Вспомнить всё

Тяжко вздохнув, он повернулся к генералу Томпкинсу, главе Объединенного комитета начальников штабов, сидевшему рядом за изучением донесений о маневрах тактических оборонных сил, защищавших Землю.

– Как там? Теперь с размещением кораблей порядок? – спросил он Томпкинса.

– Так точно, господин президент, – подтвердил Томпкинс.

Макс, вздрогнув, насторожился, однако не почувствовал в генеральском тоне ни малейшей иронии – только почтительность, уважение.

– О'кей, – пробормотал он. – Рад слышать. А прорехи в ракетном заслоне все устранили? Не проморгаете больше вражеских кораблей, как проморгали тот, расстрелявший «Уницефалон»? По-моему, одного раза – и то многовато!

– Мы в состоянии полной боеготовности, – заверил его генерал Томпкинс. – На военных, как говорится, рельсах с шести часов по местному времени.

– А что с кораблями… стратегического назначения?

Как ему объяснили, эвфемизм этот означал наступательные, ударные силы.

– Можем ударить в любой момент, – отвечал генерал Томпкинс, оглядев длинный стол и дождавшись согласных кивков сослуживцев. – Все семьдесят неприятельских кораблей, вторгшихся в пределы системы, у нас на прицеле.

– Мм… питьевой соды ни у кого не найдется? – с жалобным стоном осведомился Макс, изрядно пришибленный сложившимся положением.

«Сколько работы-то… маеты-то сколько, черт побери, – подумал он. – Сколько волнений… ну, что бы этим стервецам попросту не убраться из нашей системы, а? Неужто нам вправду придется ввязываться в войну? Еще неизвестно, чем их родная система ответит на удар: поди их пойми, эти неземные формы жизни! Кто знает, что у них на уме?»

– Меня смущает одно, – со вздохом признался он. – Их ответные действия.

– Переговоры с ними, по-видимому, невозможны, – заметил генерал Томпкинс, – а значит, выбор у нас небогат.

– Тогда валяйте. Валяйте, задайте им, – решил Макс, оглядываясь в поисках питьевой соды.

– На мой взгляд, ход разумный, – подтвердил генерал Томпкинс.

Гражданские советники, сидевшие напротив, согласно склонили головы.

– Да, вот еще крайне странные новости, – спохватился один из них, передав Максу бланк телеграфной депеши. – Из Федерального суда штата Калифорния сообщают: Джеймс Брискин только что подал против вас иск с требованием немедленного исполнения, утверждая, что по закону вы не имеете права занимать пост президента, поскольку не избраны таковым.

– То есть поскольку за меня не голосовали? – ахнул Макс. – Только поэтому?

– Да, сэр. Брискин обратился к Федеральному суду с просьбой принять решение по данному делу и в то же время объявил о намерении баллотироваться в президенты сам.

– ЧТО?!

– Брискин требует, чтоб вы не просто вышли на выборы, но состязались в предвыборной гонке с ним лично. Очевидно, при его-то популярности рассчитывая…

– Тьфу, пропасть! – в отчаянии воскликнул Макс. – Нет, как вам это нравится, а?

Никто не ответил ни слова.

– Ладно. Как бы там ни было, у нас все решено, – проворчал Макс, осененный новой идеей. – Вы, военные, займитесь всерьез кораблями пришельцев, а мы тем временем… а мы тем временем нажмем на рекламодателей Брискина, на это самое пиво «Рейнлэндер» и «Калбест электроникс», экономическими средствами. Пусть-ка они его и приструнят.

Собравшиеся за длинным столом закивали. Шорох укладываемых в портфели бумаг возвестил о временном завершении совещания.

«Этот клоун рассчитывает на несправедливое преимущество, – мысленно успокоил себя Макс. – Как мне с ним соперничать, если борьба неравна? Если он – Джим-Джем, личность известная каждому, телезвезда, а я – нет? Нет уж, дудки, так дело не пойдет. Пусть выдвигается, пусть, только ничего хорошего ему это не принесет. Не побьет он меня. Не доживет до победы».

За неделю до выборов «Телскан», межпланетный институт, изучавший состояние общественного мнения, опубликовал результаты последних из проведенных опросов. Прочитав сводки, Максимилиан Фишер помрачнел, как никогда в жизни.

– На, полюбуйся, – буркнул он, перебросив сводку кузену, Леону Лайту, адвокату, недавно назначенному им на должность генерального прокурора.

Ясное дело, его показатели стремились к нулю. Выборы Брискин выиграет легко и непринужденно.

– Ну и ну, – удивился Лайт.

Разжиревший, не уступавший корпулентностью Максу, многие годы удерживавший за собой одну из резервистских должностей, он давным-давно отвык от каких-либо физических упражнений, и новая работа оказалась для него тяжела, однако из родственной преданности Лайт от нее не отказывался.

– Это все потому, что у него телевизионных каналов куча? – уточнил он и надолго присосался к банке с пивом.

– Нет, потому что у него пуп светится в темноте! – съязвил Макс. – Разумеется, все дело в телеканалах, недоумок: они ж день и ночь пашут, трезвонят – образ ему создают! – пояснил он и, помрачнев, ненадолго задумался. – Клоун… нет, может, рыжий парик для телеведущего и хорош, но для президента не годится, это уж точно.

Окончательно приунывший, он замкнулся в себе, умолк… однако самое худшее поджидало его впереди.

Тем же вечером, ровно в девять, на всех каналах Джим-Джема Брискина стартовал семидесятидвухчасовой телемарафон, крупномасштабный завершающий штрих, возносящий его к пику популярности, к верной победе.

Передачу Макс Фишер смотрел из президентской спальни Белого дома, сидя в кровати, в самом пасмурном расположении духа, невзирая на полный поднос всевозможных вкусностей под рукой.

«Ох, этот Брискин!» – уже в миллионный, наверное, раз с яростью думал он.

– Вот, – кивнув в сторону телевизора, буркнул он кузену, генеральному прокурору, устроившемуся напротив в покойном кожаном кресле, – полюбуйся, что вытворяет… умник!

– Безобразие, – промямлил Леон Лайт, жуя чизбургер.

– А вещает, знаешь, откуда? Из дальнего космоса, из-за орбиты Плутона. С самой далекой станции… куда твоим субчикам из ФБР не добраться даже за миллион лет!

– Доберутся, – заверил его Леон. – Я им велел взять его непременно: мой, говорю, кузен, президент, лично распорядился…

– Однако возьмут его еще не скоро, – заметил Макс. – Нерасторопен ты, Леон, дьявольски, проворства тебе не хватает! Слушай, чего скажу по секрету. Я отправил туда корабль, линкор «Дуайт Д. Эйзенхауэр». Экипаж готов сбросить на них яичко. Устроить им большой «бум», как только я дам команду…

– И правильно!

– А у меня, понимаешь, язык ее отдать не поворачивается, – закончил Макс.

Телемарафон на глазах набирал обороты. Едва отзвучали важнейшие новости, лучи прожекторов выхватили из полумрака красавицу Пегги Джонс в блестящем, обнажающем плечи платье, ленивой походкой, сверкая глянцем волос, вышедшую на сцену.

«Ну вот, – невольно сев, оживившись, подумал Макс, – на очереди высококлассный стриптиз в исполнении высококлассной девицы». Возможно, не настоящий стриптиз… однако оппозиция, Брискин с командой, определенно обратила себе на пользу и секс. Даже кузен Макса, генеральный прокурор, сидевший напротив, прекратил жевать чизбургер: смолкшее чавканье возобновилось не меньше чем через пару секунд.

Тем временем Пегги с экрана запела:

Джим-Джем, Джем-Джим
Всеми любим,
Всюду о нем говорят!
Рыжий парик,
Острый язык,
Джим Брискин – наш кандида-ат!