. Исаков понижает голос и произносит следующие слова прямо в мои губы: – Я буду трахать тебя этим корнишоном так, что ты будешь на стены лезть, Няшка. Голос будешь срывать, подыхать будешь. А потом просить еще и еще.

– Ты ко мне… – не успеваю договорить, когда Захар вжимается в мое бедро своей твердой дубиной.

Сглатываю и чувствую, как ярко и мощно вспыхивает мое лицо, когда я осознаю масштабы… трагедии. У него там в этих великолепно сидящих брюках такое… Ну нет. Теперь я его не только ненавижу, но еще и боюсь. Я этого монстра-переростка к себе никогда не подпущу! Ни за что!

– Я к тебе… – напоминает мне Захар незаконченную фразу.

– Никогда не прикоснешься, – шиплю я.

– Уже приксаюсь, – произносит он, понижая голос еще больше. А потом сжимает руку на моей талии практически до хруста костей. – И еще, – добавляет, и вторая его рука ложится на мое бедро.

– Пусти меня немедленно! – рычу и пытаюсь его оттолкнуть. Меня накрывает волной паники, когда я чувствую, как ткань моего длинного платья ползет вверх. – Захар! Я не давала согласия! Остановись!

– Блядь, ты даже отказываешь так сексуально, что у меня ствол сейчас брюки порвет, – бормочет он и целует мое обнаженное плечо.

Лямка платья медленно скатывается по коже и почти падает, но я вовремя успеваю вернуть ее на место, задевая пальцами губы этого нахала. Он тут же прихватывает мой указательный палец зубами. А у меня от этого дикого и какого-то дурацкого жеста все тело вздрагивает.

– Отпусти меня, – уже прошу, а не приказываю. – Я обещаю не портить праздник и не ругаться с тобой. По крайней, мере, сегодня. Можешь сказать своему другу, что я буду вести себя хорошо.

– А я? – спрашивает он и, подняв голову, прошивает меня своим невозможным взглядом.

– А что ты? И ты веди себя хорошо.