– Значит, вы думаете, что под Пылью они там подразумевали элементарные частицы? – спросил Малкольм.
– Надо полагать. Но это не моя область, так что наверняка я не знаю.
Некоторое время мальчик молча смотрел в огонь, а потом заговорил снова:
– Если желудь для вас оставлял мистер Лакхерст, то…
– Да, понимаю. Ты хочешь спросить, каким образом я теперь буду связываться с… с другими людьми? Есть еще один способ. Придется им воспользоваться.
– А что это за другие люди?
– Этого я тебе сказать не могу. Просто потому, что и сама не знаю.
– Но как же тогда все это началось?
– Кое-кто попросил меня о помощи.
Мальчик медленно пил шоколатл и, казалось, тщательно что-то обдумывал.
– А эта «другая сторона», о которой они пишут? – наконец спросил он с опаской. – Это ведь Суд Консистории, да?
– Хм-м-м… Ты сам видел достаточно, чтобы понять, – и наверняка понял, насколько они опасны. Дай честное слово, что больше не сделаешь ничего такого, что может указать на твою связь со мной или с тем деревом у канала. Обещай, что не станешь делать больше ничего опасного.
– Обещаю, что постараюсь, – ответил Малкольм. – Но если все это – такой большой секрет, то как я пойму, опасно ли то, что я делаю, или нет?
– Что ж, с этим не поспоришь. Но можешь хотя бы пообещать никому не рассказывать о том, что ты и так уже знаешь?
– Да, это я обещаю.
– Спасибо, это уже очень много. – Но та самая мысль стучалась ей в голову слишком настойчиво. – Послушай, Малкольм, – сказала она. – Когда те двое из ДСК пришли в «Форель» и арестовали мистера…
– Мистера Боутрайта. Но они его не арестовали. Он сбежал.
– Ну да, да. Скажи, они о чем-нибудь таком тебя не спрашивали?
– Нет. Спросили только о человеке, который ужинал в «Форели» за неделю до того. Вместе с бывшим лордом-канцлером.
– Да, я помню, ты говорил. Но ты уверен, что к вам приезжал сам бывший лорд-канцлер Англии? Лорд Наджент? Может, это был обычный человек, а друзья называли его лордом-канцлером просто в шутку?
– Да нет же! Настоящий лорд Наджент. Папа мне потом показал его фотограмму в газете.
– А ты не знаешь, почему эти люди из ДСК о нем расспрашивали? Это как-то связано с ребенком?
Малкольм вздрогнул от неожиданности. По совету сестры Фенеллы он все время был начеку, чтобы не сболтнуть что-нибудь о Лире; но, с другой стороны, когда старушка-монахиня поняла, что о девочке все равно уже знают слишком многие, она сама сказала, что, может, не так уж это и страшно.
– Э-э-э… а вы-то откуда знаете про ребенка? – выпалил он.
– А разве это секрет? По правде говоря, я просто случайно услышала о нем, пока сидела в «Форели». Кто-то говорил, что монахини… не помню точно, но, в общем, как-то это касалось ребенка.
– Ну, – пожал плечами Малкольм, – раз уж вы и так о ней слышали…
И он рассказал все по порядку, начав с того, как трое джентльменов смотрели на монастырь за рекой из окошка в Зале-на-Террасе, и закончив тем, как сестра Фенелла показала ему малышку Лиру и ее крошечного свирепого деймона.
– Да, это и вправду интересно, – согласилась Ханна.
– А вы знаете про закон об убежище? – спросил Малкольм. – Сестра Фенелла рассказала мне об убежищах, и я подумал, не потому ли они решили отправить девочку в монастырь? А еще она сказала, что некоторые колледжи тоже могли давать убежище.
– По-моему, в Средние века убежище можно было найти в любом колледже. Но сейчас беглецов укрывает только один.
– И какой же?
– Иордан. И, кстати, недавно они кое-кого приютили. В наши дни такое случается в основном по политическим причинам. Если какой-нибудь ученый разозлит правительство, он может укрыться в университете. Для этого есть специальная фраза на латыни, которую он должен сказать Магистру – главе колледжа. Как бы заявить о своем праве на убежище.
– А который из колледжей – Иордан?
– На Терл-стрит, с таким высоченным шпилем.
– А, знаю… Как по-вашему, эти люди могли попросить об убежище? Ну, в смысле, для ребенка?
– Не знаю. Честно, понятия не имею. Но мне пришла в голову одна мысль. И я сейчас буду сама себе противоречить, потому что все-таки не хочу терять с тобой связи, Малкольм. Ты ведь любишь читать, да?
– Да! – с жаром подтвердил мальчик.
– Вот и отлично. Давай сделаем так: я забыла свою книгу, ты мне ее принес – и это чистая правда. Ты увидел, сколько у меня книг, мы поговорили о книгах, о чтении и так далее, и я предложила тебе брать у меня книги почитать. Как в библиотеке. Можешь брать по одной-две книги, приносить их обратно, когда дочитаешь, и выбирать новые. Так у тебя будет отличный повод сюда наведываться. Ну как, сыграем в такую игру?
– Да, – без малейших колебаний согласился Малкольм. Белка у него на плече, в которую успел превратиться его деймон, сцепила передние лапки и смотрела на Ханну с надеждой. – И все, что я увижу или услышу…
– Совершенно верно. Специально разузнавать ничего не надо – я не хочу, чтобы ты угодил в беду. Но если ты случайно услышишь что-нибудь интересное, можешь прийти и рассказать мне. И да, о книгах мы тоже будем говорить. Что скажешь?
– Потрясающе! Просто замечательно!
– Вот и славно. Очень хорошо! Тогда можем начать прямо сейчас. Смотри, вот тут стоят детективные романы – тебе такое нравится?
– Мне все нравится.
– А здесь – книги по истории. Некоторые из них, наверное, скучноваты… не знаю… но, так или иначе, кроме них еще хватает всякого разного. Выбирай! Может, возьмешь один роман и еще что-нибудь посерьезнее?
Малкольм вскочил и бросился к полкам. Ханна осталась сидеть и только молча наблюдала за ним, не желая ничего навязывать. Когда она была маленькой и жила в деревне, одна пожилая дама по соседству точно так же одалживала книги ей, и Ханна помнила, какое это счастье – возможность выбирать самостоятельно и взять с полки любую книгу, какая только приглянется. В Оксфорде было две-три платных библиотеки, но со свободным доступом – ни одной; не удивительно, что Малкольм изголодался по книгам!
Ханне было приятно смотреть, с каким удовольствием и страстью мальчик роется на полках, вынимая то одну книгу, то другую, раскрывая, проглядывая первую страницу и возвращая книгу на место, чтобы тут же приняться за следующую. В этом любознательном мальчике доктор Релф узнавала саму себя.
Но, в то же время, ее терзало ужасное чувство вины. Она ведь беззастенчиво пользуется им, подвергает его опасности. Делает из него шпиона. Пусть даже мальчик храбр и умен – это ничего не меняет: он еще так мал, что даже забыл вытереть рот после шоколатла – на верхней губе осталось пятно. Он еще не настолько самостоятелен, чтобы понимать, во что ввязался, – хотя, подозревала Ханна, если бы ему предложили стать шпионом, он бы с радостью согласился. И все же она его вынудила – ну, или соблазнила, неважно. Она была сильнее и взрослее – и злоупотребила своей властью.
Малкольм между тем выбрал две книги и сунул их в ранец, чтобы не промокли. Условившись с Ханной о следующей встрече, он попрощался и вышел в сырую вечернюю мглу.
Ханна задернула занавески, села и обхватила руками голову.
– Нет смысла прятаться, – заметил Джеспер. – Я все равно тебя вижу.