Океан. Черные крылья печали

С каждой минутой настроение Леопольдо портилось все больше. Совсем некстати в памяти всплыло недавнее происшествие в ванной комнате с Софи. К сожалению для Софи она не относилась к представителям женского пола, которым позволялось лицезреть Леопольдо в обнаженном виде. Прошло уже сколько времени, а Леопольдо до сих пор продолжал ощущать неловкость в груди. Нельзя было сказать, что он относился к стеснительным людям, но вот скромным был наверняка. Леопольдо злило даже не то, что Софи увидела его в чем мать родила (ну или почти увидела), а то, что в эти минуты девушка, судя по всему, обсуждала это происшествие с сестрой. Леопольдо злился и на мать, ведь кто как не она надоумила Софи принести Леопольдо в ванную полотенце, тем самым показать заботливость девушки. Злился Леопольдо и на себя, так как вполне можно было догадаться закрыть дверь на защелку, а не оставлять ее открытой. Кто ж знал, что вместо матери полотенце принесет Софи. Мать в таких случаях стучит, а вот Софи этому простому жесту приличия, видно, никто не научил.

Аппетит у Леопольдо пропал окончательно.

– Леопольдо, ты почему не ешь? – услышал Леопольдо голос матери.

– Нет аппетита, – признался Леопольдо, откладывая ложку в сторону.

– И настроения, вижу, у тебя тоже нет. Что случилось?

– Ничего не случилось.

– Может, вам с Софи стоит пойти погулять куда-нибудь? Проветришься, авось и настроение улучшится. Софи, ты же не против сходить с Леопольдо прогуляться? – Паола Витале посмотрела на девушку. Та лишь мотнула головой и бросила короткий взгляд на Леопольдо.

– Софи не против, Леопольдо, поэтому бери девушку и идите, погуляйте. Я правильно говорю? – Паола Витале обвела взглядом собравшихся за столом, словно судья присяжных.

– Правильно, правильно, – поддержала подругу синьора Риччи. – Иди Софи с Леопольдо. Нечего с сестрой шушукаться. Пошушукаешься с Леопольдо, – синьора Риччи рассмеялась, груди не иначе как шестого размера запрыгали под платьем баскетбольными мячами по площадке.

– Да не хочу я никуда идти! – чуть было не вырвалось у Леопольдо. Идти он действительно никуда не хотел, ни сам, ни тем более с Софи. Он любил Ангелику, поэтому даже просто пойти куда-нибудь с другой девушкой для него было равносильно измене. Любовь к Ангелике была для Леопольдо тем фактором, который сосредотачивал все его мысли и желания на Ангелике, служил лучшим предохранителем от соблазнов окружающего мира, как мнимых, так и реальных.

– Нет. Если вы не против, я хотел бы остаться дома, – сказал Леопольдо. – Мне завтра на работу.

– Никуда работа от тебя не убежит, Леопольдо, – настаивала Паола Витале. – Пойди с Софи, погуляйте перед сном.

Леопольдо чувствовал, как внутри поднимается волна сопротивления. Желание матери свести его с Софи начинало его нервировать. Почему она вмешивается в его жизнь? Неужели то, что она мать, дает ей хоть какое-либо право на это?

Узнай Паола Витале о том, какие мысли ожили в эти минуты в голове ее сына, она бы ужаснулась, а вот Ангелику она могла бы даже возненавидеть, так как, по ее убеждению, именно благодаря этой северянке ее сын и начал от нее отдаляться. Но Ангелику вряд ли стоило винить. Скорее виноватой была любовь Леопольдо к девушке, любовь, которая требовала от него храбрости и самостоятельности в отношениях с родителями, особенно с его матерью. Для Паолы Витале это было что-то новенькое, к тому же таким непохожим на ее сына, которого она всегда знала как верного и любящего сына, готового по первому ее зову забраться к ней под крыло. То, каким Леопольдо становился под влиянием чувства к Ангелике, особенно на второй год их отношений, когда они начали жить вместе, конечно же, не могло оставить ее безучастной. О полном отдалении сына от матери речи не было – сказывалось воспитание Леопольдо, в котором почитанию родителей отводилась едва ли не главенствующая роль. Но и того, что было, Паоле Витале видеть не хотелось, поэтому любые предпринимаемые ею попытки образумить сына, то есть вернуть его под родительское крыло, были для нее оправданными и необходимыми. Были для нее, но не для Леопольдо, который почувствовав вкус свободы и теплое тело Ангелики под боком, нисколько не собирался возвращаться под родительское крыло. Разве что кроме ужинов в родительском гнезде он ничего не имел против, конечно, если они происходили не каждый день. Все же время, проведенное вместе с Ангеликой, Леопольдо ценил больше, чем ужин в доме родителей.

– Мама?, у меня нет никакого желания идти гулять. К тому же, как я могу идти гулять с другой девушкой, когда у меня есть фиданцата?

– Что ты такое говоришь, Леопольдо? – после небольшой заминки, вызванной словами сына, спросила Паола Витале. – О какой фиданцате ты толкуешь? Нет у тебя уже никакой фиданцаты.

– У меня есть Ангелика. Она и есть моя фиданцата. Или ты уже забыла об этом?

– Эта полентонэ, как я всегда и говорила, карьеристка. С такими как она и муж, и дети несчастны. Карьеристкам не семья нужна, а карьера. Где сейчас твоя, так называемая фиданцата? Что-то я ее не вижу, – Паола Витале повертела головой по сторонам. – Вернулась на Север, а про тебя уже и забыла давно. Зачем нам такая фиданцата? – Паола Витале взглянула на синьору Риччи в поисках поддержки.

– Такому красавцу как ты, Леопольдо, совершенно не нужна, – закивала та, соглашаясь с подругой, при этом хлопая ресницами в сторону Леопольдо. – Вот посмотри на мою Софи, – синьора Риччи перевела взгляд на старшую дочь. – С такой как она и муж будет ухожен, и дети накормлены. Я не удивлюсь, если твоя фиданцата уже успела найти тебе замену там, куда уехала. Карьеристки они такие. У них ни совести, ни чести нет… Что я только вспомнила, Паола, – синьора Риччи распахнула глаза и посмотрела на мать Леопольдо. – Ты знаешь дочку синьоры Конти? Марию Терезу?.. Ой, что я только знаю, Паола! Сейчас она работает продавщицей в магазине, а совсем недавно была простой уборщицей в этом же магазине. А ты знаешь, Паола, как она стала продавщицей? – синьора Риччи замахала руками, разволновавшись. – Говорят, она, прости меня, Господи, переспала с синьором Джиордано, владельцем этого магазина. Ужас-то какой!

– Вот-вот, послушай, Леопольдо, что синьора Риччи говорит. Вот на что способны карьеристки. Ничего святого для них нет. Господи, спаси, убереги.

Леопольдо молчал, уставившись взглядом в тарелку перед носом и пытался унять хаос, возникший в голове. Ему хотелось сорваться, наговорить грубостей, нахамить. Как только они могут сравнивать Ангелику с какой-то там Марией Терезой? Это же все равно, что сравнивать чистое, девственное небо с грязной, пользованной каждым землей.

– Они ничего не понимают, – думал Леопольдо, сдерживая себя из последних сил. – Они не знают, что говорят. Ангелика не такая. Она совсем не такая. Она любит меня, а я люблю ее, и совсем скоро мы поженимся.

Совсем некстати память подбросила "подарки" в виде воспоминаний о Винченцо, который спит и видит в своей кровати Ангелику, а еще этот чертов Теодоро, врач из Флоренции, который летел с Ангеликой в Милан.

– Что вам всем надо от Ангелики! – хотелось заорать Леопольдо.

– Она моя! МОЯ! Она не такая как другие! И скоро мы поженимся!

– Что вы пристали к Леопольдо? – вступился за сына Умберто Витале. – Оставьте моего мальчика в покое. Прости меня, Паола, но его сердце лучше тебя знает, с кем оно хочет провести остаток жизни.

– Что ты такое говоришь, Умберто? Помолчи лучше. Не вмешивайся не в свое дело. Я не хочу, чтобы у нашего мальчика жена была карьеристкой, даже еще хуже – карьеристкой-полентонэ.

– Мы скоро поженимся, – пробормотал Леопольдо, сосредоточившись на собственных мыслях. – Мы скоро поженимся.

– Что ты там бормочешь, Леопольдо? – Паола Витале взглянула на сына. – Если что-то говоришь, то говори громче, чтобы тебя могли услышать все.

– Мы скоро поженимся, – Леопольдо повысил голос. – Слышишь, мама?? Мы скоро поженимся.

– На ком это ты решил жениться, Леопольдо? – Паола выглядела удивленной.

– Мы скоро с Ангеликой поженимся, – Леопольдо посмотрел на мать.

– Что за глупости ты такие говоришь, Леопольдо? Ты что, никак не можешь понять, что твоя полентонэ оставила тебя?

– Да перестань же ты называть Ангелику полентонэ! – вскипел Леопольдо, едва не ударив ладонью по столу. – Сколько раз тебя можно просить?! Это ты никак не можешь понять, что мы давно все с Ангеликой спланировали! Она уехала в Милан, а скоро и я к ней присоединюсь. И хочешь ты этого или нет, но мы поженимся. По-же-ни-мся, – Леопольдо сверкнул на мать глазами, затем будто опомнился, опустил взгляд и уставился в столешницу.

Тишина воцарилась в квартире. Паола Витале сидела с открытым ртом. Пораженный взгляд был устремлен на сына. Ресницы хлопали с только им понятной частотой, то быстро-быстро, то медленно-медленно, словно у них заканчивался заряд. Синьора Риччи что-то выискивала глазами в своей тарелке. Синьор Риччи исподлобья поглядывал на жену. Агата и Софи переглядывались, время от времени посматривая на родителей. И только Умберто Витале улыбался, правда, прятал улыбку, опустив голову и рассматривая скатерть на столе.

– Как ты сказал, Леопольдо? – Паола Витале очнулась, посмотрела по сторонам, перевела взгляд на сына. – Ты хочешь уехать на Север к своей пол… фиданцате? – казалось женщину не так обеспокоила вспышка ее сына, как его желание уехать из Ареццо. – Ты хочешь оставить нас с отцом, Леопольдо? А ты подумал, как мы будем жить без тебя? А работа… Ты что, надумал уволиться, Леопольдо? – в глазах Паолы Витале зажегся огонек недоверия, быстро сменившийся ужасом. – Этот ты так шутишь, да, Леопольдо? Скажи, что ты пошутил, – слезы набежали на глаза Паолы Витале.

Леопольдо почувствовал, как дрогнуло сердце, а на лбу выступила испарина.

– Это правда, мама?. Через неделю я еду в Милан к Ангелике… Прошу прощения, – Леопольдо поднялся из-за притихшего стола, – мне надо позвонить Ангелике, пока она не легла спать.

Леопольдо вошел в спальню, включил свет и закрыл за собой дверь на защелку. Тело его трусило, ладони вспотели. Он не хотел этого, не хотел видеть слезы на глазах матери, не хотел кричать на нее. Так получилось.

Леопольдо прижался спиной к двери. Странное чувство овладело им. С одной стороны он чувствовал вину, с другой – целый океан удовлетворения растекался в груди. Самое трудное осталось позади. Он не хотел сообщать матери об отъезде до самого отъезда, так как знал, какой будет реакция матери на его решение. Но теперь она знает, осознание этого будто сняло тяжелую каменную плиту с плеч Леопольдо, придало ему сил и уверенности в будущем.

– Все будет хорошо, – прошептал Леопольдо и улыбнулся, вспомнив об Ангелике. – Я соскучился, моя невероятная, и хочу тебя слышать.

Леопольдо достал из кармана штанов мобильник, приблизился к кровати, лег и набрал номер Ангелики.

Леопольдо только закончил разговаривать с Ангеликой, положил мобильник на тумбочку и устремил взгляд за окно, туда, где ночь черной краской выкрасила мир, но сделала это как-то по-по-дилетантскиоставив множество белых точек на спящем небосводе. Тишина заглядывала в окно, каким-то неведомым образом проникала в комнату и дальше. Леопольдо слышал, как ушло семейство Риччи, не забыв пожелать всего хорошего семейству Витале. И сейчас в квартире было так же тихо, как и на улице.

– И родители ушли, – подумал Леопольдо, вслушиваясь в тишину. – Хотя нет, они не могли уйти не попрощавшись. Отец уж точно.

Укол совести заставил его снова пожалеть о том, как он обошелся с матерью. В очередной раз Леопольдо укорил себя за несдержанность и в очередной раз пообещал себе на будущее быть более сдержанным. Должно быть, так на него подействовал долгий разговор с Ангеликой, его волшебной любовью. В эти минуты Леопольдо ощущал, как в груди ширится и ширится безграничное спокойствие, словно мир исчерпал себя на всевозможные злоключения и напасти, и единственное, что осталось – это море благодати, добра и надежды. Даже то, что уже вторая ночь пройдет в этой комнате без Ангелики, не могло поколебать те светлые чувства, что теплились внутри Леопольдо. Да и к чему печаль. Через неделю он увидит Ангелику, а там будет много, очень много ночей, проведенных в объятиях друг друга.

В дверь постучали. Леопольдо отвернулся от окна и посмотрел на дверь, затем поднялся на ноги, прошел к двери и открыл ее.

– Не помешал? – Умберто Витале взглянул на сына и улыбнулся.

– Нет, папа?, проходи, – Леопольдо отступил в сторону, освобождая проход.

Умберто Витале прошел в комнату и опустился на один из стульев, подпиравших комод по бокам. Леопольдо прикрыл за отцом дверь и вернулся на кровать.

– Хотел поговорить с тобой, – Умберто Витале оперся спиной о спинку стула. – Ты уже окончательно решил перебраться на Север?