– Как только отыщете хоть какие-либо сведения о Дэвиде Унгере, немедленно дайте мне знать. Вызов направьте на гарнитуру.
– Слушаю, сэр, – отчеканила девушка и дала отбой.
Паттерсон вышел из зала в тишину коридора. Эвелин поспешила за ним.
– Куда мы? – спросила она на ходу.
– В терапевтический корпус. Хочу побеседовать со стариком. Расспросить его кой о чем.
– Так этим Ганнет уже… который час занимается, – удивилась Эвелин, с трудом переводя дух. – Вам-то от него что…
Спустившись на первый этаж и выйдя наружу, оба едва не ослепли в ярких лучах предвечернего солнца.
– Я хочу расспросить его не о будущем – о настоящем. О том, что происходит сегодня. Сейчас.
Эвелин придержала его за плечо.
– В чем дело? Может, и мне объясните?
– Догадку одну нужно проверить, – ответил Паттерсон, в раздражении высвободившись и двинувшись дальше. – Идемте. Времени у нас в обрез.
В терапевтическом корпусе кипела работа. Техники с офицерами, столпившиеся вокруг громадного стола с картой, оживленно беседовали, вглядываясь в расстановку фишек и изогнутые линии стрелок.
– Где Унгер? – окликнул их Паттерсон.
– Ушел, – объяснил один из офицеров. – Ганнет решил прерваться до завтра.
– Ушел?! – Паттерсон яростно выругался. – Куда? Что с ним?
– Ганнет с Уэстом повели его в главное здание. Он совсем из сил выбился, и как раз в тот момент, когда мы вплотную подобрались к цели. Ганнета чуть удар не хватил, но ничего не поделаешь: придется нам подождать.
Паттерсон схватил Эвелин Каттер за руку, привлек к себе.
– Общую тревогу, срочно. Оцепить здание. Живее, живее!
Эвелин в растерянности разинула рот.
– Но…
Однако тот, не слушая возражений, выбежал из терапевтического корпуса и бросился к главному зданию. Впереди черепашьим шагом двигались лейтенант Уэст с Ганнетом, поддерживавшие под локти обессилевшего, едва волочащего ноги старика.
– Берегись! – закричал Паттерсон им вслед.
Ганнет встревоженно оглянулся.
– В чем дело?
– Назад! Тащите его назад!
С этими словами Паттерсон бросился к старику во всю прыть… но поздно.
Сгусток энергии, мелькнувший над его головой, угодил в цель, брызнул во все стороны ослепительно-белым пламенем. Сгорбленная фигура старика пошатнулась, обуглилась, алюминиевая трость, вмиг расплавившись, растеклась по земле блестящей бесформенной лужицей. Останки Унгера задымились, растрескались, съежились и долю секунды спустя плавно посыпались наземь, закружились в воздухе невесомыми, обезвоженными хлопьями пепла, а кольцо белого пламени постепенно угасло.
Ганнет машинально поддел почерневшие хлопья носком ботинка. На прямоугольном, холеном лице политика застыла гримаса крайнего изумления.
– Мертв. А мы от него так ничего и не добились…
Лейтенант Уэст, уставившись на пепел точно завороженный, долгое время беззвучно шевелил губами, прежде чем сумел обрести дар речи.
– И уже не добьемся, а значит, ничего не изменим. Победы нам не видать…
Внезапно сорвав с кителя знаки различия, молодой офицер в ярости отшвырнул их прочь.
– Да будь я проклят, если отдам жизнь за то, чтобы вы подгребли под себя всю систему! Нет уж, в этот капкан я не полезу. На меня можете не рассчитывать.
В здании клиники громко, пронзительно завыли сирены тревоги. Солдаты вперемешку с охраной, гурьбой высыпав наружу, в беспорядке бросились к Ганнету, но Паттерсон не удостоил их даже взгляда. Он, отвернувшись от остальных, не сводил глаз с окна прямо над собственной головой.
Некто, высунувшийся в окно, ловко, деловито срезал с наружной закраины подоконника какой-то предмет, ярко сверкавший в лучах заходящего солнца. В-Стивенса Паттерсон в этом «некто» узнал сразу. Покончив с работой, венерианин спрятал непонятный предмет из металла и пластика в карман и скрылся в глубине коридора.
К Паттерсону, тяжко дыша, подбежала Эвелин.
– Что…
Увидев останки Унгера, она осеклась, вскрикнула.
– О Господи! Кто это сделал? Кто?!
– В-Стивенс, кто же еще.
– Должно быть, Ле Марр его выпустил! А что я вам говорила?! – Всхлипнув, Эвелин истерически повысила голос, в уголках ее глаз заблестели слезы. – Что я вам говорила?! Я ведь предупреждала!..
– Что же нам теперь делать? Унгер убит, – в детской растерянности воззвал Ганнет к Паттерсону, однако внезапно охватившая его ярость пересилила, смела страх без остатка. – Да я!.. Я всех гуселапых на планете изведу под корень! Дома их сожгу, а самих развешу на фонарях! Я…
Поперхнувшись, он оборвал фразу на полуслове.
– Однако ведь уже поздно, не так ли? Уже ничего не поделаешь. Мы проиграли. Разбиты наголову, хотя война еще даже не начата?
– Действительно, – подтвердил Паттерсон. – Поздно, Ганнет. Ваш шанс упущен.
– Ах, если бы нам удалось его разговорить! – в бессильной злобе прорычал Ганнет.
– Не удалось бы. Невозможного не совершить никому.
Ганнет озадаченно заморгал.
– Невозможного? Почему же? Отчего вы так полагаете? – сощурился он: очевидно врожденная звериная хитрость дельца от политики взяла свое.
Дужка гарнитуры на шее Паттерсона разразилась громким жужжанием.